Центурион Траяна - Александр Старшинов

– Спросить, где они, у того, кто их спрятал. Иди за мной.

* * *

В покоях Сабины, как всегда, царил беспорядок. И она, как всегда, занималась тряпками. Она просто становилась безумной от этих переливов оранжевого и пурпурного шелка, как какой-нибудь фанатик в восточном храме, одурманенный воскурениями.

– В чем дело? – холодно спросила Сабина, отстраняясь и не позволив Адриану себя поцеловать.

Да он и не стремился. С утра ее лицо было натерто дорогими милосскими белилами, а поверх на щеки нанесены румяна. Так что женушка напоминала раскрашенную статую из местного храма. К вечеру часть краски обсыплется, и тогда Сабина станет чуть более похожей на живую женщину. Правда, не менее сварливую, чем утром.

– Где детали из сундука Филона? – спросил он напрямик.

Сам грек притащился следом за Адрианом, но в спальню Сабины не вошел, топтался на пороге.

– О чем ты? – Она приложила ткань к груди. – Вчера мне нравился этот цвет… А сегодня… – Она выпятила губу. – Ужасно… – Она бросила на пол ткань и принялась рыться в шкатулке. Две служанки стояли не шелохнувшись, любой центурион позавидовал бы их выучке. – А вот это… я обожаю… – Золотой браслет был так густо усыпан жемчугом и самоцветами, что золота почти не было видно.

– Где детали машин? – повторил свой вопрос Адриан.

– Не знаю я ни про какие машины! – не оборачиваясь, проговорила Сабина.

– Знаешь. Ты велела их спрятать.

– Нет! – Она тряхнула головой. Вычурная прическа качнулась, выбился локон – ну все, служанке придется попотеть, исправляя досадную порчу. – Ничего не знаю.

В ее капризном «нет» открыто звучал вызов, «нет» – в том смысле, что ничего не получишь, дорогой супруг.

– Отдай.

– Нет. – Капризность избалованного ребенка и обиженной женщины слились в одном слове.

– Что хочешь взамен? – Он готов был на торг, но только до определенного предела.

Пока они спорят и ссорятся, Зенон и рабы рыщут повсюду: железо – не золотая безделка, в шкатулке не спрячешь.

Он подхватил ткань с полу, потом прибавил столу, разложенную на кровати, вырвал паллу из рук служанки, стал засовывать ткани и украшения, что попадались под руку, в сундук.

– Что с тобой, Публий? – Кажется, Сабина растерялась.

– Верну, когда вернешь железо. Обмен. Я тебе твой сундук – ты мне мой.

Она вцепилась в ткань. Яростно – любой легионер бы мог позавидовать ее страсти и силе. Она не была слабой – но только никто – ни мужчина, ни женщина, не мог тягаться силой с Адрианом. Разве что сам Траян. Адриан дернул, порвал шелк.

Запихал разорванную ткань в сундук и захлопнул крышку.

– Ну? Меняемся?

Она поджала губы.

– Поющий дрозд и театр с акробатами.

Адриан обернулся и глянул на Филона. Тот спешно закивал.

– Только дрозд, – сказал Адриан.

– Дрозд завтра, театр к концу месяца.

Филон закивал еще яростнее.

– Дрозд завтра, – подтвердил Адриан. – Театр – к лету, не раньше.

– Хорошо, я покажу, где твои железяки, – уступила Сабина.

Повинуясь знаку, служанка подала ей плащ из толстой шерсти. Адриан не торопился возвращать сундук, так и держал в руках.

– Зосим! – крикнул он, отлично зная, что вольноотпущенник где-то здесь, в полутьме неосвещенной кладовой. Тот не заставил себя ждать.

– Стереги сундук!

Адриан и Сабина вышли во двор, пересекли улицу. Филон старался держаться на расстоянии.

– Вон там! – Сабина указала на колодец. – Я велела бросить их туда.

– Не лжешь?

– Зачем? Это ты изоврался, как… – Она не нашла сравнения. – Как обезьяна… – брякнула первое, что пришло в голову.

И она удалилась с видом триумфатора – только колесницы, запряженной четверкой белых лошадей, не хватало.

– Как же их вытащить? – спросил в ужасе Филон, склоняясь над колодцем.

Внутри по краю каменной кладки намерзло полукружие льда молочного цвета. Вода в колодце наверняка ледяная.

– Отчерпывайте воду, – приказал Адриан. – Это же колодец, а не река. Он не может наполняться слишком быстро. Когда покажется дно, достанете детали.

– Отнесешь сундук в комнату Сабины, – приказал Адриан Зенону, что притащился к колодцу вместе с добычей. – Но лишь когда поднимем первую деталь.

* * *

Адриан никогда не любил эту женщину. Его брак был банальным расчетом, причем расчетом двойным. И Сабина, и Адриан находились в родстве с Траяном. Обоим император был двоюродным дядей, так что муж Сабины приобретал шанс добраться до императора. Своей женитьбой по расчету, устроенной с помощью Плотины, Адриан упрочил свое положение и перекрыл путь другим соискателям.

Теперь у него оставался лишь один соперник – Юлий Урс Сервиан, женатый на старшей сестре Адриана. Сервиан, старше Адриана на тридцать с лишним лет, был одновременно и родней императору, и его сподвижником – Траян всегда отличал этого неглупого и цепкого человека зачастую куда больше, нежели юного племянника. Сервиан к порученным делам относился ответственно, но в нем имелась какая-то подлая, гадостная черта, как бывает в драгоценном камне скрытая трещина. Не задумываясь, он готов был устроить подлянку любому – как тогда, когда Адриан вез Траяну сообщение о смерти Нервы.[100]

Адриан тогда чуть не погиб – а ведь речь шла всего лишь о том, кто первый сообщит новому принцепсу весть, что отныне Траян правит Римом.

Никто не может сказать заранее, как изувечит человека власть, тем более власть над такой Империей! Еще никогда, нигде и никто не управлял практически всем кругом земли с миллионами жизней. Вынужденный смотреть одновременно на запад и восток, следить за югом и оборонять север, властелин Рима должен был родиться титаном и вырасти богом, чтобы удержать в своей деснице римский мир. Одна мысль о подобной ответственности должна была сводить обычного человека с ума. Но Адриан знал совершенно точно – он сможет.

А для этого он готов был даже жениться на Сабине. Он вообще был готов для этой своей цели пожертвовать всем. Или почти всем: быть верным Сабине он не собирался. О его связях с красивыми аристократками по столице все время гуляли сплетни. Добиваясь брака с Сабиной, Андриан встречался в Риме с Элией, женой Луция Цезония Коммода, аристократа и скучного пустого человека, который, как и все прочие люди его сословия, старательно делал карьеру. Нет сомнений, Траян в положенное время сделает Коммода консулом, как жена сделала его посмешищем Рима.

Сейчас, вспомнив Элию, Адриан невольно улыбнулся. Она была красива, женственна и глуповата. Она все время что-то изображала, томно закатывала глазки, подкручивала якобы выпавший из прически локон и могла всадить иглу от фибулы в руку служанке за то, что та неосторожно дернула волосок, сооружая эту самую прическу. То есть Элия была сама банальность – набор всех мыслимых пороков блестящего Города, и при этом какая-то безумно дальняя родня самому Адриану – недаром родовое имя ее отца тоже было Элий – как у Адриана. Это сомнительное родство, возможность сходства в одной капле крови почему-то приводила Адриана в ярость – порой совершенно беспричинную. Это было обвинение, на которое невозможно было ответить, порок, который нельзя было скрыть.