Господарь - Владислав Сергеев

Говорят, перед смертельной битвой люди вспоминают прошлую жизнь, свои достижения и ошибки, каются в грехах, не могут уснуть. Человек, добровольно идущий на смерть, стремиться успокоить совесть покаянием, прощаются обиды нанесённые себе. А свои, зачастую, небольшие проступки, гиперболизируют, возводя в ранг огромного, вселенского зла. Возможно поэтому во многих армиях мира, были раньше, есть и в наши дни, полковые священники, капелланы. По традиции, перед боем, они исповедуют солдат, отпуская им грехи, вольныя и невольныя, души их умиротворяя. Важно, дабы воин твёрдо знал, умереть за други своя – почётно и нет в том греха.

И сейчас, «драконы» потянулись к архиепископу. Иона искренне радовался сему. Не токмо, как служитель божий, но как человек, ибо он сам черпал силу в помощи другим, в осознании своей необходимости. Помогая другим – он помогал и себе самому. Прося Господа, за других, он просил и за себя. Он просил у Бога и помощи, и прощения, того величайшего, непостижимого людским умом прощения, на которое способен только Всевышний, прощающий всех-всех, весь род человеческий.

Участники сей экспедиции, ежели и шли убивать, то как сие не парадоксально звучит, убивать во благо. Уничтожать зло, в наивысшем его проявлении, убивать тех, кто давно не жив, убивать НЕМЁРТВОЕ. Они пришли уничтожить NOSFERATU. Иногда бывает так, для спасения души надобно погубить тело. Сей случай, именно тот. Убивая клевретов Аттилы, уничтожая их грешные тела, они спасали их души, вырывая из упыринной кабалы.

К вечеру, опосля отъезда Драго и его людей, оставшись один, архиепископ услышал нерешительное покашливание у шатра. Священник немного удивился, казалось, всех желающих уже исповедал. Ан нет, видать ещё кому-то надо помочь обрести душевное спокойствие. В недоумении, старик откинул полог, заменявший дверь и, буквально, оторопел. Перед палаткой нерешительно переминался с ноги на ногу, китаец. Пряча глаза и нерешительно покашливая, Лу Минь напоминал Ионе, провинившегося монашка, представшего пред строгим взором игумена. Азиат сильно покраснел, лоб густо усыпал бисер пота. Мягко улыбнувшись, архиепископ пригласил чужеземца войти вовнутрь. В палатке китаец почувствовал себя немного уверенней. Иона вопросительно посмотрел на гостя. Собравшись с духом, Лу Минь заговорил.

«Архиепископ. Вы знаете, я не являюсь последователем вашей религии, я – буддист. Многие аспекты наших верований, не совпадают. У нас различные взгляды на действительность, мы по-разному воспринимаем потусторонний мир. Не совсем сходное отношение к душе, и её месте во Вселенной. Но, есть и общее. Сие полное неприятие зла, в любом его виде и форме. Нам с вами, довелось встретиться не просто со злом, но с его наивысшим проявлением».

Иона слушал не перебивая, боясь пошевелиться, чтоб не помешать говорившему. Всегда очень велеречивый, китаец сейчас заикался и жутко робел.

«Как вам известно, я буддийский монах монастыря северный Шао Линь. Но наши монахи не сильны в теологии. Зато, мы отличные воины, наверное, лучшие в подлунном мире бойцы. Мы прекрасно владеем телом и оружием, концентрируем волю и разум, не жалеем животов своих, ибо твёрдо верим, что вернёмся снова в сей мир. Пусть в других телах и обличьях, но вернёмся, и будем жить, и совершенствоваться дальше. Посему, бренному телу мы не придаём особого значения. Такова наша философия. Но, придя сюда, в Европу, узнав западный мир, я страшно удивился. Я удивился и восхитился тому, как ваши воины самоотверженно бросаются в бой, смерти не боясь, презирая её. Хотя, в вашей религии, нет понятия реинкарнации. Значит, они должны бояться смерти, ведь добиться просветления христианам возможно лишь в одной жизни. Второй, третьей попытки просто нет. А они всё равно презирают смерть. Тогда я решил, они герои и великие воины. Но, ведь, великих много не бывает! Героями становятся единицы, а не все! Значит, такое поведение у вас норма! Но, что даёт такую смелость людям, наполняет этой невероятной силой? Я надолго задумался, непрестанно медитировал, однако решение сего вопроса на меня не снисходило. До сего дня. Днём, я сидел в сторонке и наблюдал, как «драконы» приходили к вам исповедоваться. Я внимательно смотрел на их лица, следил за особенностями поведения. В шатёр они входили переполнение сомнениями и страхом. Неуверенность сквозила в каждом движении. А спустя всего лишь несколько минут выходили совсем другие люди. Выходили радостные и светящиеся изнутри, сияющие. Вы знаете, я искренне завидовал воям. Скажите, отче, может, ваш Бог утешит не только христиан? Может, он поможет одному буддисту? Как вы думаете, у меня есть шанс получить его помощь?»

«Дорогой Лу Минь! Для Христа нет разницы, кто приходит к нему, кто просит его помощи. Китаец или валах, разве сие важно, все мы дети его. Он и относиться к нам, как к чадам своим. Если живёшь праведно, пытаешься жить праведно, осознаёшь свои ошибки, стараешься впредь их не совершать, стремишься стать лучше, тогда ты возлюбленное чадо его…»

…О чём ещё долго говорили они, позволь, уважаемый читатель, мне умолчать. Не будем нарушать тайну исповеди. Возможно, тем вечером, в мире, одним православным христианином стало больше…

Когда Лу Минь вышел из палатки священнослужителя, лицо его светилось радостью, глаза сияли от счастья.

Лагерь спал, тишина стояла необычайная. Было слышно потрескивание поленьев в кострах, храп лошадей, да тихое пересвистывание караульных.

Утром отряд собрался быстро. Солнце только-только встало над горизонтом, когда всадники пересекли границу Венгерского королевства. Все три группы двигались вместе. Так было проще не засветиться и спокойно доехать до упырёвого замка. Удача сопутствовала им. Путешествие прошло без неожиданностей. К вечеру «драконы» достигли долгожданной цели.

Подмораживало. Закат выдался, как часто бывает в морозные, сухие дни, на диво красивым. Красный диск солнца, радовал глаз, но не грел тело. Казалось, дневное светило улыбалось, хотело приласкать. Издалека, в лучах заходящего солнца, Хусткий замок предстал во всей своей красе, красе дикой и зловещей. Благодаря закату, крепость окрасилась в красные и чёрные тона, тона смерти. Зрелище завораживало и пугало одновременно, будто сама матушка-природа предуреждала своих детишек.

«Дети, опасайтесь сего места! Сие – обитель зла! Здесь нет места для людей!»

Отряд разделился на штурмовые группы, кои отправились занимать боевые позиции.

Ночь перед боем. Кто-то сказал, ожидание смерти, хуже самой смерти. Наверное, он оказался прав, сей философ. Ожидая беду, ты тысячу раз мысленно её переживаешь. Разгорячённое, воображение рисует сотни сцен, одна другой страшнее и трагичнее. Сердце усиленно бьётся, дыхание учащается, кровь стремительнее бежит по жилам. Появляется страх, нет, даже не страх, появляется паника. Одних сие чувство, заставляет совершать необдуманные действия, куда-то бежать, что-то делать, речь убыстряется, теряя ритм и разборчивость. Другие, напротив, цепенеют. Пропадает способность мыслить вообще, липкий страх заползает в душу, заполняя собой всё, вытесняя другие чувства. Они превращаются в неподвижные статуи, панически боящиеся и не способные к сопротивлению. Каждая частичка, каждая молекула тела вопиёт: «Я хочу жить! Любой ценой!», – но при этом люди застывают в параличе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});