Жизнь в средневековом городе - Фрэнсис Гис

способен нанять прислугу для ухода за больной женой или ребенком».

Почти все хартии обещали своему суверену при необходимости снабдить его ополчением из рядов горожан, но с различными оговорками. Хартия Труа, например, на время ярмарок освобождала от службы купцов и менял. Ланская хартия, одна из старейших в Северо-Западной Евpone, устанавливала фиксированную квоту: сто двадцать сержантов-пехотинцев и три военные повозки. Арраская хартия была устроена сложнее: город обязался либо выставить тысячу пехотинцев, либо выплатить три тысячи ливров — сумму, достаточную для того, чтобы нанять на лето тысячу солдат. Многие города требовали и добивались географических и политических ограничений для военной службы своих граждан. Горожане коммуны Бре-сюр-Сомм были обязаны подготовить за свой счет войска только в случае большой войны или для похода за веру и даже в одном из указанных случаев имели право не выдвигаться дальше Реймса и Шалона, Турнэ и Парижа. Мужчины из Пуатье не могли быть принуждены пересекать Луару, а из Шамона и Пон-туаза — Сену или Уазу.

К середине XIII века в деле военной службы произошел новый поворот. С ростом недовольства среди простого люда многие города постарались ограничить привилегию владения оружием состоятельному населению. В Труа владеть арбалетом и пятьюдесятью стрелами могли только горожане, располагавшие vingt livres vaillant — «двадцатью доблестными ливрами».

Из двух основополагающих аспектов хартий — прав и свобод для граждан и самоуправления — первый был гораздо важнее. И конституционная история Труа живо иллюстрирует этот факт жизни Средневековья. Хотя свидетельства о наличии здесь городского самоуправления появились уже в конце XII — начале XIII века, Труа, по-видимому, получил хартию только в 1230 году, когда Тибо Трубадур, на фоне своих финансовых трудностей, вызванных войной с Гуго де Ла Маршем и Пьером Бретонским, письменно гарантировал древние гражданские привилегии, а также утвердил городской совет.

Члены совета в количестве тринадцати человек напрямую назначались Тибо, после чего избирали мэра. Откровенно говоря, функция совета заключалась в сборе денег. Члены коммуны Труа, освобожденные от всех повинностей зависимых граждан, обязались платить ежегодный фиксированный денежный сбор, рассчитывающийся на основании размера имущества. Налог оценивался по ставке шесть денье на каждый ливр стоимости движимого имущества и две денье на каждый ливр стоимости недвижимости. Работа мэра и совета заключалась в том, чтобы получить от каждого гражданина сведения о точной стоимости его имущества; эти сведения горожане сообщают под присягой. Однако самые богатые бюргеры, среди которых, несомненно, были сами члены совета, избавлены от «дачи показаний»: им дозволялось платить фиксированный налог размером двадцать ливров.

Налоговая система, подобная установленной хартией Труа, некоторое время была в обиходе, но уже к середине века введены два других типа налогов: подушный налог и налог с продаж. Все три типа отражают изменяющуюся финансовую ситуацию, в которой суверенные графы, герцоги и короли получили доступ к быстрорастущим ликвидным активам горожан. Мелкие сельские феодалы не имели такого источника доходов и потому уступали в финансовом отношении главам зарождающихся национальных государств.

Еще один источник дохода служил причиной ожесточенных споров между противоборствующими представителями власти. Имя ему правосудие. Ведь кто вершит правосудие, тот собирает всевозможные штрафы и неустойки, а потому короли, графы, бароны, епископы и горожане ревностно сражались за юридические полномочия. Одно из главных положений Magna Carta, или Великой хартии вольностей, защищает английских баронов от перехода их весьма прибыльных судов под протекторат короля. Хартия Труа 1230 года, подобно большинству аналогичных, сохраняла за графом «высшее правосудие», под юрисдикцию которого попадали убийства, насилие и грабеж. Графу также полагались две трети от штрафов за торговое мошенничество — не последнее дело в ярмарочном городе — и все разбирательства, касающиеся церквей, рыцарей, феодальных владений и евреев. За ежегодную плату он уступал прочие судебные дела городу.

В Шампани все отведенные графу разбирательства слушал его провост. Эту должность обычно занимал горожанин, работающий «на комиссионной основе», то есть присваивающий часть взимаемых им штрафов. Провост, как правило, не гнушался принимать подарки, хотя официально это не одобрялось. В качестве наказания за многие правонарушения он назначал смертную казнь или конфискацию имущества. Однако убийца с богатой родней имел больше шансов избежать виселицы, нежели бедняк. Впрочем, такое положение дел характерно не только для Средних веков.

Повешение было мучительной казнью: технологию, при которой смерть наступала в результате падения с высоты с петлей на шее, еще не изобрели[43], и смерть наступала от удушения. Пытки применялись нечасто. Если же провост считал необходимым добиться признания, он мог приказать вырвать зуб у осужденного, поджарить его над огнем или растянуть на дыбе. Однако немногие провосты были столь привержены делу справедливости, чтобы настаивать на признании. Большинству было достаточно выслушать доказательства и передать дело палачу. Изменники, колдуньи и еретики сжигались на костре, две последние категории осужденных — в сопровождении многочисленных молитв. Воры могли быть отпущены на свободу, отведав клеймения железом или лишившись руки, а начинающие преступники отделаться поркой. Бывало, что и бедняка, укравшего рубашку, могли освободить после короткого заключения, если он был болен, а причиненный им урон невелик. Ожидающие суда содержались в подвалах замка. А вот длительное тюремное заключение было чрезвычайно редкой мерой наказания.

Городской суд рассматривал дела о мелких кражах, мошенничестве и прочих малозначительных инцидентах. Здесь также проходили разбирательства в отношении коммерческих сделок и собственности. Мэр и четверо или пятеро членов совета выступали судьями, слушая доказательства и единогласно вынося свой вердикт. Несколько типичных разбирательств48, сведения о которых сохранились до наших дней, дают представление о проблемах городского суда в XIII веке.

Один горожанин обнаружил несколько принадлежавших ему серебряных винных кубков во владении другого человека, который утверждал, что купил их у торговца оловом, а тот в свою очередь доказывал, что купил их еще у одного горожанина. Представший перед судом четвертый мужчина клялся, что он «чист и невиновен», следуя традиционной оправдательной формуле, и призывал в свидетели честность и непорочность всей своей жизни. При этом он, однако, не сумел убедительно объяснить, как завладел кубками, которые было решено вернуть их полноправному владельцу. Пока судьи слушали других свидетелей, обвиняемый должен был оставаться в подземелье замка. Одна женщина, чей сын был повешен за убийство другого юноши в таверне, которого ударил по голове тяжелым графином, обвинялась родственниками убитого в подстрекательстве к совершенному преступлению. Они требовали денежного возмещения, но остались разочарованы. Мэр после внимательного изучения дела объявил о невиновности женщины. Один рыцарь, владеющий домом, арендатор которого не уплатил за него ни сантима в течение года, требовал разрешения забрать себе двери и ставни арендатора, готовый отдать часть