Хуторок в степи - Валентин Катаев

– Как вы говорите? "Правда"? Первый раз слышу, – ненатуральным голосом сказала дама и повернулась к старику: – Иван Антонович, разве наше агентство получает газету "Правда"?

– А в чем дело? – спросил старик, не отрываясь от накладных и в то же время с неудовольствием оглядев клиентов маленькими, очень острыми глазками.

– Имеется требование на триста экземпляров какой-то "Правды", – сказала дама.

– Не какой-то, – заметил Гаврик, – а ежедневной рабочей газеты, адрес конторы – Санкт-Петербург, Николаевская, тридцать семь. Может быть, нет?

– Не получена, – сказал равнодушно старик. – Приходите завтра-послезавтра.

– Виноват, – сказал пожилой рабочий, – не может быть такого случая. У нас есть телеграмма.

– Не получена-с.

– Как это – не получена! – вспыхнул пожилой рабочий и грозно нахмурил брови. – Черносотенное "Новое время" получено, кадетская "Речь" получена, а рабочая "Правда" не получена? Где же тогда ваша поганая свобода?

– А вот я вас за такие слова… Софья Ивановна, сбегайте-ка за жандармом!

– Что? – тихо сказал пожилой рабочий, еще сильнее сдвигая свои густые серые брови. – Может быть, вы еще солдат вызовете? Как на Лене?

– Да что вы с ним, Егор Алексеевич, время теряете! – крикнул парень в фуражке-капитанке, с мутно-синей татуировкой на перевитой жилами руке видимо, представитель пароходства Шавалда. – Душа с него вон! – и рванулся к старику, отпихнув по дороге даму со щучьим лицом, у которой шляпка съехала набок.

Петя зажмурился. Ему показалось, что сейчас произойдет что-то ужасное, но вместо этого он услышал плаксивый голос старика:

– Только без рук, только без рук…

А когда открыл глаза, то увидел Гаврика, который уже стоял за прилавком и с торжеством вытаскивал откуда-то снизу пачки газеты "Правда", напечатанной на дешевой желтоватой бумаге, с большими буквами названия, такими же прямыми и строгими, как то слово, в которое они складывались.

– Только имейте в виду, господа: в розницу мы не продаем! – кипятилась дама. – И на кредит не рассчитывайте. Или забирайте всю партию – тысячу экземпляров – сразу за живые деньги, или до свиданья, и завтра же ваша босяцкая "Правда" поедет обратно в Петербург возвратом, и пусть она скорее прогорит!

Газета была дешевая, общедоступная. В то время как другие газеты стоили пятак, "Правда" стоила две копейки. Но за тысячу экземпляров надо было сразу заплатить двадцать рублей – деньги по тому времени большие.

Шесть представителей вывернули карманы, и оказалось, что у всех у них вместе нашлось всего шестнадцать рублей семьдесят четыре копейки.

– Босяки, нищие, жлобы, а еще занимаются политикой! – одним духом выговорила дама и повернулась задом, положив вывернутую руку в кружевной митенке на стопку газет.

– Одну минуточку, – сказал представитель пароходства Шавалда.

Сбегал в зал первого класса, заложил в буфете свои серебряные часы и моментально вернулся, неся перед собой на ладони смятую пятерку.

Таким образом, через десять минут Гаврик и Петя, с пачками "Правды" на плече, уже шагали на Ближние Мельницы.

Хотя новая газета издавалась вполне легально, с разрешения начальства, но Петя чувствовал себя государственным преступником. И когда мальчики проходили мимо городовых, то Пете казалось, что городовые смотрят им вслед весьма подозрительно. Впрочем, отчасти так и было.

Трудно было не обратить внимания на двух молодых людей – гимназиста и мастерового, – которые возбужденно и очень быстро шагали по улице с какими-то свертками на плече, причем гимназист все время осторожно оглядывался, а мастеровой, отбивая шаг, громко, на всю улицу, свистел "Варшавянку".

Чем ближе к дому, тем быстрее шли мальчики. Они уже почти бежали. Иногда Гаврик подбрасывал на плече сверток и, подражая газетчикам, кричал:

– Новая ежедневная рабочая газета "Правда"! Интересные телеграммы! Подробности ленского расстрела! – Причем глаза его жарко блестели.

Уже совсем недалеко от Ближних Мельниц, на Сахалинчике, Гаврик вынул из свертка несколько номеров и, размахивая ими над головой, побежал изо всех сил, продолжая выкрикивать:

– Царский министр Макаров сказал в Государственной думе: "Так было, так будет!" Долой палача Макарова! Да здравствует рабочая "Правда"! Покупайте рабочую "Правду"! Цена номера всего две копейки!.. Так было, но так больше не будет!

Начинались фабрики и заводы, и здесь Гаврик уже не стеснялся. Здесь был тот мир, в котором Гаврик чувствовал себя свободно и независимо. Ворота с золотыми буквами на проволочных сетках. Кирпичные корпуса и трубы. Бетонная головастая башня маргаринового завода "Коковар" с колоссальным плакатом, изображавшим мордастого повара, протягивающего блюдо с дымящимся пудингом. Водопроводная станция, депо, элеваторы…

Кое-где, привлеченные криками Гаврика, из ворот выбегали рабочие в синих блузах и замасленных фартуках. Некоторые покупали газету и клали в руку Гаврика медяки, которые он, как заправский газетчик, торопливо совал в рот, за щеку.

В одном месте, заметив беспорядок, засвистел городовой, но Гаврик издали показал ему локоть, и мальчики проворно юркнули в переулок.

Теперь уже Петя почти не чувствовал страха, как бы вовлеченный в какую-то опасную, увлекательную игру.

Вдруг сзади раздался топот ног. Мальчики обернулись. Их догонял человек в развевающемся пиджаке. Он бежал на кривых ногах, делая виляющие движения, и кричал:

– Эй! Габелки! Псссс… Псссс…

Сначала Петя подумал, что это покупатель, и остановился, но в следующую минуту увидел, что ошибся. В руке у человека, бегущего прямо на него, была короткая резиновая палка, на лацкане пиджака – значок Союза русского народа, с трехцветными ленточками.

– Тикай! – крикнул Гаврик.

Но человек с резиновой палкой уже был рядом, и Петя почувствовал сильный удар, который, к счастью, пришелся не по голове, а по свертку газет на плече и только слегка задел ухо.

Клочья бумаги полетели во все стороны.

– Не тронь! – голосом, осипшим от ярости, даже не крикнул, а как-то зверски зарычал Гаврик и свободной рукой толкнул человека с резиновой палкой прямо в грудь с такой силой, что тот отлетел назад и чуть не упал. – Не тронь, морда! Погромщик, союзник! Убью!

Не спуская острых, ненавидящих глаз с "союзника", Гаврик скинул с плеча газеты и протянул их назад, Пете.

– Бери и тикай прямо в ремонтные, вызывай дружинников, – быстро сказал он, облизывая губы и вряд ли даже соображая, что Петя может и не знать, что это такое – дружинники.

Но Петя очень хорошо понял Гаврика. Прижимая к груди пачки газет, он что есть мочи побежал по переулку.

Теперь Гаврик и "союзник" стояли друг против друга посередине мостовой, и Гаврик, продолжая облизывать губы и тяжело дышать носом, медленно опустил в карман правую руку; а когда ее так же медленно вынул, на ней оказался стальной кастет с блестящими шипами.

– Убью! – повторил Гаврик, продолжая в упор рассматривать своего врага, как бы навсегда желая запомнить его опухшее, черномазое, словно покусанное пчелами, безглазое лицо, голову с косым пробором и волосами, зачесанными на низкий лоб, и уголовно-капризную улыбку жестокого болвана.

– Ну, паскудная морда! – сказал "союзник" и замахнулся резиновой палкой, но Гаврик успел увернуться и побежал следом за Петей.

Он слышал за собой стук сапог, и когда этот стук сделался особенно близким, Гаврик вдруг бросился ничком на землю, и "союзник" со всего маху перелетел через него и растянулся на мостовой. Гаврик сел на него верхом и, не помня себя, стал молотить кастетом по черной, как вакса, голове, бессмысленно приговаривая:

– Не трожь! Не трожь! Не трожь!

Тогда "союзник" полез в карман и со стоном вытащил маленький браунинг черной вороненой стали. Раздалось подряд несколько выстрелов, но Гаврик успел придавить ногой стреляющую руку, и пули защелкали по мостовой, высекая из булыжников искры.

– Городовой! Полиция! – рыдающим голосом закричал "союзник" и вдруг, вывернувшись, укусил Гаврика за ногу.

Гаврик застонал. Они стали кататься по земле, и неизвестно, чем бы это кончилось для Гаврика, который был в два раза меньше и слабее своего противника, если бы не подоспела помощь из ремонтных мастерских.

Пять дружинников, вооруженных обрезками водопроводных труб и дрючками, вырвали из рук "союзника" браунинг и резиновую палку, наскоро надавали ему по шее, а Гаврика почти на руках утащили во двор мастерских; и все это так быстро, что, когда на выстрелы явился городовой с поста, в переулке уже никого не было, кроме "союзника", который сидел на земле, прислонившись спиной к забору завода растительного масла и маргарина "Коковар", и выплевывал окровавленные зубы.

С этого дня – сначала в рабочих районах и на слободках, а потом и кое-где в центре города – стала продаваться новая ежедневная газета "Правда".