Смерть в подлиннике - Алексей Макеев

находилось и в чьих руках. Понимая, что огромная часть этого богатства вряд ли станет кому-то нужна, он все равно тащил вещи домой, отмывал, чинил, подбирал недостающие винтики и склеивал то, что еще можно было склеить.

Гуров посмотрел на часы. Он «отсутствовал» целых десять минут. Моргунов все еще смотрел в окно, но глаза его были сухими. О Гурове он словно забыл.

– Алексей Егорович, вы обещали мне чай, – вспомнил он.

Моргунов зашевелился.

– Вы отказались, – сказал он. – Но если хотите, то я сделаю для вас.

– А сами не будете?

– Наверное, нет.

– Можно с вами поговорить? – спросил Гуров. – Если вы не заняты, конечно.

– Можно, – вздохнул Моргунов. – Я все равно не смогу сегодня работать.

Гуров сел на стул, забросил ногу на ногу.

– Эта история с пожаром в доме Шеффера не дает мне покоя, – начал он. – Мне кажется, что там не все чисто.

– Зачем вам это? Давняя история, уже никому не интересная.

– Не выходит из головы. И автопортрет Рафаэля до сих пор не нашли.

– Его никто не ищет. Неизвестно, был ли это и в самом деле автопортрет великого Санти. Скорее всего, подделка либо что-то отдаленно ее напоминающее. Неудачная попытка скопировать его стиль, если можно так сказать. Я видел его очень близко. Не думаю, что оно имело какую-нибудь ценность. Полотно наверняка погибло в огне, – заключил он.

– Или его украли перед пожаром, – возразил Гуров.

Моргунов недовольно посмотрел на Гурова:

– Не придумывайте.

– Я просто предполагаю. Я же следователь, Алексей Егорович. Профессия наложила отпечаток и на характер, и на привычки. Оценивать и раскладывать пасьянсы я не умею, но если есть живые факты, то мимо мне пройти уже трудновато.

– Чего вы прицепились к этому Рафаэлю?! – не выдержал Моргунов. – Он небось сто раз уже в гробу перевернулся. Уходите. Я занят. Хватит на сегодня.

Его голова мелко дрожала. Гуров пошел на кухню, набрал в чашку воды из-под крана и вернулся в комнату. Моргунов все еще был зол, но чашку взял.

– Извините меня, Алексей Егорович. Я не хотел вас расстраивать, – примирительно произнес Гуров. – Пойду, пожалуй. Не провожайте, я помню, что дверь можно просто захлопнуть.

– Сядьте, – приказал Моргунов.

Гуров сел.

– Смерть Шеффера изменила жизни многих людей, – мрачно произнес переводчик. – И мою в том числе. И жизнь Алевтины. Их что-то связывало, но я не мог понять, что именно. Алевтина прибыла в ГДР раньше меня на несколько лет, Шеффер часто посещал посольство, и они наверняка успели поработать вместе. Но там была не только работа. Алевтина сопровождала его на званых ужинах, где не требовалось что-то переводить, – все присутствующие уверенно владели немецким. Сейчас все понимается иначе, чем тогда. Тогда я еще во что-то верил. В чистоту мыслей, например. Я дам вам совет, Лев Иванович. Не расслабляйтесь. Когда-нибудь вы скажете мне спасибо за эти слова. Если, конечно, вспомните, кто вам их сказал. Вас заинтересовала та давняя история? Ну что ж, мне кое-что известно. А выводы потом сделаете сами.

ГДР. Штраусберг.

13 октября 1987 года.

Алевтина медленно шла вдоль самодельных прилавков, изредка останавливаясь и наклоняясь, чтобы поближе рассмотреть то, что ее заинтересовало. Алексей бродил где-нибудь рядом и без особой цели, но далеко старался не отходить. На его плече болталась маленькая зеленая сумочка из натуральной кожи, которую Алевтина торжественно вручила ему, выйдя из такси.

– Там деньги, – предупредила она. – Будь осторожнее.

– Ладно.

– Я серьезно, Алеша. Здесь полно карманных воров.

Поэтому он шел, накрыв сумочку рукой. Она была настолько маленькой, что легко помещалась в его широкую ладонь.

– Алеша! Сюда! – услышал он ее голос.

Алексей подошел. Алевтина улыбнулась ему своей отлично поставленной светской улыбкой. Перед ней стояла старушка в дутой куртке цвета морской волны, держа в руках фотографию в дешевой застекленной рамке.

– Посмотри.

То, что он сначала принял за фото, на самом деле оказалось картиной небольшого размера. Когда-то это был чей-то портрет, но время потрепало не только холст, но и краски, которыми он был написан. Они распались на мелкие крупинки и собрались у нижнего края рамки, прижатые стеклом.

– Сколько вы за нее хотите?

– Сколько дадите, столько и возьму, – пообещала старушка.

– Нет, я так не могу, – растерялась Алевтина. – Может быть, ты, Алеша?

Услышав русскую речь, старуха нахмурилась. Алексей сразу понял, что сейчас она заломит непомерную цену.

– Я дам вам пятьдесят марок, – пообещал он и вынул из кармана портмоне. – Вот, держите.

Старушка сунула деньги в карман и пошла прочь, оставив в руках Алевтины рамку с портретом.

– Постойте! – окликнула ее Алевтина. – Это…

Ее не услышали. Или только сделали вид. Алевтина посмотрела вслед старухе и сунула рамку Алексею в руки.

– Сволочь, – прошептала она. – Все настроение испортила. Ведьма.

– Пойдем отсюда, – предложил Алексей. – Выпьем и поедем домой.

Они купили пиво с копчеными свиными колбасками и целый кулек воздушных булочек. По дороге домой она уснула в такси.

ГДР. Восточный Берлин.

15 октября 1987 года.

Это была четвертая сигарета, которую он выкурил за последний час. Кончик языка уже саднило от табака, но он вытягивал из пачки очередную сигарету и подносил к ее кончику зажигалку.

Алексей не был пьян. То количество спиртного, которое он успел принять, совершенно никак не ощущалось.

Он ждал почти час. На дворе стояла ночь, и на строгие и геометрически правильные улицы Ютербога опустилась тишина. Время близилось к полуночи, и, кроме Алексея, вокруг не было ни души. Его разобрал нервный смех: скажи ему кто-нибудь раньше, что в эту ночь он будет дежурить в немецкой глуши, поджидая человека, который с ним даже не знаком, то он бы рассмеялся гортанным немецким смехом.

Справа что-то вспыхнуло, и Алексей быстрым движением воткнул тлеющую сигарету в шершавую поверхность камня. Здесь их было предостаточно – он стоял в темноте, облокачиваясь об останки древней стены с современными кирпичными вкраплениями, а впереди виднелась уходящая вверх заасфальтированная дорога. Это был единственный путь к особняку, куда хотел попасть Алексей.

Звук мотора нарастал. Фары полыхнули белым заревом, и на подъездную дорожку вырулил черный, как сажа, Buick Regal GNX, который, если верить слухам, Шефферу подарил король какого-то африканского государства. Передняя часть этого автомобиля напоминала Алексею морду акулы, ненавидящей любого, кто смел перейти ей дорогу. Машина покатилась медленнее и скоро остановилась, подмигнув Алексею габаритными огнями. Он быстрым шагом пошел наверх, торопясь и волнуясь. С каждым шагом особняк казался все больше и больше и в конце концов превратился в громаду, нависающую над городом.

Хлопнула дверь машины, и Алексей сошел с дорожки в мокрую