Путешествие по русским литературным усадьбам - Владимир Иванович Новиков

боится, не жалеет.

Вот моя мысль… Во мне есть, и в сильной степени, христианское чувство; но и это есть, и это мне дорого очень. Это чувство правды и красоты, а то чувство личное, любви, спокойствия. Как это соединяется, не знаю и не могу истолковать; но сидят кошка с собакой в одном чулане — это положительно»[131].

В Соголеве Л. H. Толстой пробыл четыре дня: 15–18 января. Всё время было наполнено различными занятиями; днем — охота, затем беседы с хозяйкой и писание. «Три смерти» были созданы на одном дыхании. По возвращении в Москву 19 января автор сразу же прочел новый рассказ брату Н. Н. Толстому.

Среди близких друзей Л. H. Толстого резко выделяется своеобразная фигура севастопольского героя князя С. С. Урусова. Великий писатель причислял его к редкому кругу людей, кого он искренне любил и в чьей взаимности был уверен. Он писал П. А. Сергеенко 13 февраля 1906 года: «У меня было два… лица, к которым я много написал писем, и, сколько я вспоминаю, интересных для тех, кому может быть интересна моя личность. Это: Страхов и кн. Сергей Сергеевич Урусов»[132].

Начало дружбы относится к героическим будням Севастополя. Урусов был известен не только как офицер исключительной храбрости, но и как один из сильнейших шахматистов России (сам он был уверен, что соперников у него нет). Правда, многие поступки Урусова, ставшие в Севастополе легендой, производят впечатление просто гвардейского лихачества. Например, он в белом мундире выходил из укрытия прямо под вражеские пули — «прогуляться»; человек громадного роста, он был удобной мишенью, и спасло его только чудо. Во время боев одна из траншей непрерывно переходила из рук в руки. Урусов, чтобы избежать ненужного кровопролития, предложил командованию вступить в переговоры с противником и разыграть эту траншею в шахматы. Сам он готов был представлять русскую сторону. Естественно, почин Урусова не был поддержан.

После окончания Крымской войны Урусов одним из ряда вон выходящих поступков резко оборвал свою военную карьеру. Сын великого писателя С. Л. Толстой рассказывает об этом в своей книге «Очерки былого»: «Приехал ревизовать полк, которым командовал Урусов, какой-то генерал-инспектор из немцев, не участвовавший в военных действиях. Этот генерал оказался неприятным формалистом и на смотру придирался к разным мелочам. Урусов всё время внутренне сердился, но сдерживался. Но когда генерал-инспектор за какую-то мелкую неисправность „дал в зубы“ одному унтер-офицеру, с которым Урусов провел всю кампанию и которого особенно ценил, он не выдержал. Он неожиданно скомандовал: „На руку!“ — то есть готовься к штыковой атаке. Передняя линия солдат немедленно исполнила команду, и вот генерал увидел ряд штыков, направленных прямо на него. После команды „на руку“ непосредственно следует команда „в штыки“, и генерал-инспектор испугался: вдруг сумасшедший Урусов так и скомандует, и он будет заколот. Генерал отскочил, сел в свою коляску и уехал. Он подал жалобу. Но поступок Урусова был так необыкновенен, что жалобе хода не дали, и дело было замято. По военным законам Урусова должны были судить военным судом и приговорить чуть ли не к расстрелу. Но можно ли было приговорить севастопольского героя! Вскоре после этого Урусов представился Александру II. Он был любезно принят, но государь, хотя знал о его поступке, ни словом не упомянул о нем. Урусов почему-то обиделся на это и подал в отставку. А при отставке он, как полагалось, был произведен в следующий чин, то есть в генерал-майоры»[133].

Самобытность, искренность, прямота — эти редкие качества Л. Н. Толстой высоко ценил в своем друге. Урусов был частым гостем Ясной Поляны; он — крестный отец детей писателя: Льва Львовича и Марии Львовны. Но религиозных исканий Л. Н. Толстого истово православный Урусов не одобрял и даже сжег его письма, когда тот заявил о своем разрыве с православной церковью (случайно сохранилось только семнадцать писем, причем малоинтересных). Однако после временного охлаждения они снова сблизились в начале 1880-х годов.

Похоронив жену и дочь, Урусов жил анахоретом в своем имении Спасское-Торбеево Дмитровского уезда. Некоторое время он даже собирался постричься в монахи Троице-Сергиевой лавры, но тогдашний архимандрит Товий отговорил его. Уставший от шумной Москвы, Л. H. Толстой посетил Урусова в его вотчине и пробыл там более двух недель (23 марта — 8 апреля 1889 года).

Л. H. Толстой собирался отправиться в Спасское-Торбеево пешком (с заходом в Троице-Сергиеву лавру и Хотьковский монастырь), но из-за весенней распутицы это оказалось невозможным. 22 марта он с П. И. Бирюковым выехал с Ярославского (тогда Северного) вокзала до станции Хотьково, где уже один нанял экипаж и к вечеру добрался до имения своего друга. Первыми впечатлениями он делится 24 марта в письме С. А. Толстой: «Урусов очень мил дома… Ест он постное с рыбой и с маслом и очень озабочен о здоровой для меня пище — яблоки мне каждый день пекут… Живет, никаких раздоров ни с кем вокруг себя, помогает многим и молится Богу. Например, перед обедом он ходит гулять взад и вперед по тропинке перед домом. Я подошел было к нему, но видел, что ему мешаю, и он признался мне, что он, гуляя, читает „Часы“ („Часослов“. — В. Н.) и псалмы. Он очень постарел на мой взгляд». Далее Л. H. Толстой резко меняет тональность:

«Деревенская жизнь вокруг, как и везде в России, плачевная. Мнимая школа у священника с 4 мальчиками, а мальчики, более 30, соседних в 1/2 версте деревень безграмотны. И не ходят, потому что поп не учит, а заставляет работать.

Мужики идут. 11 человек откуда-то. Откуда? Гоняли к старшине об оброке, гонят к становому. Разговорился с одной старухой; она рассказала, что все, и из ее дома, девки на фабрике, в 8-ми верстах — как Урусов говорит, повальный разврат. В церкви сторож без носа. Кабак и трактир, великолепный дом с толстым мужиком. Везде одно и то же грустное: заброшенность людей самим себе, без малейшей помощи от сильных, богатых и образованных. Напротив, какая-то безнадежность в этом. Как будто предполагается, что всё устроено прекрасно и вмешиваться во всё это нельзя и не должно, и оскорбительно для кого-то, и донкихотство»[134].

В письме речь идет о ситценабивной фабрике известного промышленника Кнопа в селе Путилове.

Пребывание Л. H. Толстого в Спасском-Торбееве и его пешие прогулки по соседним деревням подробно освещены в дневнике писателя. Он работал здесь над «Крейцеровой сонатой» и комедией «Плоды просвещения». Следует привести некоторые выдержки:

«25 марта… Ходил в деревню Лычево: