Три сердца и три льва - Пол Андерсон

— Продолжай, — тихо произнес Руперт.

— Ну, когда я пробирался сюда, я не слишком-то надеялся, что и вправду смогу помочь вам или королю, и больше всего мне хотелось отправиться домой, запереться там, чтобы не видеть этих мрачных чучел, Круглоголовых… а они еще проповедуют, подражают самому Христу!.. Ну, по дороге я забрел в лес, чтобы поймать кролика. И вот там-то кое-кто меня отыскал, и говорили со мной, говорили — пока не рассвело, а потом и на другую ночь… Ваше высочество, вот тогда-то я и набрался храбрости, чтобы попробовать спасти вас, и так я узнал, что мисс Дженифер может помочь нашему побегу.

Дженифер закрыла лицо руками.

— А короче говоря, вместе с ними я и придумал весь план, — Уилл встал. — В общем, милорд, я им пообещал, что вы придете сюда и выслушаете их. Это, конечно, было мое слово, не ваше, вы можете и отказаться, но, честно говоря, я не вижу причин, почему бы нам отказываться от их помощи?

Очень вас прошу, выслушайте тех, кто хочет стать вашими друзьями!

Руперт тоже поднялся. Дженифер, держась за его руку, с трудом выпрямилась. Лицо принца было совершенно бесстрастным, когда он произнес:

— Я их выслушаю.

— Ох, нет! — со слезами в голосе воскликнула девушка. — Ты рискуешь нашими душами!

Руперт взял ее за плечи, заглянул в глаза и мягко сказал:

— Это не так. Пуритане солгали тебе. Я читал труды великого историка. Не только в древности странные существа творили добро, лишь иной раз позволяя себе шалости, без которых феи просто не могут жить. Но и в более поздние времена… это признают и наиболее мудрые из христианских ученых. Даже искусство магии вполне законно, если используется в добрых целях. Припомни своих соседей в Корнуэлле. Разве они, как и Уилл, не следовали Старому Пути? — Дженифер молча кивнула. — А разве ты думала тогда, что они будут за это прокляты навек? — Девушка медленно покачала головой. — Значит, и нам ничто не грозит.

Дженифер, глядя на принца, тихо улыбнулась сквозь слезы.

Руперт повернулся к Фарвеллу:

— Ну, если не передумал, являй свое чудо!

— Твоя добрая воля уже привела нас сюда…

Эти слова, произнесенные нежным музыкальным голосом, заставили принца резко развернуться. Возле камня стояли двое. Они были высоки, сверхъестественно прекрасны, с лицами цвета слоновой кости. Глаза их светились внутренним светом. Высокие короны необычных очертаний отбрасывали лучи, в одеждах вспыхивали искры. Вокруг царственной пары кружили в воздухе крошечные крылатые существа.

У королевских ног сидел на корточках некто более крупный и крепкий, нежели парящие эльфы, — это было мускулистое существо; впрочем, встань оно на ноги, оно едва бы достало макушкой до пояса Руперта. Круглая голова с растрепанными волосами; нос вздернут, уши оттопырены; глаза светятся веселой зеленью; одет он был в кожу и листья.

Уилл громко вскрикнул и отступил назад. Дженифер следом за ним скрылась в тени. Она крепко сжала руки, губы ее безмолвно шевелились. Руперт шагнул вперед. Встретившись взглядом с нечеловеческим существом, принц склонил голову и хрипло произнес:

— Я думаю, я говорю с королем Обероном?

— Это так, — ответил мужчина.

Принц поклонился женщине.

— И с королевой Титанией?

— Добро пожаловать в наше подмирное королевство, принц, — мелодичным голосом ответила она.

— Благодарю, ваши величества. — Руперт с сомнением в голосе спросил: — Это правильный титул? Вам известно, что в последнее время я служил королю Карлу, и лишь он может освободить меня от данной ему клятвы, но в остальном я свободен… сохраняя лишь верность господу.

Королевская пара не дрогнула и не растаяла при святом имени. Дженифер слегка успокоилась. Уилл заметил это и улыбнулся девушке. Оба они не сводили глаз с поляны, где только Руперт и кони казались реальными существами.

— Ты видишь, мы прошли испытание, — прогудел карлик. — Хочешь ли еще раз нас проверить? Ну, могу перечислить для тебя святых и ангелов. Так, наскоро, кого вспомню… Вальбурга, Кнут, Кутберт, Канегонда, Матильда, Иеронимус, Мефодий, Клавдий…

— Помолчи, Пак, — приказал ему Оберон. — Будь, пожалуйста, посерьезней. — И, обращаясь к Руперту, произнес: — Извините его, принц. Нестареющие жители Страны фей живут, как перекати-поле, не укореняясь нигде, и потому не могут набраться мудрости, подобно смертным.

— Вы слишком льстите человечеству, ваше высочество, — ответил Руперт.

Титания взмахнула белой рукой.

— Довольно! — попросила она. — Рассвет придет быстро, и мы станем бессильны, а тебя начнут преследовать. Поспеши же!

Оберон кивнул; корона его сверкнула.

— Правильно. Но сначала я объясню тебе, принц Руперт, почему мы предлагаем тебе помощь. Это касается нас самих. Мы, эльфы, являемся духами живого мира, мы стражи, помощники, лекари природы, которая питает нас.

— Но вы иной раз плутоваты, иной раз страшны, — заметил человек.

— Да, но разве не таковы же земля и море, небо и огонь? Если бы в лесу не было лисиц и волков, кролики и олени просто сгрызли бы деревья… — Оберон помолчал и печально добавил: — Но человек травит их ядами, стреляет из ружей, ставит капканы… Это может привести к порядку, похожему на порядок кладбища, и вместо ароматов пастбищ к небу поднимутся зловоние и копоть. Это ли мечты Матери-Земли? Однако Старый Путь может удержать человека от разрушения, и такой человек заслужил бы благословение эльфов.

— Если только это не будет возвратом к язычеству.

— В том нет необходимости. Мы видели народы и веры — их много было в прошлом, они являлись и уходили. От охотников на северных оленей в далеком прошлом — до бойцов на бронзовых колесницах, все мы родня, все мы произошли от семени Адама. Когда появилось холодное железо, наша жизнь стала труднее, ведь жадные железные клыки впились в дикие леса, противопоставляя нам грубую мрачную силу, убивающую нас. Но после тревожных лет всегда приходит спокойствие. Крестьяне желают, чтобы их поля были тучными, чтобы любовь жила в их домах, чтобы росли дети и внуки и чтобы кто-то охранял их от демонов и злых духов… и они оказывают нам почтение за то, что мы выполняем свой долг.

Титания мягко заметила:

— В любви девушек и в смехе младенцев рождаются чудеса, изумительные, как тайная весна.

— Христианская вера, несмотря на то что теперь она очень изменилась, совсем не противоречит гармонии природы, — продолжил Оберон. — И если нам не поклоняются, как богам — чего мы никогда не хотели, — священники не отрицают нашего права на существование и позволяют людям жить в мире с нами и с землей. И сладок тогда людям колокольный звон…

— Вот только они изменяют имена… — пробормотал Пак.

Оберон и Руперт взглянули на него; Оберон нахмурился и торопливо продолжил:

— Когда Генрих Восьмой отказался от правил Римской церкви, для нас это была всего лишь политика смертных. Англиканская церковь не преследовала нас, не стремилась уничтожить приверженцев Старого Пути. Но потом…

— Потом появились пуритане, — сказал Руперт, потому что Оберон надолго умолк.

— Да, верно, — король взмахнул кулаком. Несмотря на высокий рост и внушительный вид, он казался до странности хрупким, почти прозрачным в лунных лучах. — Эта ледяная вера не знает ничего теплого; ей не по душе утешающие безобидные обряды, и она принялась их уничтожать; пуритане ненавидят все живое, они запрещают старые обычаи, праздники… простое веселье осуждается как вредная глупость; любовь мужчины и женщины объявлена непристойностью… а феи и Старый Путь названы врагами!

Дженифер нервно вздохнула, сжала кулачки и со слезами в голосе робко произнесла:

— О, нет, сир, это не совсем так…

Похоже, ее слов просто никто не услышал. Руперт и Оберон задумались, застыв в неподвижности; Титания переводила сверкающий взгляд с одного на другого; зеленые, пурпурные, синие, рубиновые огоньки плясали в воздухе, освещая испуганные личики эльфов.

Уилл Фарвелл сжал локоть девушки. Пак бочком обошел поляну и подобрался к ним.

Наконец Руперт заговорил, обращаясь к королевской чете:

— Ваши величества не принадлежат к человеческой расе. Так какое же вам дело до богословских учений?

Оберон поплотнее завернулся в прозрачный плащ, похожий на белую паутину, и по поляне вдруг промчался прохладный ветерок. Король заговорил так тихо, что его едва можно было расслышать:

— Вера, которая не терпит любви к Матери-Земле, а смотрит на Землю как на врага, которого можно топтать, насиловать, калечить, вспарывать ему чрево, сдирать с него кожу, а потом хоронить под мостовыми, засыпать шлаком и мусором… вера, которая позволяет железным машинам рыскать среди могил… такая вера принесет гибель всем.

Он опустил голову и долго молчал. Потом заговорил снова: