Страж неприступных гор - Феликс Крес

Скандал на корме начал привлекать внимание моряков.

— Хватит уже, ты красивая. Красивая, говорю.

— Врешь!

Она еще раз дала ему оплеуху и начала спускаться с кормы, по дороге расплакавшись.

Мевев стоял на корме, глядя на море, на паруса, на палубу…

Он качал головой и думал.

Громбелардские морские пути — ибо их насчитывалось два: Северный и Южный — были самыми оживленными в Шерере. Из армектанской Рины и Рапы через Срединные воды доставлялись разнообразные товары из северного и центрального Армекта. Их перегружали в Лонде, после чего везли дальше, чаще всего по Северному пути, в Дартан.

«Гнилой труп» шел именно этим путем.

Не выдавалось почти ни дня, чтобы на горизонте не появился какой-нибудь парус. На горизонте — поскольку ни один капитан особо не стремился к встрече с другим парусником, а уж особенно одиноким; кто его знает? Неизвестно. Торговые корабли, главным образом медленные шхуны, чаще всего собирали в конвои, придавая им военное сопровождение. Одинокий корабль мог оказаться пиратом.

Их миновали на благоразумном отдалении.

Однако за кормой «Гнилого трупа» появились какие-то странные корабли, всего два — слишком мало для конвоя. Они шли тем же самым курсом, явно быстрее судна Слепой Тюленихи Риди, и должны были его догнать.

Но не догоняли.

Тихий таращил глаза, прибегая также к помощи соколиного взгляда нескольких членов команды (на каждом корабле находилась пара-тройка тех, кто видел лучше других). Но он так ничего и не выяснил — оставалось лишь строить догадки. Парусники различались размерами, но это могло означать что угодно. Пятнышко и точка на горизонте. Маленький фрегат и большая шхуна. Каравелла и фрегат. Что угодно и что угодно. Может, все-таки не шхуна — шхуна бы «Труп» не догнала.

Военные эскадры имперских обычно состояли из кораблей с похожими размерами и скоростью. Обычно, но не всегда. Гаррийский флот, поредевший во время последнего восстания, все еще не мог собрать настоящих эскадр. В его состав входило все, что только держалось на воде. Но — гаррийская эскадра на этом пути? Южном Громбелардском? Разве что в сопровождении конвоя.

Тихий решил, что за кормой у него пираты, вероятно, с Агар. Но что это могло означать? Неужели уже выяснилось, что оставила Риди после себя на Малой, и Раладан выслал погоню? Вряд ли. Даже если действительно об этом стало известно, то Раладан — так, по крайней мере, говорила Тюлениха — не знал, куда идет «Гнилой труп». И если уж он и отправил бы кого-то в погоню, то скорее одну из военных эскадр Ахагадена, старую или новую. Кто из капитанов, заходящих в Ахелию, чтобы реализовать добычу, согласился бы преследовать Слепую Тюлениху Риди?

Мевев думал и думал, чего он не любил, хотя и умел. Но в последнее время ему приходилось думать постоянно.

Он спустился в каюту, но поговорить все равно было не с кем. Он качал головой, размышлял, составлял план, наконец пошел искать Сайла. Тот командовал парнями у руля — старые учили новичков, как управляться с упрямым рычагом.

— Пойдем.

Сайл передал кому-то командование над рулем, и они с Мевевом вышли на палубу.

— Ничего нового я так и не придумал, насчет тех. — Старший помощник показал далеко за корму. — Остается лишь ждать, пока обойдем Дальние. А потом уже прямо в Лонд. За кормой у нас не знаю кто. Ничего не знаю.

— Что она тебе сказала?

— Старуха? Что мы идем в Лонд. С тех пор больше ничего. В Лонде «Гнилого» узнает любой горожанин, а уж тем более моряк. Мы не можем туда заходить, ибо нам конец. Если спросишь меня, то я не появлюсь даже в Лондской бухте, не говоря уже о Лонде.

— А сейчас Тюлениха что говорит?

Мевев тяжело посмотрел на Сайла.

— А я думал, ты умнее. Если бы она что-то говорила, я бы к тебе не лез. Когда ты ее видел?

— Ну… когда она проснулась.

— Вместо завтрака она напилась, теперь спит. Наблевала тебе на койку и намочила. Перепутала постель.

— Гм… — пробормотал дартанец. — То есть как и вчера.

— И позавчера, а хуже всего, что так же, как завтра и послезавтра. Сколько это будет продолжаться, неделю? Две?

— Уж точно не меньше недели.

Сайл тоже знал, что у капитанши бывают запои.

— Больше не позволю ей пить. Пусть пьет на Просторах, но не почти что на портовом рейде.

— Скажешь — не пей?

— Скажу — пить больше нечего. Сейчас прикажу разбить бочки, — твердо заявил Мевев. — Вместе с той, что у меня в каюте. А то, если не будет вина, она и до водки доберется.

— Ну-ну… — проговорил Сайл. — Тогда лучше спрячусь и буду ждать поста первого помощника. Поскольку у того, с кем я сейчас разговариваю, уже обе ноги из задницы выдраны, только он притворяется, будто об этом еще не знает.

— Переживу, — геройски ответил Мевев, хотя того, о чем говорил Сайл, не пережил еще никто на свете. — Я не пойду в Лонд, когда у меня на хвосте сидит более быстрая эскадра. Если что, то даже сбежать будет некуда. Впереди Лонд, а сзади неизвестно кто и зачем. Что-то тут крайне дурно пахнет.

Позвав боцмана, он, к ужасу команды, приказал разбить бочки с вином, затем пошел в каюту и лично выкатил последний бочонок водки, поскольку его не удалось бы спрятать так, чтобы никто об этом не знал. Взяв у плотника топор, он с обливающимся кровью сердцем — все же чувств он не был лишен — позволил прекрасному напитку впитаться в доски палубы.

Команда погрузилась в траур, некоторые просто плакали. Но все знали (хотя говорили об этом самое большее шепотом), что они идут в Лонд — то есть туда, где их наверняка не ждут, — а капитанша третий день не трезвеет. Когда она пила с командой, то пила для забавы — но когда одна… в общем, пила. Тем временем уже за Последним мысом любили крутиться патрульные ялики Громбелардского флота. Поразмыслив, моряки простили Тихого. Взамен все спорили о том, какая судьба его ожидает. Он был отважен до безумия, что доказал, вновь снискав уважение у команды; теперь следовало еще показать, что ему везет.

И — показал, сукин сын. Видимо, дуракам и впрямь везло.

Вечером капитаншу наконец скрутило.

На этот раз никакого зрелища не было. Сайл и Мевев взяли себе в помощь Неллса, который — хоть и с ободранными ребрами, едва живой — мог посоветовать что-нибудь умное, поскольку, как бывший помощник палача, хорошо разбирался в телесных вопросах и всевозможных болях (правда, в родовых меньше всего). Новенькую, только что сколоченную плотником дверь каюты закрыли наглухо и открыли лишь затем, чтобы забрать принесенный к порогу ушат с теплой водой, — поддерживаемая акушерами капитанша орала на столе как резаная. Команда сосредоточенно слушала ругательства, перемежавшиеся мучительными воплями; один раз в каюте раздался даже взрыв дикого хохота. Никто не слышал про бабу, которая смеялась бы, рожая, но о той, что порезала нескольких мужиков на куски, тоже никто не слышал. Видимо, капитанша любила посмеяться при родах. Впрочем, смеялась она или не смеялась, но происходящее выглядело добрым предзнаменованием; старые матросы объясняли новым, что Тюлениха никогда не бывает столь милостива с командой, как после… ну, в общем, именно после этого.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});