О мертвых — ни слова - Варвара Клюева

— Скажи, почему ты поверила, что убийца — я?

— А это важно? Впрочем, мне все равно — скажу. Сначала, пока мы еще не додумались до мотива, ни одна кандидатура не устраивала меня с психологической точки зрения. Лёнич слишком порядочен, Игорек избрал бы другой способ и, уж во всяком случае, не допустил бы, чтобы подозрение пало на других, Глыба плохой актер и неизбежно выдал бы себя вчера, когда мы ездили выколачивать из него признание, а ты не стал бы убивать убогого неудачника. Но как только мы догадались о программах, сомнений у меня не осталось. Да, ты никогда бы не стал сводить счеты с Мефодием-неудачником, но с Мефодием — будущим миллионером и признанным гением — вполне вероятно. Правда, мне не хочется верить, что тобой двигала жажда наживы. Видно, крепко он тебя обидел. Ведь не убил же ты его только из-за каких-то денег!

— Из-за каких-то! Ты знаешь, о каких деньгах идет речь? У Мефодия было много занятных идей, но все так, игрушки. А вот его программа защиты от взлома потянула бы на семизначную сумму. Когда в январе он пришел ко мне и предложил партнерство, я отнесся к его идее без энтузиазма. Мефодий заметил мою нерешительность и страшно обиделся. Предложил мне запустить на исполнение программу с его дискеты и в ответ на запрос указать пару файлов, к которым я хотел бы закрыть доступ. А потом позвать хоть свору суперпрограммистов, чтобы они попробовали туда влезть. Я согласился, затем перекачал закрытые файлы на свою дискету и заключил пари один к десяти с ведущим программистом конкурирующей фирмы. В былые времена он как раз баловался взломом защиты всевозможных пакетов и игр. Через неделю знакомый сдался…

Программа работала, но для рынка оставалась сырьем. Мефодий собирался привести свое творение в божеский вид, сделать хороший интерфейс, дизайн, и все сам — никому не доверял. Я подписал с ним контракт, а спустя три недели полетел по делам в Америку и повторил фокус с пари уже там — дискета была у меня при себе. Американские фирмачи чуть из штанов не повыпрыгивали. Банки ежегодно теряют из-за хакеров колоссальные суммы денег. За непробиваемую защиту банкиры готовы душу заложить. Мне стоило немалого труда убедить американцев, что я пошутил — подсунул им дефектные файлы. Иначе они бы меня оттуда живым не выпустили.

— Значит, ты распространял слухи о недееспособности Мефодия намеренно? Помнишь сказку насчет приглашенного юриста, который якобы убеждал Мефодия показать тебе результаты своего труда? Неужели ты уже тогда планировал убийство?

— Господь с тобой! Нет, конечно! Я изворачивался, как мог, ради самого же Мефодия. У него буквально поджилки тряслись от страха, как бы кто не проведал о его близости к успеху. Он предпочитал, чтобы над ним смеялись, лишь бы не обокрали.

— Почему тогда он доверился тебе?

— От безысходности. К тому времени его уже повыгоняли отовсюду, откуда только можно, и ему нужны были деньги — снимать жилье. Как потом оказалось, его даже ради платы за квартиру терпеть не желали. Хозяин, у которого Мефодий снял комнату, выгнал его с милицией. Пришлось поселить его у себя.

— Но почему его выгнал ты? Почему перестал платить? Ведь ты же знал, что программа существует!

Серж горько усмехнулся:

— Знал. Как знал и то, что она написана уже пять лет назад. И все это время Мефодий предпочитал паразитировать на чужих людях, лишь бы не утруждать себя ее доводкой. Он же гений! Для него главное — воплотить свою идею, а доработка деталей — это, извините, не для него. Скучное, нудное занятие для простых ремесленников. Но отдавать свое детище простым ремесленникам он не собирался — украдут, как пить дать украдут! Вот и сидел, как собака на сене. Потому-то я его и выгнал, и деньги перестал подбрасывать. Думал, нужда заставит его взяться за ум. Но отношения с ним портить мне было, конечно, нельзя. Эх, знать бы, какой гад меня выдал!

Я поспешно набила рот печеньем.

— Ты, конечно, права. Я убил Мефодия не только из-за денег. Слышала бы ты, как он орал на меня по телефону, когда узнал об уловке с ремонтом! Я пытался оправдаться, объяснить ему свои мотивы, но он попросту исходил злобой. «Хоть на брюхе, — говорит, — ползай, ничего не получишь!» Я ему: «Ты ведь не только меня, ты всех наших ребят наказываешь. Они тебя кормили и поили, давали кров, сносили твои закидоны…» «А потом гнали, как собаку! — орет он. — Плевать я на них хотел!» Тут уж взбесился я, припомнил ему Мищенко, Кондратьева…

Помнишь Сашку Кондратьева? Он пригрел у себя Мефодия лет пять назад, еще когда работал в институте. Зарплата — мизерная, жена сидит в отпуске за свой счет с младенцем, старшая дочь постоянно хворает, на одни лекарства сколько денег уходит, а тут — новый нахлебник. Сашка терпел, пока сил хватало. Кормил Мефодия и словом его не попрекнул. А потом Мефодий получил из дома перевод. Накупил себе видеокассет, компьютерных игр и всяких вкусностей. Пришел к Сашке, в одиночку все сожрал у телевизора в своей комнате, ни кусочка никому не оставил. Девчонка Сашкина, Аленка, увидела красивые бумажки и в рев: «Хочу конфетку, хочу колбаску!» Жена тоже не выдержала, расплакалась. Сашка зашел к Мефодию, закрыл за собой дверь и говорит: «Что же ты, такой-сякой, ни с кем не поделился? Мы тебя кормим, ничего для тебя не жалеем, а ты?» «Ну забылся я, что тут такого? — отвечает Мефодий. — И вообще, не так уж хорошо вы меня кормите».

Короче говоря, припомнил я ему все обиды наших сокурсников и то, как он подставил мою фирму на переговорах с американцами… Я рассказывал? Из-за его дурацкого гонора и хамства я потерял десятки тысяч, и это накануне кризиса! Одним словом, проняло меня до печенок. В глазах потемнело. Убью гада, думаю, раздавлю, как клопа. А тут Мефодий, как нарочно, проговорился, что живет у Лёнича. В пример мне его ставил. Дескать, Лёнич — это человек, а я — поганый Иуда.

Серж закрыл глаза и надолго замолчал. Я не стала его теребить.

— Хочешь еще кофе? — спросил он, опомнившись. — Или, может, выпьем по маленькой?

— Вообще-то я на машине. Но если тебе будет легче говорить, давай выпьем. Только мне много не наливай.

Серж ушел и скоро вернулся с целой охапкой бутылок.

— Тебе чего? Водки, коньяку, рома, мартини?

— Водки. Граммов пятьдесят, не больше.

Он поставил на стол стопки и разлил водку.

— За самую удивительную женщину на свете! За тебя, солнышко!

— Не подлизывайся. Все равно мое к тебе отношение роли не играет.

— Для меня — играет. Может быть, больше, чем все остальное. Скажи, ты меня осуждаешь?

— Не знаю. Нет, наверное. Я всегда придавала слишком большое значение формуле: «Не судите, да не судимы будете». Кто я такая, чтобы судить? Сама я из-за денег убивать не стала бы, но мне на них вообще наплевать. Много ли стоит целомудрие импотента? Зато я вполне могла прикончить того же Мефодия из-за Марка, которого он третировал. Или из-за себя, если бы Мефодий нашел способ вселиться ко мне в квартиру, а я не нашла бы другого способа от него избавиться.

— Ты проливаешь бальзам на израненную душу. Меньше всего на свете мне хотелось бы увидеть в твоих жарких глазах холодное презрение.

— Не отвлекайся.

— Хорошо, моя радость. Возвращаюсь к своему чистосердечному признанию. Не знаю, как участь, а душу оно мне облегчает, точно. Стало быть, я подумал об убийстве. Сначала вроде бы не всерьез, но нет-нет да и ловлю себя на мысли о том, как его осуществить. Еще когда Мефодий упомянул Великовича, я подумал о Генрихе. Только он один из всех моих знакомых общается с Лёничем. Однако с другой стороны, видятся они только у себя в институте, в гости друг к другу не ходят, а мне нужно было как-то заманить Мефодия в дом, куда я мог бы наведаться сам. Здесь очень кстати оказалось бы какое-нибудь торжество, куда Генрих позвал бы всех-всех-всех. И тогда я вспомнил один разговор. Генрих обмолвился, что они стоят в очереди на квартиру уже лет тринадцать. Это показалось мне странным. Семья у Генриха многодетная, таким обычно дают квартиру куда быстрее.

Вот тогда и родился мой план. Первым делом я нанял старичка — профессионального гримера на пенсии, который живет здесь, в этом доме. Он здорово поработал над моей внешностью — я сам себя не узнал в зеркале. В новом обличье я отправился в отдел учета и распределения жилплощади того района, где прописаны Луцы, и там при помощи кнута и пряника заставил дамочку-секретаря снять дело Генриха с полки и стряхнуть с него пыль. Как я и предполагал, долгое ожидание квартиры объяснялось весьма прозаически: другие очередники совали дамочке коробки конфет с конвертами, начиненными долларами, а Генрих, святая простота, честно ждал своей очереди. Я вручил взяточнице мзду, пригрозил напустить на нее проверяющих, и она пообещала уладить дело с квартирой в течение двух недель.

— Значит, квартирой Генрих обязан тебе?

— Да. Только, пожалуйста, не проговорись ему об этом. У него хватит благородства отказаться.