Есть, господин президент! - Лев Гурский

— Г-г-где? — На пятой минуте нашего разговора у богатыря-заики хватило ума перейти на односложные слова. — К-к-кто?

— Вот и займись выяснением, «г-где» и «к-кто»! — сердито передразнил я начальника Департамента рынка, услуг и так далее. — И чтоб послезавтра, крайний срок, был доклад о найденных нарушениях и принятых мерах. Ищи всякое старье, а доказательства — мне на стол. Мне, учти, не мэру своему! Всякую неформатную древность неси сюда. Не пропускай ничего. Рецепты, книги старые — короче, все тащи. Не будет доказательств, значит, ты ни хрена не сделал… Усек? А теперь убирайся с глаз моих долой.

Человек-гора стремительно затопал к выходу. Промахнись он мимо двери — и в стене был бы пролом. К счастью, при всех своих гигантских кондициях Манцов оставался ловок и ничего у меня не рушил. Силища его богатырская, усмехнулся я про себя, пригодится теперь для другого. Думаю, с этой минуты кинетическая энергия Олега Игоревича найдет верное русло. Наш Манцов только с начальством застенчив, а с подчиненными — ух как грозен. Пусть он их строит, отзывает из отпусков, выдергивает с дач, пусть хоть весь Департамент нагибает. Он, я знаю, вспыльчив, горяч, и это прекрасно. Главное — результат. Перегнет палку — беда невелика. Шишки в любом случае падут на мэра. А Администрация президента, как жена Цезаря, будет выше упреков и подозрений.

Я беспечно побарабанил пальцами по столу. Каков же следующий номер нашей цирковой программы? Ах да, культура! Пора привернуть потуже краник и на этом направлении. Не дадим мистеру Роршаку ни шанса обойти меня по касательной. Без визы Минкульта никакой раритет из России не вывезешь, а право решающей подписи — у министра, Льва Абрамовича Школьника. Увы, господин Школьник имеет особые заслуги перед Павлом Петровичем, так что орать или давить впрямую на него нельзя. Да, собственно, и не надо. Бить интеллигента по репе — устаревший и глубоко порочный метод. Им можно пользоваться лишь в крайнем случае. От принуждения наше общество постепенно переходит к убеждению, от подавления — к сотрудничеству. Двое культурных людей прекрасно между собой договорятся. Особенно если один из двух — немолодая осторожная гнида с советским опытом, а второй — беспринципный и лживый образчик поколения Next. Сами догадайтесь, who есть кто.

Школьника я отловил по его дачному номеру в Усково.

— Лев Абрамович, голубчик! — выбрал я умеренно-взволнованный тон. — Без вас пропадаем. Вы — наша последняя надежда. Если уж вы не поможете, никто не поможет.

— А что стряслось, Иван Николаевич? — В голосе культурного министра я с радостью уловил нотки испуга, чуть ли не паники.

Думаю, Школьник решил, будто я его хочу просить кое-что сделать для родной страны. Причем не в рабочее, а в свободное его время: именно сейчас, в благословенную пору, когда он только собрался расслабиться, отдохнуть в кругу семьи… Очень хорошо! Эффект обманутого ожидания мне выгоден. Человек, который боится, что у него будут клянчить сотню, рубль отдает с облегчением.

— Эти чертовы академики совсем нас замучили, — доверительно сообщил я министру. — Завалили нас петициями. Им почему-то взбрело в голову, что те книги, которые мы днями хотим выпустить за рубеж, по закону о реституции, должны непременно остаться в России… Ну знаете, те, старые, ветхие, на латинском языке…

— Книги? — с удивлением переспросил Школьник. — На латинском? Иван Николаевич, тут какая-то досадная ошибка. Последние два месяца по нашему ведомству ничего такого не проходило.

— И не планируется в скором времени?

— И не планируется, — настоял на своем министр культуры. — Через неделю мы возвращаем австрийцам, в Грац, одну нотную партитуру, семнадцатый век, а городскому историческому музею Штутгарта, еще через неделю, — две мейсенские тарелки из коллекции Пробста… И это все на ближайшие полгода.

— Вот маразматики! — Я интимно хихикнул в трубку. — Значит, старцы, по обыкновению, напутали. Что ж, будем разбираться… Вы меня извините, Лев Абрамович, за беспокойство. А если вдруг что-то наподобие мимо вас будет проплывать, притормозите до выяснения или даже звякните мне напрямую, хорошо? Эти академики уж такие нервные, такие зануды. Пока душу не вытрясут, не успокоятся. С ними, я считаю, лучше перебдеть, чем недобдеть…

Крайне довольный, что так дешево от меня отвязался, Школьник пообещал мне, в случае чего, весь набор культурных услуг: и звякнуть, и притормозить, и отследить, и прочее в ассортименте — исключая, разве что, маникюр, мытье головы и эротический массаж. Я попрощался с министром, две-три минуты обдумывал план дальнейших действий, после чего связался с секретаршей.

— Наберите московскую таможню, а по второй линии — ГУВД Москвы, — велел я Софье Андреевне. — И подключайте их ко мне с разрывом в полторы минуты. Первым Сканженко, вторым Большакова.

— Может, вывести их обоих на селектор? — предложила Худякова.

— Не стоит, Софья Андреевна, — отказался я. — У нас ведь будет не деловое совещание, а практически дружеская беседа…

Едва в трубке возник первый из двух голосов, я горестно спросил:

— Что ж вы меня подводите, Алексей Архипыч, родной вы наш? Я ведь не всесилен — прикрывать ваши тылы всякий раз, когда вы облажаетесь, долго не смогу. Ну хорошо, сегодня я вас отмазал, по старой дружбе, а что мне завтра делать? Президент недоволен, вопрос завис… Прикажете свою голову вместо ваших подставлять?

Силовики у нас — люди простые, как число «семь», а потому привыкшие к таким же простым и сильным чувствам. От тех, кто внизу, они ждут грубой лести и целования жопы. От тех, кто наверху, — не менее грубых наездов вплоть до зуботычин. Я сидел гораздо выше, чем Сканженко, — опять-таки не по его вертикали, но по факту. Мой теперешний собеседник всегда был внутренне готов к трехэтажному мату, «тыканью» и обещаниям выдернуть яйца. А вот мои участливые фразы выбили его из знакомой колеи.

— Иван Николаевич, где прокололись? — растерянно спросил

он.

Я был уверен, что по числу проколов таможня Всея Москвы опередит многократно использованный автобусный билет. Вопрос был лишь в том, какая из дырочек зачесалась наверху именно сейчас.

— Эх, Архипыч! — Я театрально вздохнул. — А то вы не знаете? А то вы вчера родились? Ну хорошо. Желаете играть в несознанку, извольте. У нас с Западом ченч, вы в курсе? Это рес-ти-ту-ция — не путайте с реставрацией и проституцией. Мы возвращаем кое-что по мелочовке, они кое на что закрывают глаза. И нам полезно, и им приятно… А что же у нас сегодня получается? Президент дает зеленый свет, Минкульт салютует, Запад уже мешок приготовил, а мелочовка где? Сгинула, говорят, где-то на таможне, на складе конфиската. Мне Школьник, Лев Абрамыч, буквально десять минут назад все уши прожужжал: нотная, видишь ли, у него партитура семнадцатого века, две каких-то мейсенских, что ли, тарелки и штук пять старых-престарых рукописных книг на латинском языке…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});