Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в этой тьме отчаяния светит одна «безумная фантазия… то, что звали когда-то высокой мечтой». — Люди верят, что из моря придут какие-то корабли и все будет спасено. В предсмертный час человечество охвачено «сумасшедшей мечтой» о красоте, преображающей мир. Символически она воплощается в Дочери Зодчего, которая хочет возвратить юность старому королю. Она говорит поэту:
Знаю великую книгу о светлой стране,Где прекрасная дева взошлаНа смертное ложе царяИ юность вдохнула в дряхлое сердце.
Во втором действии— первая встреча Поэта с Дочерью Зодчего. Как и «Незнакомка», приходит она, «дыша духами и туманами». «Некоторое время слышна отдаленная музыка моря. В то время как Дочь Зодчего медленно сходит вниз, сцена заволакивается туманом». Мотив «очарованного берега» в «Незнакомке» выражается широким напевом в «Короле на площади».
ПоэтЯ вижу берег новой земли……………….Брызги пены морской ослепили меня.Над морем движешься ты,И тень кораблей за тобою встает.Дочь ЗодчегоСказка — вся жизнь для тебя.Слушай же сонной душойСказку о жизни вечерней,Ты, очарованный мной.
В третьем действии — ожидание кораблей охватывает город радостным безумием. Все громче стучат топоры: это рабочие на набережной строят башню, чтобы пустить ракету, когда появится в море первый корабль. Люди падают мертвыми от тревоги и волнения; другие умирают с голода. Шут, представитель здравого смысла, издевается над мечтателями; над обезумевшей толпой качается его дурацкий колпак, спускаются сумерки. В последний раз является Поэту Дочь Зодчего. «Ветер играет в ее черных волосах, среди которых светлый лик ее— как день». Лирическая тема «узнаванья», превращения «Незнакомки» в «Прекрасную Даму» юных лет, разливается звенящей ликующей песнью. Эти странные, отрывистые реплики, перекличка во мраке взволнованных голосов, пронзают сердце.
ПоэтВ эту ночь впервые тебя узнаю.Дочь ЗодчегоВ последний раз ты видишь меня.ПоэтЗачем так ярко вспыхнула юность?Разве скоро жизнь догорит?Дочь ЗодчегоЯ над жизнью твоей властна.Кто со мною — будет свободен.ПоэтТы сходила ко мне из высоких покоев,Ты смотрела, как смотришь теперь, на зарю!Дочь ЗодчегоПрошедшего нет.ПоэтНо ветер играл в очертаниях сонных,И я пред тобою — был светлый поэт,Овеянный ветром твоим.И в глазах твоих склоненныхЯ прочел, что тобою любим.Дочь ЗодчегоЗабудь о прошедшем. Прошедшего нет.
(«В бледном свете молнии кажется, что ее черные шелка светятся. В темных волосах зажглась корона. Она внезапно обнимает его…»)
Дочь Зодчего поднимается на террасу и садится у ног Короля, обнимая его гигантские колени. Вдали взвиваются ракеты и слышны крики: «Корабли пришли». Поэт поднимается к Ней по ступеням. Разъяренная толпа с воем и криком бросается за ним, расшатывает колонны. Терраса рушится, погребая под собой Поэта, Короля и Дочь Зодчего.
Блоку не удалось лирическую тему превратить в драматическое действие. Пьеса без внутреннего движения, без живых действующих лиц, построенная на неясных ассоциациях лирических мотивов, кажется бесформенной:
Я смутное только могу говорить.Сказанья души — несказанны, —
признается Поэт — и эта смутность обволакивает пьесу густым туманом. Но в нем сияет несколько тихих лирических звезд — и от них нельзя оторваться.[28]
Из черновой прозаической редакции «Короля на площади» Блок выделил разговор Поэта с шутом и придворным и напечатал его как самостоятельное целое в журнале «Перевал» (1907, № 6) под заглавием «О любви, поэзии и государственной службе. Диалог».
Художественно незначительное, это произведение отражает тот страшный кризис, который он переживал в 1906 году. Разрыв с Белым, расхождение с женой потрясли до глубины все его существо: самые источники жизни были отравлены. Перед ним вставал вопрос о смысле существования, о ценности его поэтического дела. Летом он пребывал в «ужасном запустении», не мог писать стихов, ненавидел свое декадентство и смертельно тосковал (письмо к Е. П. Иванову). Об этой тоске, об этом одиночестве поэта среди враждебного мира рассказывает он в «Диалоге». Развивая старую романтическую тему «поэта и черни», Блок наполняет ее своей личной болью. Шут, «здравомыслящий человек неизвестного звания», воплощает самодовольную пошлость толпы: его слова резюмируют критику газет и журналов, толки литераторов и знакомых, которые ежедневно приходилось слышать «поэту-декаденту». Шут разглагольствует: «Вы — поэт, тоскующий в окружающей пошлости. Жалобы свои вы изливаете в стихах, хотя и прекрасных, но непонятных… Не советую вам вообще пускаться в обличительную литературу. Это — не ваша область. Вы— чистый художник. Ваши туманные образы всегда найдут с десяток чутких ценителей». Затем он дает ряд практических советов, чтобы помочь «скорейшим образом» добиться благосклонности прекрасной дамы, и заканчивает заявление о том, что «литература положительно вредна». «А главное— не говорите так медленно и задумчиво, а лучше помолчите пока». Шута сменяет придворный: он сам когда-то писал стихи и считает себя «истинным ценителем субъективной лирики». «Если не ошибаюсь, — спрашивает он поэта, — Вы, как некогда Петрарка, в мистических исканиях ваших создали интимный культ женщины и женской любви?.. Субъективная лирика — великое дело, молодой человек. Она дает избранным часы эстетического отдыха и позволяет им, хотя на минутку, забыть голос капризной черни… Такая поэзия не развращает нравов». Поэт жалуется на тоску, на свою непригодность для жизни. Придворный предлагает ему подумать о дипломатической карьере.
Или тупое непонимание толпы, или оскорбительное одобрение и покровительство «ценителей искусства» — такова жалкая судьба поэта, этого «бессмысленного певучего существа» (слова Зодчего в «Короле на площади»). И Блок насмешливо спрашивает: что же ему делать? Писать гражданские стихи или поступить на государственную службу?
Закончив «Короля на площади», Блок принялся за статью «Поэзия заговоров и заклинаний», которая была ему заказана проф. Е. В. Аничковым для «Истории русской литературы» под редакцией Е. Аничкова и Д. Овсянико-Куликовского.[29] Он добросовестно проработал главные сборники текстов и изучил литературу вопроса. В статье воссоздается душевная атмосфера, в которой живет народ среди живой и таинственной природы, населенной «причудливыми и странными существами. Они тянутся к нам из-за каждого куста, с каждого сучка и со дна лесного ручья». Автор говорит о народной магии, о колдунах, знахарях, ведунах, ведьмах; о поверьях и преданиях народа, о заклинаниях и обрядах, в которых «блещет золото неподдельной поэзии».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2 - Джованни Казанова - Биографии и Мемуары
- Письма отца к Блоку - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Духовный путь Гоголя - Константин Мочульский - Биографии и Мемуары
- Блок без глянца - Павел Фокин - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Лермонтов: Один меж небом и землёй - Валерий Михайлов - Биографии и Мемуары
- Последние дни Сталина - Джошуа Рубинштейн - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном - Иоганнес Гюнтер - Биографии и Мемуары