Любвеобильные Бонапарты - Наталия Николаевна Сотникова

и пригласила его прийти на другой день на то же самое место. Далее дадим слово автору, издавшему в 1849 году свои мемуары:

«В указанный час я отправился в Нейи. Я явился в указанное мне место в саду и предался ожиданию под колоннадой перед гротом из обломков скалы. Мне не пришлось долго ждать; появилась дама, иная, нежели та, которую я видел накануне сопровождавшей Полину, любезно приветствовала меня и ввела меня через боковую дверь внутрь скалы, где располагались несколько комнат и галерей, среди них великолепный салон с купальней. Данное приключение показалось мне весьма романтичным и почти сказочным, и, когда я принялся размышлять об исходе, которое оно могло иметь, появился силуэт женщины, облаченной в тончайший батист, вошел в купальню, где меня просили подождать; она подошла ко мне и с улыбкой спросила, как мне нравится в этом месте. Я тотчас же узнал красивую сестру Наполеона, чьи роскошные формы и совершенные очертания обрисовывались под тканью при каждом ее движении. Она протянула мне руку для поцелуя, произнесла «Добро пожаловать!», и пригласила сесть подле нее на мягкую кушетку. На сей раз я определенно выступал не в роли соблазнителя, но соблазняемого, поскольку Полина употребила все свои чары, еще более подчеркнутые полутьмой, чтобы кровь моя закипела, в чем она всегда преуспевала в совершенстве; и вскоре бархатные подушки стали свидетелями несказанных излияний, которыми мы укрощали наш взаимный пыл; то, что делала Полина, выдавало опытную искусительницу, ибо она была осведомлена более, нежели я. Когда наш жар угас, Полина позвонила и приказала появившимся женщинам приготовить ванную, в которую она равным образом пригласила меня. Одетые в пеньюары из тончайшего полотна, мы почти час провели в прозрачной воде, со слегка голубоватым оттенком, после чего она приказала сервировать в соседнем помещении изысканный стол, подкрепивший нас, и оставались вместе вплоть до сумерек. Я должен был при прощании дать обещание вскоре вернуться и провел таким образом несколько послеполуденных периодов подле нее. Тем не менее, у меня не было основания быть чрезвычайно гордым сей победой, поскольку Полина явно насчитывала их более одной; впоследствии она выказывала свои милости в отношении еще многих других; в остальном, сия дама была слишком приземленной, и вскоре я испытывал более отвращения нежели удовольствия, которое изведал, посещая ее, невзирая на всю ее красоту».

Да, он оказался далеко не единственным счастливчиком. Полина вела в замке Нейи бурную светскую жизнь. По воскресеньям она устраивала концерты, на которых часто выступал кастрат Крешентини, самый знаменитый певец в то время, по четвергам время отводилось для балов. По все прочим дням княгиня держала свой салон. К одиннадцати часам гости разъезжались и оставался узкий круг привилегированных лиц, слуг отсылали и начинались танцы и игры с фантами, каковые становились тем более рискованными, чем сильнее сгущался ночной мрак. Как писал граф де Клари, становились доступны «все удовольствия золотого века». Если она принимала Конрада Фридриха после обеда, то вечером это был уже другой любовник. Считается, что одним из них стал полномочный посол австрийского императора в Париже, князь Клеменс фон Меттерних. Впоследствии он писал в своих мемуарах: «Полина была настолько прекрасна, как только возможно было ею быть. Она была влюблена в саму себя, ее единственным занятием было стремление к удовольствиям». Современники свидетельствовали, что впоследствии он приказал повесить в своей бильярдной ее портрет и временами, вздыхая, пристально устремлял на него свой взгляд. Но он был далеко не единственным дипломатом, попавшим в сети княгини Боргезе.

Наш человек в Париже

Одно время благосклонностью Полины пользовался Александр Иванович Чернышев (1785–1857), личный представитель русского императора при императоре французском, личность более чем оригинальная. Он был потомственным военным и племянником одного из последних фаворитов императрицы Екатерины II, Александра Дмитриевича Ланского. Александр получил довольно основательное домашнее образование у французского аббата-эмигранта, в совершенстве овладел французским языком и светскими манерами, а также стал чрезвычайно искусным танцором, что чрезвычайно пригодилось ему в жизни. Сейчас в это трудно поверить, но в то время хороший танцор мог рассчитывать на быструю карьеру. Его везде привечали, повсюду приглашали, он был вхож в такие дома, куда людям не особо знатного происхождения вход был заказан. Всегда находились желающие замолвить словечко за него перед вышестоящими по службе, чтобы те не обделяли его продвижением.

Хлеб танцора был нелегким, ибо скакать козликом в экосезах, контрдансах, кадрилях, а также во входившей в моду мазурке требовало железной выносливости. Именно своим искусством танцора обратил на себя внимание Александра I шестнадцатилетний Чернышев на балу у князя Куракина в Москве во время торжеств по поводу коронации молодого монарха. Юноша не только прекрасно танцевал, но также остроумно и без малейшего стеснения отвечал на вопросы царя. Вскоре он был назначен камер-пажом, потом принят в кавалергардский полк, и далее карьера его шла только по возрастающей. Чернышев стал адъютантом императора, сопровождал его в битвах, например, при Аустерлице, принимал участие во встрече двух императоров в Тильзите. Он настолько пользовался доверием Александра, что в 1808 году тот отправил его с личным письмом к Наполеону в Париж. Александр Иванович стал кем-то вроде военного наблюдателя от Российской империи – такой должности как военный атташе в ту пору при посольствах еще не существовало. Именно в таком качестве он находился при Наполеоне во время завоевания Вены и битвы при Ваграме.

Оригинальная привлекательная внешность Чернышева с его стройной фигурой и буйными черными кудрями тотчас же заслужила ему в Париже прозвище «le beau russe»[42]. Его танцевальное мастерство также оценили и наперебой стали приглашать в самые высокопоставленные дома. Но звездный час Чернышева настал 1 июля 1810 года, когда австрийский посол князь Шварценберг дал бал в честь бракосочетания Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой. Поскольку было приглашено где-то от полутора до двух тысяч высокопоставленных гостей, специально для празднества был выстроен из дерева легкий павильон со стенами, затянутыми серебристой тканью и украшенными гирляндами цветов и бумажными щитами с вензелями новобрачных. Все это великолепие освещалось, естественно, тысячами свечей, от которых и загорелось строение. Огонь распространялся чрезвычайно быстро, в толпе возникла паника, мужчины в шитых золотом мундирах и женщины в длинных платьях и тяжелых драгоценностях беспорядочно метались, сбивали друг друга с ног, падали, преграждая путь к выходу. Вот тут-то и проявилась расторопность Чернышева, который бесстрашно бросался в огонь, вынося на улицу пострадавших. Он спас сестер Наполеона, Полину и Каролину, жен маршалов Нея, Дюрока и сенатора де Богарне.

На другой день Чернышева в Париже называли не иначе