Откровенно. Автобиография - Андре Агасси

В считанные дни слоган стал ассоциироваться со мной. Спортивная пресса заявляла, что в нем — моя суть, мое истинное «я». Этот слоган, разглагольствовали журналисты, — моя философия, моя религия и он же, по-видимому, станет моей эпитафией. По их мнению, я — лишь имидж без содержания, ведь я не выиграл ни одного турнира Большого шлема. Они назвали меня рекламным агентом, торгующим своей популярностью и озабоченным деньгами, но никак не теннисом. Во время матчей болельщики начали в насмешку выкрикивать этот слоган: «Давай, Андре, имидж — все!» Стоит мне продемонстрировать чувства на корте, они тут же выкрикивают эти слова. Впрочем, если я не демонстрирую чувств, их тоже выкрикивают. И когда я проигрываю.

Вездесущесть этого слогана мучительна, равно как и вызванная им волна озлобленности, критики и сарказма. Я чувствую, что меня все предали: рекламное агентство, менеджеры из Canon, спортивная пресса, фанаты. Я ощущаю себя брошенным. Испытываю то же, что в дни, когда я впервые переступил порог академии Боллетьери.

Самое неприятное — слышать утверждения, будто я по доброй воле объявил себя лишь имиджем без содержания, тогда как всего лишь говорил то, чего требовал сценарий рекламного ролика. Они считают этот дурацкий, бессмысленный слоган моей религией — столь же разумно было бы арестовать Марлона Брандо за убийства, которые он совершал в «Крестном отце».

Рекламная кампания ширится, чертов слоган уже упоминается в каждой посвященной мне статье — и я меняюсь. Начинаю вести себя грубо. Перестаю давать интервью. Набрасываюсь с кулаками на судей, соперников, журналистов и даже болельщиков. Считаю, что таким образом восстанавливаю справедливость, потому что весь мир против меня, все пытаются меня кинуть. Я превращаюсь в собственного отца.

Когда толпа улюлюкает и вопит: «Имидж — все!», я хочу заорать в ответ. «Вы не хотите видеть меня? Прекрасно! Но вы даже не представляете, как мне самому не хочется здесь находиться!» В Индианаполисе после особенно обидного поражения под аккомпанемент особенно обидного свиста трибун какой-то репортер поинтересовался, что в игре пошло не так. «Вы сегодня на себя не похожи! — произнес он с неискренней улыбкой. — Вас что-то беспокоит?»

В цветистых выражениях я предложил ему поцеловать меня в зад.

Никто и никогда не объяснял мне, что ни при каких обстоятельствах нельзя срывать зло на журналистах: если демонстрировать им зубы, они станут лишь злее. Нельзя показывать им свой страх и огрызаться. Впрочем. даже если бы кто-нибудь в то время дал мне этот дельный совет, я вряд ли сумел воспользоваться им.

Я начинаю скрываться. Теперь я — беглец, и в побеге меня сопровождают лишь Фили и Джей Пи. Каждый вечер мы идем в старую кофейню Peppermill на Стрипе. Мы пьем кофе литрами, едим пироги, разговариваем, разговариваем — и поем. Джей Пи уже не пастор, он — музыкант и композитор. Он переехал в округ Орандж и посвятил свою жизнь новой цели — музыке. Втроем с Джей Пи и Фили мы распеваем наши любимые песни, пока на нас не начинают оборачиваться другие посетители.

Джей Пи — еще и неудачливый актер, поклонник Джерри Льюиса. Он то и дело изображает всякие дурацкие сценки, а мы с Фили смеемся над ними до слез и, в свою очередь, пытаемся перешутить Джей Пи: танцуем с официантками, ползаем по полу, хохоча до изнеможения. Я смеюсь больше, чем в детстве, и хотя в этом смехе есть привкус истерики, он лечит мои раны. На несколько ночных часов смех помогает мне стать тем, прежним Андре. Кем бы он ни был.

10

НЕДАЛЕКО ОТ ОТЦОВСКОГО ДОМА раскинулись бетонные строения кампуса университета Невады. В 1989 году он стремительно завоевывал известность за счет спортивных успехов своих студентов. Университетские баскетболисты — настоящие профи, достойные играть в командах НБА, да и футбольная команда стремительно приближалась к профессиональному уровню. «Бегущие бунтари» славились высокими скоростями и прекрасной физической формой. Их название — «Бунтари» — мне очень подходило. Пат пообещал, что кто-нибудь из университетской команды поможет нам с тренировками.

В тот день мы приехали в кампус и направились в новый спортивный клуб, который поразит меня не меньше Сикстинской капеллы: множество прекрасных тел, мускулистых мужчин. Мой рост — сто восемьдесят сантиметров, вес — шестьдесят семь килограммов, одежда от Nike висит на мне, как на вешалке. Уговариваю себя не смущаться. Проблема не только в том, что я чувствую себя недорослем на общем фоне; я нервничаю, стоит лишь попасть в школу, пусть даже спортивную.

— Пат, что мы здесь делаем? — интересуюсь я. — Меня здесь на смех поднимут!

— Ничего, — говорит он, брызгая слюной.

Мы находим местного инструктора по силовой подготовке. Прошу Пата подождать: я сам поговорю с парнем. Сунув голову в дверь, вижу в дальнем углу комнаты стол размером с мой «корвет», за которым сидит настоящий гигант. Он похож на статую Атланта перед Рокфеллеровским центром в Нью-Йорке, которую я видел во время первого своего Открытого чемпионата США. У этого Атланта — длинные черные волосы и черные глаза, круглые, как блины для штанг. Кажется, он готов превратить в отбивную любого, кто осмелится его побеспокоить.

Я отпрыгиваю от двери:

— Пат, иди лучше ты!

Пат заходит, я слышу, как он произносит какую-то фразу, как глубокий баритон, заставляющий вспомнить о реве двигателя грузовой машины, что-то рокочет ему в ответ. Пат зовет меня в кабинет.

Я делаю глубокий вдох и вновь заглядываю в кабинет:

— Здравствуйте.

— Привет, — отвечает гигант.

— Меня зовут Андре Агасси, я теннисист, я живу здесь, в Вегасе, ну и…

— Я знаю, кто ты такой.

Он встает. В нем метр восемьдесят три росту, его грудь в обхвате достигает по меньшей мере сто сорок два сантиметра. Мне вдруг кажется, что гигант разгневался и сейчас запросто перевернет свой стол. Вместо этого он подходит к нам, протягивая руку. Такой огромной лапы мне еще не приходилось видеть. Впрочем, его плечи, бицепсы и ноги тоже отличаются рекордными размерами.

— Джил Рейес, — представляется он.

— Здравствуйте, мистер Рейес.

— Зовите меня Джил.

— Хорошо, Джил. Я знаю, вы, должно быть, очень заняты. Неудобно отрывать вас от дел. Я лишь хотел узнать — вернее, мы с Патом хотели узнать: не возражаете, если время от времени мы будем заниматься в вашем зале? Понимаете, мне просто необходимо работать над своей физической формой.

— Конечно, — рокочет он. Его голос, глубокий, но в то же время мягкий, заставляет вспомнить о глубинах океана и ядре земли.

Он устраивает нам экскурсию, знакомит с несколькими студентами-спортсменами. Мы обсуждаем теннис и баскетбол, их сходства и различия. Тут в зал входят ребята из футбольной команды.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});