Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II - Детлеф Йена

Екатерина II и Иосиф II поделили Османскую империю только теоретически. Но в 1782 году стало понятно, что «Греческий проект», который оставался «поставленным на якорь» в сознании Екатерины, начал приобретать очертания благодаря союзу с Австрией. Снова появилась идея создать Дакийское королевство в качестве буферного государства между Российской и будущей «Греческой империей». Спекуляции иностранных дипломатов, что Потемкин якобы должен был получить собственное королевство, являются тем не менее преувеличением, исходя из фактического хода бесед и переписки с Иосифом II. Появлявшиеся столь разнообразные интерпретации русско-австрийских отношений были следствием того, что переговоры проходили в абсолютной тайне. Это было следствием жестких внутренних противоречий в России и противоборством придворных группировок, вызванных сближением с Австрией. В это противоборство был вовлечен также и Потемкин, и часто существовала угроза срыва переговоров. В конечном счете победили сторонники расширения влияния на Востоке; князь Потемкин играл среди них не последнюю роль.

Были созданы предпосылки для возобновления русско-английских переговоров. Союз с Австрией стал для России стратегическим, при том что проблемы Англии на континенте и в Америке так и не получили пока своего решения. Посол Харрис внимательно следил за визитом Иосифа II в Петербург, но он не всегда точно оценивал ситуацию, так как не имел возможности заглянуть за кулисы переговоров. Он предполагал, что все внимание Потемкина приковано к «Греческому проекту» и он уделяет, соответственно, меньше внимания политике в Центральной и Западной Европе и тем самым упускает внутренние связи европейских государств.

Князю Потемкину не нравился австрийский император, но он был убежден в необходимости союза с Австрией — в интересах все того же «Греческого проекта». Исходя из этого, он поддерживал англо-русское сближение. Реверансы в сторону Лондона могли быть средством, с помощью которого можно было нейтрализовать профранцузскую группу, объединившуюся при Петербургском дворе вокруг Никиты Панина и боровшуюся против растущего влияния Потемкина. Поэтому его антипатии по отношению к Иосифу II не должны переоцениваться. Князь считал посла Харриса «хитрым, лживым и невыносимым». Но какого дипломата XVIII столетия нельзя охарактеризовать таким же образом? Усилия по заключению англо-русского союза продолжались.

Подключился король Георг III. Он послал Екатерине II сердечное личное письмо. По словам короля, Англия хотела отказаться в будущем в одностороннем порядке от захвата русских кораблей в открытом море в качестве приза. Посол Харрис обрабатывал князя Потемкина с той же интенсивностью, с которой он плел интриги против французского посла Корберона. Назревали переговоры. На бесчисленных встречах с Потемкиным Харрис требовал союза и содействия России. Потемкин монотонно заявлял о своей личной готовности к соглашению и подчеркивал, что императрица не против, хотя она предпочитает мирную Европу славе своего оружия. Разумеется, со стороны Никиты Панина по-прежнему оказывалось значительное сопротивление, что не могло не приниматься императрицей во внимание. Князь Потемкин предложил британскому послу самому пойти к Панину и основательно обсудить с ним вопрос о русско-английском союзе. Такая беседа могла бы создать в обществе впечатление, что Панин также принимает участие в переговорах.

Харрис последовал совету, но получил от Панина отказ. Здесь возможны различные вопросы: не специально ли подставил Харриса Потемкин, направив его к Панину, не инсценировала ли императрица вместе с Потемкиным и Паниным комедию, чтобы, с одной стороны, не обидеть Великобританию, с другой стороны, по меньшей мере затянуть переговоры о союзе. Когда Харрис поспешил после своей встречи с Паниным к Потемкину и информировал его об отрицательном результате, тот уже имел на руках документ, в котором была изложена позиция Панина. Харрис сообщил о беседе в Лондон: «Я не терял времени и возвратился к князю Потемкину, который всегда принимает меня без формальностей. Он опередил меня, сказав, что прочитал странное доказательство политического кредо и слабости духа господина Панина. И хотя он якобы и осуждает его предложение, документ будет лежать на столе императрицы, и он сомневается, что императрица согласится с его предложениями. Я спрашивал его с большой энергией и не меньшей озабоченностью, что могло бы вызвать такую странную революцию». Кто мошенничал?

Ответ Потемкина оказался поразительно простым. Тогдашний любовник императрицы, генерал-адъютант Ланской [88], был якобы опасно болен. Императрица была расстроена и не хотела заниматься делами. Панин воспользовался этой ситуацией, чтобы склонить Екатерину к своему политическому курсу. Потемкин заметил озабоченно: «Мое влияние потеряло силу, особенно когда я советовал убрать ее любовника из дворца, поскольку его смерть во дворце может нанести значительный урон ее репутации».

Как будто бы Потемкина интересовали подобные обстоятельства! Но в дипломатической политической игре любое средство было хорошо. Харрис будет бояться даже вид подать; вероятно, он даже участливо кивал головой. В результате переговоры затормозились. Ни одна из сторон не открывала свои карты. Проходили недели. Когда Потемкин и Харрис встретились наконец вновь, они повторили старые аргументы и озвучили уже хорошо известные позиции, не сказав ни единого слова о перспективе, Потемкин тянул время и просил у Харриса письменной формулировки британской точки зрения. Английский посланник, на которого постоянно давили из Лондона, безотлагательно доставил желаемую бумагу. И снова время шло. Продолжительная болезнь то посланника, то Никиты Панина, то Григория Потемкина еще больше затрудняли переговоры.

Когда все участники были снова здоровы и готовы к переговорам, Харрис еще раз нанес визит графу Панину. Вице-канцлер продиктовал ему на этот раз окончательный ответ Екатерины II: императрица лаконично и без дальнейших объяснений отказывалась заключать союз с Англией. Она исходила из оценки реальной политической ситуации в Европе и своей приверженности миру. Харрис был в высшей степени разочарован. Кроме того, ему грозили большие неприятности со стороны его правительства. Испуганный и подавленный, он сразу побежал к Потемкину. Тот принимал его в постели — Панин также принимал Харриса в постели. Потемкин прочитал внимательно бумагу и сделал два замечания: положение вещей изложено вполне правильно, императрица не приняла британские предложения; но слова Панина не являются ее словами. В своей речи она никогда бы не употребила такие «холодные заверения в дружбе, фальшивую логику и ограниченность». Потемкин говорил о форме, но не о содержании заявления Панина. Императрица, Панин и Потемкин действовали согласованно.

Британский посланник применил все свое искусство, чтобы переубедить по крайней мере Потемкина. Стремясь добиться успеха любой ценой, он даже угрожал, что Россия может оказаться однажды в ситуации, когда ей понадобится помощь Англии. Но такие пустые слова не действовали на князя. Потемкин советовал ему быть терпеливым, что являлось основой его собственного отношения к внешнеполитическим вопросам: «Вы должны запастись терпением, положиться на то, что появится случай, который сможет Вам помочь больше, чем вся Ваша риторика. Используйте явления такими, какими они проявят себя в развитии, и будьте уверены, что Ее Императорское Величество с большим интересом будет относиться к Вашему делу, как только у Вас будет достаточно убедительных предлогов».

По словам Потемкина, русское правительство требовало от Англии более значительных уступок, чем им предлагали до сих пор.

Желаемый в Петербурге «предлог» — в пользу России — предоставила Испания. Ее корабли захватывали русские суда, продавая их груз по наивысшей цене. Российское правительство выразило в Мадриде протест против распространения, санкционированного на государственном уровне, каперства в отношении русских кораблей. Харрис тотчас воспользовался предлогом. В меморандуме к русской императрице он подчеркивал, что таких скандальных случаев можно было бы избежать заключением прочного русско-английского союза. Бурбоны [89] могут преподнести и другие неприятные сюрпризы.

Однажды, это было в феврале 1782 года, Потемкин велел позвать Харриса и сообщил ему неожиданную весть, что Россия собирается послать весной пятнадцать линейных кораблей и пять фрегатов — по тем временам достаточно мощную силу — для охраны своих торговых коммуникаций в Атлантике. Князь восторженно отзывался об этой идее, как выражении императорской мудрости и как наглядном примере верности будущему русско-английскому союзу. Зачем нужен был формальный договор? Харрис тотчас понял, в какую ловушку хотели заманить его русские. Он дал понять, что он не рассматривает это морское предприятие в качестве дружественного жеста в сторону Англии. Не мог же он допустить любого шага, который мог бы ослабить позиции Англии как морской державы!