Страстная Лилит - Виктория Холт

Менее счастливым в их компании оказался Уильям, считавший себя неприспособленным к жизни. Ему не хватало решительности Лилит, способности Аманды оценить преимущества их нынешнего положения в сравнении с тем, что могло их ждать в жизни дома, не хватало простого оптимизма Наполеона. Уильям был озабочен тяжелой жизнью бедняков и угнетенных, но никто не хотел слышать об этих мучивших его вопросах, люди хотели смеяться.

Лилит, бывало, принималась танцевать по мансарде, изображая посетителей ресторанчика Марпита – городских дам, выискивающих клиентов, или щеголей и сердцеедов. Уильям говорил себе, что ему отвратительна жизнь, которую ведет Лилит, но на самом деле он слегка завидовал ей, потому что Лилит заняла положение опекуна всей их группы, положение, которое должен был занять он.

Даже Наполеон был счастлив. Бедный, простодушный Наполеон, выходивший каждое утро из дому с единственной надеждой в душе – встретить джентльмена, который дал бы ему шиллинг!

Уильяма удивляло, что Аманду так изменили условия этой жизни. Пропал ее цветущий вид, она стала походить на нежную бледную примулу, ее волосы приобрели вид тусклого золота. Он любил Аманду, и это главным образом ради нее он хотел быть человеком с положением, положение в обществе занимало его больше, чем богатство. Ему недавно исполнилось семнадцать лет, и он с трудом разбирался в собственных мыслях. Он не мог себе признаться, что его то приводило в бешенство, то подавляло его собственное положение; ему хотелось быть благородным, поэтому он говорил себе, что его заботит судьба всех бедняков и что его чувство неудовлетворенности не имеет ничего общего с его собственным бедственным положением.

Ни одна из его попыток заработать деньги не удалась. Он ходил с миссис Мерфи на рыбный рынок Биллинзгит, но не мог быстро распродать свою сельдь, и она портилась. Несколько дней он пробовал торговать мясными, рыбными и фруктовыми пирогами, но и тут ему повезло не больше, чем с селедками. По его голосу, когда он кричал: «Выигрывай или покупай», люди понимали, что он провинциал. Ни один продавец пирогов не мог преуспеть без этого древнего обычая: удачно подбросив монету, покупатель получал пирог за так, а если проигрывал, то отдавал пенс, но пирога не получал. Оказалось, что Уильям всегда говорил «орел», когда выпадала «решка», и наоборот. Он проиграл большую часть своих пирогов, пока понял, что эти люди научились ловко подбрасывать монету, чтобы обманывать пирожника-провинциала.

Но однажды Уильям встретил человека, который изменил весь ход его жизни. Это был молодой человек, несколькими годами старше его самого, который выступал в парке перед толпой слушателей. Уильям, восхищенный теориями этого молодого человека, часто слушал его. Он был убежден, что молодой человек обратил на него внимание.

– Я часто видел вас в последнее время, – сказал он однажды.

– Я люблю слушать вас, – ответил Уильям. – Вы говорите именно о том, о чем я думаю.

– Откуда вы приехали?

– Из Корнуолла.

– Издалека. Приехали в Лондон, я уверен, в поисках счастья?

– В надежде заработать на жизнь.

– От зеленых полей в клоаку, а?

– Ну, в Корнуолле было не так уж хорошо.

– Беднякам нигде не живется хорошо! – горячо поддержал его молодой человек; это восхитило Уильяма, потому что этот юноша был в дорогом, почти элегантном костюме.

– Это так.

– А они сами стремятся изменить свою жизнь? – спросил молодой человек с тем жаром, с каким он обращался к слушателям в парке.

– Думается, вы подсказываете им, что бы они могли сделать.

– Разве они меня слушают? Нет! Они ленивы, эти люди. На европейском континенте короны втаптывают в грязь. А что делается здесь? Когда появляется королева, они – эти голодающие – останавливаются и приветствуют ее, надрываясь от крика.

Уильям кивнул в знак согласия.

– Пойдемте, выпьем чего-нибудь и перекусим.

Новый друг привел Уильяма в ресторан, где они съели яичницу с грудинкой и выпили кофе, который показался Уильяму нектаром.

Юноша сказал ему, что его зовут Давид Янг и что он какое-то время работал репортером «Дейли ньюс». Его имя очень ему шло; он был само воплощение молодости с его живостью и энтузиазмом; Давид сказал, что решил изменить к лучшему условия жизни бедняков Лондона. Его родные были против того, что он делал. Они были богаты, забот не знали. Семья Янга жила в графстве Суррей уже сто или двести лет. «Благополучные помещики!» – с презрением говорил Давид Янг. Он больше не работал в «Дейли ньюс»; он хотел все свое время посвятить главному делу, поэтому согласился принять денежную помощь отца, которая позволила ему это сделать.

Он красноречиво рассуждал о современных пороках, которые, как он считал, порождались главным образом новыми видами промышленной деятельности.

– Торговля... торговля... торговля... – восклицал он, и глаза его сверкали. – Англия богатеет... поклоняясь идолу процветания и богатства. Разве они понимают, что у этого идола глиняные ноги? Разве они сознают, что эти состояния и это процветание основаны на страданиях бедняков? Наша задача – разрушить этого огромного идола до основания.

Со своим новым другом Уильям мог делиться собственными желаниями; речь его лилась свободно, и его глаза горели таким же лихорадочным блеском, как глаза Давида Янга.

– Вы должны как-нибудь выступить и рассказать горожанам о страданиях сельских жителей. Встретимся снова. Здесь же... завтра.

Таким вот образом Уильям нашел в Лондоне то, чего ему недоставало в деревне.

* * *

Ресторанчик Сэма Марпита только-только начал заполняться. Сэм стоял у дверей в тщательно продуманном вечернем наряде: его белый жилет с голубыми и красными цветочками был более щегольским, чем когда бы то ни было, галстук был больше обычного, а в петлице красовалась огромная гвоздика; держа табакерку в руке, он приветствовал своих клиентов, предлагая наиболее почетным из них щепотку своего доброго табака.

Сэм был доволен собой. Ресторанчик Марпита был процветающим заведением. Многие постоянные посетители приходили сюда из-за отличной еды – Сэм следил за этим, а многие другие хотели посмотреть на невысокую изящную девушку, которая, Сэм должен был это признать, обладала кое-какими танцевальными способностями, кое-каким певческим даром и огромным талантом привлекать людей в его заведение.

Лилит и танец «Семь вуалей»! Вот из-за чего приходило большинство посетителей. Сотни раз в день похлопывал Сэм свою ляжку, поздравляя себя. Он кое в чем разбирался. Он разглядел в ней кое-что, когда она танцевала на улице под музыку итальянского шарманщика.

– Главное то, что она их привлекает! – говорил Сэм.