Танковые сражения войск СС - Вилли Фей

Экипаж снова был спокоен и уверен в себе. Мы действовали, как хорошо смазанная машина. В такие моменты максимальной самоотдачи в людях проявлялись силы и способности, явно превосходившие их обычный уровень.

Я сразу же сообразил, что здесь мы больше ничего не добьемся, а если рискнем остановиться, то нас тут же сметут. Поэтому я быстро крикнул в переговорное устройство: «Идем под острым углом к левой стороне дороги, укрываемся за подбитым «шерманом» и ждем, пока американцы не двинутся друг за другом, чтобы достать нас. Башня будет все время направлена в сторону танков». Это означало, что механику-водителю, которому придется ехать вслепую, нужно будет ориентироваться по указаниям, передаваемым по внутренней связи, а наводчику, который также не видит, что делается снаружи, нужно будет поворачивать ствол вправо и влево, ориентируясь на хлопки по плечам. Все это происходило с молниеносной скоростью. Когда я во второй или в третий раз сказал «Влево!», мы получили новую порцию попаданий. В этот раз удары оказались еще сильнее. Сварные швы по обеим сторонам передней верхней плиты частично разошлись, и в боевое отделение стал пробиваться дневной свет. Мы упрямо продолжали наводить орудие и стрелять по танкам, но неизвестно, добились ли мы успеха.

Я приказал: «Прямо! Прямо!», но машина продолжала разворачиваться, пока не оказалась почти под прямым углом к дороге у левой обочины. Переговорное устройство отказало из-за сильного обстрела, и последняя команда, которую услышал механик-водитель, была «Влево!». Я понял, что это — конец. Тут же внутри танка раздался приглушенный взрыв, и я увидел, что заряжающий, штурмман Фэнрих из Дуйсбурга, объят пламенем. Казалось, будто на высокой ели горит множество бенгальских огней. Судя по всему, танк получил попадание и загорелся. Я успел крикнуть: «Покинуть машину!», выскочил из башенного люка и скатился в кювет. Перекувырнувшись, я на мгновение лег на спину, пока наводчик и заряжающий выпрыгивали из танка. Как ни удивительно, заряжающий был всего лишь ранен небольшим осколком в спину, и в этом месте его форма была лишь немного опалена, но на нем самом ожогов не было. Только теперь мы поняли, что нас подбили не танки, а выстрел из «базуки» с правой стороны от дороги, где местность была чуть повыше.

Потом мы поняли, что окружены американцами.

После того как башенный экипаж покинул танк, по машине начали бить пулеметы, и для механика-водителя и радиста открыть люки было бы чистой воды самоубийством. Штурмману Хайлю и ротенфюреру Пульму хватило выдержки еще ненадолго остаться в горящем танке, подвести его поближе к кювету и лишь потом одновременно распахнуть люки и выпрыгнуть. Лично я сомневаюсь, что сумел бы так поступить.

Совершенно невредимые, если не считать наводчика, мы лежали рядом с горящей машиной, думая только об одном — как бы поскорее убраться подальше от танка, пока он не взорвался. Однако стоило нам высунуть головы, как со всех сторон открыли огонь. Потом мы вспомнили о втором танке и обнаружили, что он стоит метрах в ста позади нас. С поврежденным орудием он был беззащитен против «шерманов» и держался за пределами их сектора обстрела. Но, несмотря на опасность, он все же нас не покинул и продолжал удерживать позицию, отгоняя от нас американцев огнем обоих пулеметов. Поняв, что происходит, мы собрали в кулак последние силы и бросились бежать к «пантере». Мы бежали сначала по дну кювета, потом по дороге, а танк, не переставая стрелять из пулеметов, медленно пятился назад, пока не нашел укрытие за небольшим пригорком.

Не попасть под очереди башенного пулемета оказалось не так уж и сложно, но нужно было обладать способностями акробата, чтобы быстро бежать, пригибаясь, и не угодить под курсовой пулемет радиста. Но когда речь идет о выживании и человек твердо намерен не погибать, в его усталом теле пробуждается такой запас сил, которого трудно ожидать в нормальных условиях. Мы добежали до танка оберштурмфюрера Шломки, бросились на землю и перевели дух. Со стороны нашего танка, уже полностью охваченного огнем, донеслось несколько взрывов. Но сама машина не взлетела на воздух, и, насколько мы могли видеть, башня оставалась на своем месте.

Второй танк остался на месте, продолжая наблюдать за дорогой, перегороженной нашим горящим танком.

Впятером мы отправились на командный пункт полка «Дер Фюрер», располагавшийся неподалеку. За несколько километров до него нам пришлось пересечь пригорок, на котором не было почти никаких укрытий. Там на нас набросилась группа истребителей-бомбардировщиков, судя по всему, возвращавшаяся с задания и искавшая случая, чтобы истратить оставшиеся боеприпасы. К счастью для нас, в поле, которое мы только что перешли, были вырыты узкие и глубокие канавы. Мы спрятались в этих канавах, и самолеты начали тренироваться в стрельбе по нам. Наверное, им это доставляло огромное удовольствие. Они пролетали вдоль канавы или под прямым углом к ней, разделившись на две группы, двигавшиеся навстречу друг другу, словно в воздушном цирке, а мы оказывались между ними. Пули попадали в стенки канавы прямо над нашими спинами; нас осыпало комьями земли и осколками керамических труб, лежавших вдоль канав. Это была настоящая пытка, почти непосильная для нервов. Два или три раза налеты на минуту прекращались, и мы думали, что успеем добежать до леса. Но каждый раз это была всего лишь уловка, и приходилось снова бросаться в канаву, когда вокруг нас снова начинали ложиться пули. Самолеты заходили на штурмовку так низко, что можно было попасть в них камнем. Это испытание завершилось только к концу дня. Один из наших крылатых «друзей» не успел уйти и получил попадание из 20-мм зенитки. Летчик выбросился с парашютом где-то недалеко от командного пункта «Дер Фюрера».

Вскоре мы подошли к КП, располагавшемуся недалеко от Мениль-Кленшана. Мы получили пайки и, немного передохнув, двинулись в расположение ремонтной роты. Через два или три дня мы получили новый, только что отремонтированный танк.

На этой машине, которая, как выяснилось вскоре после отъезда с ремонтной базы, была, к сожалению, не совсем готова к бою, мы отправились в район сосредоточения для контрудара на Мортен.

Вот мой рассказ о боях в Нормандии. Должен добавить лишь, что пережить войну из нашего экипажа довелось только мне и механику-водителю. Наводчик и заряжающий утонули, когда мы пытались вплавь пересечь Сену в Эльбефе.

Мы прорывались за Сену в составе боевой группы после окончания боев в Эльбефе, когда американцы уже заняли город. Оба наших товарища плохо плавали, а силы были уже на исходе.

Радист, позднее ставший наводчиком в моем экипаже, погиб незадолго до конца войны под огнем русской артиллерии, командуя последним уцелевшим танком 2-й роты танкового полка «Дас Райх» в Шпратцерне, что неподалеку от Санкт-Пельтена. Мы похоронили его на кладбище в Эр-лауфе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});