На той стороне (СИ) - Шарапов Кирилл Юрьевич

Неожиданно амулет на груди нагрелся. Хотя нагрелся — это слабо сказано, он буквально раскалился, оставляя на коже ожог, да такой, что Воронцов его почувствовал через адскую боль в животе. Это продолжалось примерно с минуту, а потом раз, и сразу как-то мгновенно остыл. Константина вывернуло наизнанку, но боль в животе медленно отступала, правда, и силы его таяли стремительно. В глазах потемнело, и он провалился в забытье, но какое-то странное, он, как сквозь туман, слышал голоса, его покачивало, словно он на корабле, при этом все вокруг было в белом непроглядном киселе. А потом и он исчез, осталась только тьма, но не такая, какую тут ждали каждый год и боялись, а мягкая, привычная, совсем не страшная.

Глаза открылись тяжело, деревянные доски потолка закружились, словно он перепил, и у него банальный вертолет. Слабость, жуткая слабость во всем теле, нет даже сил, шевельнуть рукой. Одно его обрадовало — он лежал не на полу в луже собственной рвоты, а на кровати. А еще рядом кто-то был.

— Очухался? — раздался откуда-то из-за головы голос Аркада, который раскаленной спицей пронзил мозг, заставив Воронцова поморщиться. — Как же, Ваше благородие, не сдохли? Я уж даже обрадовался, несмотря на вашу ценность.

— Не дождешься, — прохрипел Константин. — Воды дай.

Как ни странно, но Аркад не стал его мучить, а протянул керамическую кружку. Вода была теплой, но сейчас бывший детектив был рад и этому. Потрескавшиеся губы, пересохшее горло мешали нормально соображать, и ему требовалось только одно — вода.

— Еще, — уже более твердо попросил он.

Аркад передвинулсмя так, чтобы Воронцов его видел, и наполнил из глиняного кувшина еще одну кружку.

Константин на этот раз пил нормально, не жадно глотая, а размерено.

— Если тебя это обрадует, Дарию казнили. Авия рассвирепела, узнав, что тебя отравили. Она жестокостью никогда не отличалась, а тут ее словно подменили, приказала разорвать бабу лошадьми и сжигать запретила. Согнала всех смотреть — и жителей, и пленников, и нас. Вот только для тебя все стало гораздо хуже, если раньше до тебя никому дела не было, то теперь… — Он многозначительно замолчал.

— Ходи да оглядывайся. Ну, удружила атаманша, ладно, выкручусь как-нибудь. И меня не порадовало то, что Дарию казнили, баба она вроде была хорошая, только горе ей разум помутило. Кстати, а что за Орел? Я всего двоих грохнул — Зора-дурачка и пулеметчика.

— Вот он самый, — усмехнулся Аркад. — А Дарию тут любили, правильно ты сказал, хорошей она была доброй.

— Ну, она сама свою дорогу выбрала. А насчет твоего самого первого вопроса, почему не сдох, я без понятия.

Константин с трудом, но все же сел. Он был в доме, который выделила ему Авия, кто-то перенес его на кровать и даже прибрался, во всяком случае, рвотой не пахло. Посмотрев на своего собеседника, Воронцов с трудом выдавил подобие улыбки, Аркад очень расстроился, похоже, ему было интересно, как выжил человек, который нажрался мор-травы. Но рассказывать про медальон, который он ощущал у себя на груди, было нельзя, в его руки попался уникальный девайс, и бандитам эти знания совсем лишние.

— Есть чего пожрать в этом доме? Желательно не отравленного.

— Есть, — вставая и направляясь на кухню, произнес здоровяк. — Мила для тебя кашу на молоке сварила. Только она холодная, но сейчас выбирать не из чего. Для твоего желудка, который наверняка пострадал, это самое лучшее. Так что, Ваше сиятельство, кушайте, не обляпайтесь.

И Константин ел. Хотя, скорее давился чем-то средним между манной и пшенной, вот только она была едва теплой, видимо, держали завернутой в одеяле.

— Сколько я в беспамятстве провел? — мужественно отправляя в рот очередную ложку с топливом, поинтересовался Константин.

— Да, почитай полтора дня, сейчас вечер седьмицы. До тьмы осталось два дня.

Воронцов был уже в курсе местного календаря. В каждой неделе было девять дней, в нечетном месяце — двадцать семь дней, в четном — двадцать восемь. Название дней частично совпадали с привычными — понедельник, вторник, то есть второй день, тетейник, четверик, пятница, шестица (да, тут не было субботы), седьмица, осмица, а вот девятый назывался — неделя, то есть, нет дел, и за ней шел понедельник — день после недели. В принципе, ничего сложного. Одно плохо, никакой пятидневной рабочей неделей тут и не пахло, как и восьмичасовым рабочим днем, один выходной, и все снова за работу. Понедельник — день тяжелый. В сутках двадцать шесть часов, весной и летом светлое время суток чуть больше восемнадцати часов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Константин выскреб ложкой дно довольно внушительной кастрюлька, сам не заметил, как спорол это невкусное варево, организму требовалась энергия. Эх, сейчас бы до места силы дойти, но это нереально, ноги плохо слушаются, но им придется поработать до нужника, что б не уронить авторитет, придется идти своим ходом.

— Если оклемался, то тебя хотела видеть хозяйка.

— Если не горит, а оно не горит, поскольку она не знает, что я в себя пришел, то я сначала приведу себя в порядок. Негоже в таком виде Авии на глаза показываться. Аркад, у вас есть средства, чтобы зубы почистить, порошок или паста?

— Я тебе что, торговая лавка? — возмутился здоровяк.

— Будешь, чем понадобится, — с трудом вставая с кровати и пошатнувшись, твердо ответил Воронцов. — Итак, повторяю вопрос — есть у тебя средство для ухода за зубами? И чистая рубаха, а то в этой испачканной я к твоей хозяйке не пойду, будем ждать, пока высохнет.

Аркад привычно скрипнул зубами и, бросив: «Жди, сейчас принесу», — вышел на улицу.

Константин с трудом добрел до стула, на спинку которого был накинут трофейный темно-синий мундир, и, достав из кармана сигариллу, прикурил. Вот только слаб он был еще для курения, никотин ударил в голову, да так, что в глазах потемнело. Аккуратно затушив, он убрал окурок в карман.

Аркад явился минут через десять, молча выложил на стол добытое — чистую грубо-сотканную рубаху, простая, и очень длинная, но Константину было пофигу, сойдет на первое время, потом обзаведется нормальной одеждой. Зубная щетка, явный самодел, широкая, с короткой грубой щетиной, и деревянную коробочку из бересты.

Воронцов с трудом поднялся и, прихватив средства гигиены, слегка пошатываясь, отправился во двор.

Первым объектом, который посетил «боярин» Воронцов, стал туалет, типа сортир. Да, удобств по минимуму. Даже седушки нормальной сделать не догадались, слегка подгнившие доски и не слишком аккуратная дыра в них, так что, нормально газетку не почитать. Одно радует, очко не по центру, а сбоку, так что если кто дверь распахнет, то не застанет его в позе орла. Будет время, материал и инструмент, можно поправить это. С подтиранием тут тоже были проблемы, ни о какой бумаге и речи не шло, использовали тряпочки, которые потом стирали. Несколько таких, слегка отсыревших, лежали в берестяной коробочке, прибитой к стене. Ну да, бумага тут была, наверняка, дорогой, а ведь у него десяток листов с вензелем в ранце было, но тиснули, и не вернули.

Константин в позе орла устроился над очком, и именно это спасло ему жизнь. Грянул выстрел, мощная винтовочная пуля, прошив тонкие доски скворечника, свистнула в паре сантиметров перед носом, сыпанув в глаза трухой и щепками. Стрелок неверно определил габариты скворечника. Воронцов упал вперед и в сторону, нырять в выгребную яму не спешил. И опять все было сделано вовремя, вторая пуля прошла ниже, и наверняка угодила бы ему в бочину. Стреляли явно из винтовки Родимцева, которую в народе звали «родькой» или «родней».

Хлопнула дверь дома, это Аркад выскочил наружу, хоть ему это и не нравилось, но он, скорее всего, получил от хозяйки четкий приказ — оберегать бесценного трофейщика. Вот только Авия не учла, что своей выходкой она существенно усложнила ему работу. Ведь после этой казни, желающих грохнуть Воронцова серьезно прибавилось.

— Вы там живы, Ваше сиятельство? — язвительно поинтересовался Аркад.

— Жив, — отозвался Константин. — А теперь не мешай, дай дела сделать.