Этюд багровых вод - Ава Райд

водить. Обещаю, мы вернемся в Хирайт до полуночи.

До полуночи, как в сказках. Возможно, Престон даже не задумался об этом, но Эффи вдруг вспомнила, что все проклятия превращали принцесс обратно в крестьянок, как раз когда часы били полночь. И почему-то меняли облик всегда только девушки, которые запросто могли лишиться всего в мгновение ока.

– Спасибо, – сказала Эффи, пытаясь выбросить неуместные мысли из головы. – Завтра поговорим с редактором «Гринбоу» и получим все ответы.

Престон кивнул:

– А сейчас, полагаю, нам придется лечь спать… на пустой желудок.

Эффи тихо рассмеялась. Ей тоже показалось странным, что Блэкмар предложил им бренди, но не ужин. Но ей ли подвергать сомнению поступки человека, который великодушно согласился ответить на их пытливые вопросы?

Конечно, до определенного момента.

Потянувшись к сумке, Эффи попыталась нащупать пузырек со снотворным. Теперь она не видела смысла прятать таблетки от Престона. Он уже знал, что она была ребенком-подменышем. Он слышал ее полное имя. Он знал, что она верит в Короля фейри.

Но она искала и искала, но ничего не могла нащупать. Подступила паника, дыхание участилось. В тот же миг в мозгу вспыхнуло воспоминание: флакон с таблетками так и остался на тумбочке в гостевом доме Хирайта. Уезжая в спешке, она просто забыла взять его с собой.

– О нет, – пробормотала она.

– В чем дело?

– Просто… – Во рту пересохло, и говорить удавалось с трудом. Эффи прочистила горло, зрение уже начало расплываться. – Я забыла снотворное. Не знаю, смогу ли уснуть без таблеток.

Оттолкнувшись от стола, Престон подошел ближе и хмуро уставился на Эффи.

– Что мешает тебе спать по ночам?

Она не ждала подобного вопроса и ощутила вдруг, что паника понемногу отступает, а пульс постепенно выравнивается. Никто и никогда об этом не спрашивал, даже в детстве, когда она лепетала о существе, застывшем в углу комнаты.

Она не сразу нашлась с ответом.

– Я боюсь, – наконец сказала она. – Не чего-то конкретного… Не знаю, как объяснить. В груди все сжимается, сердце начинает учащенно биться. Похоже, я подсознательно боюсь, что пока лежу в кровати, со мной случится что-то плохое. Что кто-нибудь сделает мне больно, – запинаясь, попыталась объяснить она. Эффи не стала упоминать Короля фейри, но в остальном не солгала.

Она перевела взгляд на Престона, пытаясь понять его реакцию на свои слова, но он все так же беспокойно хмурился.

– А что может помочь? Ну, кроме снотворного.

Об этом тоже никто не спрашивал – по крайней мере, с тех пор, как доктор сунул ей в руки таблетки. Эффи вдруг ощутила себя очень маленькой, но не беспомощной, как жертва перед хищником.

– Наверное, чья-то компания, – сказала она.

На миг в этой странной комнате повисло молчание. Престон глубоко вздохнул.

– Я могу остаться, – наконец осторожно предложил он. Эффи удивленно моргнула и тут же ощутила, как вспыхнули щеки. Престон тоже покраснел, словно бы только сейчас осознал скрытый в словах подтекст.

– Не в этом смысле, – пояснил он, нервно проводя рукой по волосам. – Я лягу на полу.

Эффи против воли рассмеялась:

– На полу спать вовсе не обязательно.

На кровати вполне хватало места для них обоих, даже если не спать в обнимку. Дальше вновь повисло молчание: отвернувшись к стене, Престон позволил Эффи сменить свитер и брюки на ночную рубашку и скользнуть под винного цвета одеяло.

Обернулся, нерешительно присел на край кровати. Несмотря на алеющий на щеках румянец, Эффи послала ему ободряющий взгляд, и он, подвинувшись, устроился рядом с ней. Она – под одеялом, он – поверх него. Лицом к лицу. Не касаясь друг друга.

Никогда еще Эффи не находилась к нему так близко. Глаза у него были потрясающие: светло-карие с зелеными и золотыми крапинками на радужке. Веснушки поблекли к зиме. Летом наверняка станут заметнее. Губы чуть покраснели от бренди.

Престон, в свою очередь, разглядывал Эффи. Интересно, что он видел? Мастер Корбеник, к примеру, видел лишь золото волос и зелень глаз, лишь мягкость и податливость.

Порой ей хотелось поделиться с кем-нибудь случившимся и услышать мнение об этой истории. Конечно, по колледжу ходили слухи, и ее так часто называли шлюхой, потаскухой и распутницей, что эта версия никогда не исчезнет. Останется на ней навсегда, как след от воды на бархате. Но может, есть и другая? Эффи и сама не знала.

Конечно, Престон вряд ли догадался бы, что творилось у нее в голове. В отличие от Эффи, он выглядел очень усталым. Веки за стеклами очков начали постепенно опускаться, и Эффи с удивлением отметила, что левый глаз закрылся чуть больше, чем правый. Издалека она такого никогда бы не заметила.

– Ты не хочешь спать? – несколько невнятно пробормотал он.

– Пока не очень, – призналась она.

– Чем я еще могу помочь?

– Давай просто… поговорим, – смущенно предложила она и опустила взгляд. – О чем угодно.

– Попробую придумать тему поскучнее.

Эффи закусила губу, чтобы не улыбнуться.

– Необязательно скучную. Расскажи что-нибудь новое, о чем никогда раньше не говорил.

Престон ненадолго задумался.

– Ладно. Знаешь, почему я так хорошо помню «Гибель моряка»? – в конце концов спросил он. – Есть старая аргантийская поговорка, до жути на него похожая.

– Правда? – оживилась Эффи. – Какая?

– Я скажу, если ты пообещаешь не пугаться при звуках нашего варварского наречия. – Он едва заметно улыбнулся.

– Обещаю, – тихо рассмеялась Эффи.

– «Ar mor a lavar d’ar martolod: poagn ganin, me az pevo; diwall razon, me az peuzo».

– Это в самом деле аргантийский?

– Да. Точнее, северное наречие. На нем говорят бабушки, а внуки только глаза закатывают. – Престон чуть заметно улыбнулся.

– Что это значит?

– Море говорит моряку: борись со мной и живи, но проявишь небрежность – и пойдешь ко дну.

– И в самом деле, очень похоже на работы Мирддина, – согласилась Эффи, осознав вдруг, что впервые слышала, как аргантиец говорит на родном языке. Возможно, все дело в голосе Престона, но прозвучало красиво. – Скажи еще что-нибудь.

– Хм-м-м… – задумался Престон, а потом произнес: – Evit ar mor bezañ treitour, treitouroc’h ar merc’hed.

– А это что?

В его глазах вспыхнули веселые искорки.

– Море коварно, но женщины еще коварней.

Эффи вспыхнула:

– Вряд ли так говорила твоя бабушка.

– Ты права. За это она дала бы мне подзатыльник.

– Скажи еще, – попросила Эффи.

Престон поджал губы, глаза затуманились на миг, когда он задумался.

– Ar gwir garantez zo un tan; ha ne c’hall ket bevañ en e unan, – наконец выдал он.

– Эта фраза звучит лучше всего, – заметила Эффи. – Что она означает?

Престон сквозь стекла очков поймал ее взгляд.

– Любовь – это огонь, который не