Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий

«Так, отставить, — скомандовал себе Санчес. Об этом уже поговорили. — Он не за белых и не за черных. Он за Джелли, Фолза, Хэкмана, за морпехов. Даже за этого придурка Прикквистера… И хватит…»

Палец привычно дожал спуск.

Пушечно ударил выстрел, слышимый даже в грохоте идущего далеко внизу боя. «Браунинг» сильно дернулся, больно ударил в плечо. Пуля летела две секунды, которые растянулись надолго. Но, наконец, достигла шатра. Кубок слетел с подноса, рыжий вздрогнул, схватился за локоть из которого хлестал фонтан крови… Остальной части руки у него больше не было.

«Промазал», — удивленно подумал Санчес. Он ведь не в прислужника целился, а в его босса!

Второй выстрел опрокинул рыжего на землю. Головы-ведра рядом с ним очумело вертелись из стороны в сторону. «Босс» вскочил, захлопнул забрало и сразу смешался с другими железными фигурами. Замаскировался, собака! Санчес даже расстроился. Он тут же поймал в перекрестье первую попавшуюся голову-ведро, пальнул, но проделал дыру в грудной кирасе — точно по центру. Немного успокоился и поймал следующую фигуру…

* * *

Миллера ранило в плечо, Шарки стрела пробила бронежилет и застряла там, он потерял немного крови, но оставался в строю. Лягушонок получил стрелу в лоб, на удивление, она пробила голову насквозь и вылезла окровавленным острием из затылка, несчастный погиб мгновенно. Пронесся слух, что лучники подстрелили принцессу Гию, которая стояла с отцом на балконе у наружной стены. Проверять, так это или нет, у Маккойна не было времени.

Этот бой не был похож на все, в которых ему приходилось участвовать. Огромный численный перевес противника определял непривычную тактику наступления. Они, не считаясь с потерями, перли, как красные муравьи, обгладывающие все на своем пути. Место убитых тут же занимали их сотоварищи, пробитые в шеренгах бреши затягивались в течение минуты, а сзади ждали своей очереди все новые и новые легионы. На миг у бесстрашного капитана Маккойна мелькнула мысль, что победить их нельзя. То есть, наверное, можно, но если вывести навстречу такую же тьму вооруженных бойцов, чтобы каждый твой воин разрубил каждого ихнего… А иначе, ничего не получится…

Бесконечные шеренги варваров охватили крепость со всех сторон, взяв Аль-Баар в плотное кольцо.

На западном направлении главного удара огонь гранатометов более-менее успешно сдерживал натиск атакующих, а вот на южном уже была предпринята попытка штурма: людям Рахмана дважды пришлось рубить приставные лестницы с крючьями и лить вниз горящую смолу. Капитан отправил туда Руни и Хэкмана с пулеметом и ручными гранатами.

— Задайте им жару! — неопределенно напутствовал их Маккойн.

Морпехи выдвинулись на новую позицию и с ходу вступили в бой. Руни, поводя стволом пулемета вправо-влево, сбивал, словно бильярдные шары, блестящие шлемы-ведра и высокие лисьи шапки вместе с головами, Хэкман швырял гранаты, разрывающие плотные ряды атакующих. Падали штурмовые лестницы, с них сыпались безмолвно распялившие рты люди. Вверх летели шлемы, щиты, оружие, оторванные конечности… Гремел гром, сверкали молнии, в воздухе носилась невидимая смерть, которая с легкостью дырявила кольчуги, шлемы, кожаные панцири, кромсала скрытые под ними тела и дробила кости. Ряды атакующих дрогнули и смялись. Но на место одного убитого становились трое живых, вместо одной сбитой лестницы появлялись четыре, и осада продолжалась.

У отделений Салливана и Андерса закончились гранаты к подствольникам. Маккойн дал команду вести прицельный винтовочный огонь и экономить патроны. Но пули не могли заменить гранат… Тучи стрел, затмевающих солнце, одна за другой обрушивались на защитников Аль-Баара, цепь солдат на стене редела, погибли еще три морпеха. Копейщики вплотную подступили к западной стене. Солдаты Зудияра приготовились лить смолу и отталкивать штурмовые лестницы. Но дело шло к концу. Недаром командиры легионов Рахман и Зудияр самолично зарубили нескольких недостаточно храбрых солдат. Недаром появился на стене испуганный Бен-Барух, которого гвардейцы халифа прикрывали большими щитами, вмиг обросшими дрожащими от ярости стрелами.

То, что увидел главный мушир, было неутешительно. Стальные «ведра», украшенные страусиными перьями и волчьими хвостами, кожаные шлемы, укрепленные железными пластинами, острия копий, блестящие клинки мечей и сабель, задранные кверху, искаженные ненавистью лица — это гибельное море билось о каменные стены крепости. Гремел шум битвы, как грозный прибой, звуки дьявольской музыки будоражили осаждающих и подавляли волю осажденных.

Капитан Маккойн в очередной раз поднес к губам рацию.

И вдруг все изменилось: стихли крики атакующих и звон железа, будто почуяв неведомую опасность, замолкли трубы и волынки. Потому что за толстыми стенами взревели дизеля, — этот звук не был известен в тринадцатом веке и воспринимался как глас шайтана. Заскрипели и застонали тяжелые створы ворот. Когда они распахнулись, перед непобедимой армией Томаса Мясоруба грозно ревя двигателем и попыхивая дизельным выхлопом, предстал танк «Абрамс М1А1». Над полем боя раздался стон ужаса. Передние ряды шарахнулись, спрессовав огромную массу стоящих сзади людей, так что перед воротами образовалось свободное пространство. Танк выкатился наружу. Следом, один за другим выехали два бронетранспортера и стали по бокам.

Вряд ли они сумели бы внести еще большее смятение в дремучие умы средневековых воинов, если бы оказались настоящим драконом о трех головах… «Абрамс» выпустил длинный оранжевый язык из огнемета, пролизав в тесных рядах черный обугленный проход, и выстрелил из стопятимиллиметровой пушки. Шрапнельный снаряд, посланный прямой наводкой, прошил шеренги и взорвался, расплескав фонтан огня и крови и искрошив в пыль десятки копейщиков, конников и лучников. Горящие фигуры со стонами метались среди убитых и раненых. Бронетранспортеры выпустили по пулеметной ленте — один на юго-запад, второй — на северо-запад.

Над войском Томаса Мясоруба пронесся вой обреченности и ужаса.

Вот он, Железный Змей, ненасытный Хадид Хайят, вышел на охоту, пожирая их горстями, словно мелкую лесную живность. Он гипнотизировал, приковывал к себе оцепеневшие взгляды, каленым пестом перемешивал мозги. Вот он, ад, самый настоящий!

Но настоящий ад был еще впереди.

«Абрамс» двинулся вперед, с хрустом сминая закованные в железо ряды воинов. Барт закрыл смотровую щель и старался не смотреть на монитор обзора. Иногда он слышал отрывистые команды из башни, лязг затвора, и тогда «Абрамс», чуть присев на ходу, исторгал грохот и дым и снова летел вперед, а там, впереди, появлялись, будто из земли выскакивали, султаны взрывов.

Смит до отказа выжал сектор газа, Джелли сделал то же самое. «Лейви» рванулись в разные стороны, чтобы обойти Аль-Баар каждый по своей дуге — один по часовой стрелке, расстояние от крепости 150 ярдов, другой против часовой — 500 ярдов, угол поражения — 45 градусов. Выпуская клубы черного дыма, тяжелые бронированные машины неслись, сметая все на своем пути, выжигая широкие полосы степного пространства и обращая в бегство многотысячное войско.

Рядовой первого класса Шон Смит-младший, стиснув зубы, гнал вперед своего «коняку», забывая вытирать заливающий лицо пот. Любимое печенье, забытое, свалилось с полки, каталось под ногами, перетиралось в пыль. Как и у Прикквистера, для Смита это был первых боевой выход, боевое крещение. Смит был в ярости, он даже не подозревал, что умеет так здорово злиться. Самое поразительное было в том, что он не помнил, не соображал даже, на кого именно злится и по какой причине. Да и нет наверняка конкретной причины и конкретного объекта, просто некая темная мерзкая сила, что пришла сюда раздавить его, выпотрошить забавы ради и развеять по ветру прах, сейчас сама получает по зубам и улепетывает со всех ног. И Смит этому дико рад.

В заляпанном грязью и кровью обзорном окне он видел спины убегающих людей и лошадиные крупы. Иные оборачивались на ходу, но лиц у них не было, только маски ужаса с грубо намалеванными глазами и провалами ртов. А Хэкман наверху поливал и поливал из пулемета.

Один из всадников вдруг развернул коня, выставил вперед длинное копье и атаковал бронетранспортер. Что-то звякнуло по броне, мелькнули лошадиные ноги, в стекло обзора плюхнула очередная клякса. И все. Смит сплюнул.

В общем, Железный Змей сделал то, чего не мог сделать взвод морских пехотинцев: он вселил ужас в души неустрашимых воинов. Змей был страшней самого Томаса Мясоруба, стальные нити насаждаемой им дисциплины, на которую были нанизаны шеренги всадников, пехотинцев, лучников, копейщиков — с треском лопнули. Войско охватила паника. Тяжелые, закованные в железо рыцари, гибкие и быстрые степняки, разномастные наемники, шакалы любой войны — мародеры и грабители, — все беспорядочно удирали прочь, позабыв про децимации и виселицы. И их некому было остановить, потому что командиры еще раньше были выбиты Санчесом, а оставшиеся в живых попросту разбежались.