В зеркале забвения - Юрий Рытхэу

— Не скажите! — возразил Зайкин. — Они очень строго следят за своим здоровьем, необыкновенно чистоплотны, часто бывают у врача. А потом, они никогда не позволяют себе иметь дело с мужчиной без презерватива. Это как закон. Нет презерватива — нет удовольствия.

— Вы, наверное, уже многих знаете?

— Да уж поневоле, — ответил Зайкин. — Многие из порядочных семей… Скажу по секрету, среди них есть замужние, добропорядочные домохозяйки… Они тут неплохо подрабатывают. Довольно много студенток, девушек из других городов и даже ближнего зарубежья… Словом, на все вкусы… Что это вас так заинтересовали эти пташки? — игриво спросил Зайкин. — Хотите сами попробовать?

— А почему нет? — ответил Незнамов. — Человек я давно холостой, считай, четыре десятка лет, да и не бедный…

— Сто долларов за два часа, — тоном знатока сообщил Зайкин.

Девушки закончили завтрак и прошли мимо, дружелюбно кивнув Зайкину.

— Зоя Петухова, вон, чернявая, моя давняя знакомая. Она с Васильевского острова. Работала после Института культуры инструктором райкома комсомола, в конце концов пришла сюда. Ребенок у нее. Была замужем. Парня убили в Чечне…

Несколько дней Незнамов с особым вниманием присматривался к девушкам в вестибюле гостиницы, ловя себя на том, что он как бы примеривал к себе то одну, то другую. Проходя мимо них, чувствовал, как кровь бросается в лицо, и отворачивался, чтобы они не заметили его волнения. Он пересчитал деньги и удивился, как много у него осталось: хватит не на одну и еще останется… Но эти болезни… Говорят, что бывают случаи, когда и презерватив не спасает. Особенно от этой, новой, страшной… и слово страшное: «Спид».

Утром в постели он переключался на воспоминания о своей молодости, как неуверенно и с опаской ухаживал за девушками, опасаясь показаться смешным и неумелым. Большинство послевоенных девчат успели познать торопливую любовь с молодыми солдатами, счастливо избежавшими гибели на фронте, и поэтому привлечь их внимание стоило труда. Более всего Незнамов страдал от убожества своей одежды. Та, что была выдана в детском доме, подчеркивала его сиротское происхождение, и самой большой мечтой его в те времена было сменить одежду, чтобы ничто не указывало на его пребывание в детском доме. То, что продавалось в районном универмаге, стоило больших денег, и с первой же получки он купил себе брюки и модную тогда куртку «москвичку» на молнии.

Новая одежда придала смелости, и Незнамов пошел на танцплощадку. Там-то он и увидел Галину, которая жалась к заградительной сетке, смущаясь и опасливо оглядываясь вокруг. Кавалеры, большинство из которых были в гимнастерках, офицерских кителях, широкоплечих пиджаках:, обходили ее, приглашая более рослых и ярких девушек, а она смущенно отводила разочарованный взгляд в сторону. Когда хриплая радиола исторгла из черного ящика возбуждающие звуки модного тогда танца «Рио-Рита», веселого латиноамериканского фокстрота, которому Незнамов научился у себя в детском доме, он решительно пошел к девушке и пригласил ее. Она испуганно посмотрела на парня, не зная, что и ответить. Пришлось буквально оторвать ее от стены. Неожиданно они вдруг почувствовали, что им хорошо и ладно в танце, и легкий вздох разочарования вырвался из девичьей груди, когда закончилась музыка. Но после этого танца они протанцевали и весь оставшийся вечер. Галина как-то распрямилась, и некоторые парни, получая отказ от нее на танец, с удивлением оглядывали его, несостоявшегося студента, литературного сотрудника районной газеты «Колосовская правда».

С того вечера Георгий и Галина больше не расставались. Мать Галины работала уборщицей в райисполкоме, отец погиб на фронте, в самом начале войны. Девочка провела все годы в оккупированной немцами деревне, недалеко от той, в которой родился Незнамов. Поженились через год, и во все время недолгой семейной жизни ни разу надолго не расставались. Даже уезжая в командировки, Незнамов старался построить свой маршрут так, чтобы к вечеру оказаться дома, благо район был сравнительно небольшой.

После рождения сына и получения квартиры Незнамов чувствовал себя счастливейшим человеком на земле и, хотя считал себя атеистом, благодарил Бога за ниспосланное счастье.

Несколько лет после смерти жены Незнамов вообще не мог смотреть на женщин. Облик жены всегда стоял перед его глазами, он слышал ее голос по ночам, просыпаясь в испарине, вслушиваясь в напряженную тишину. Голос сына так походил на Галин, что в детстве тот часто удивлялся неожиданно бурному взрыву чувств отца, который ни с того ни с сего хватал сына, прижимал к себе и горячо целовал, заливаясь слезами.

За сорок с лишним лет вдовства у него было всего лишь несколько случайных, мимолетных связей, хотя находились женщины, которые имели на него серьезные виды. Но довольно скоро убеждались, что Незнамов навсегда предан памяти покойной жены, чьи портреты висели в каждой комнате его квартиры.

Интересно, сумеет ли он, грубо говоря, переспать с проституткой? От этой мысли ему стало жарко, и от стыда он даже не мог смотреть на себя в зеркало во время утреннего бритья.

Но несколько дней Незнамов провел в напряжении, порой бывал довольно близок к решительному действию. Он даже на некоторое время перестал ходить по стопам своего двойника. Искушение иногда было настолько сильно, что рука сама тянулась к телефону, он несколько раз даже набирал заветный номер и, помолчав, клал трубку на место.

Потом приходила мысль о том, что лучше уехать, прекратить это странное пребывание в Петербурге, бесплодные поиски несуществующего двойника, без которого мир стоял и будет стоять во веки веков, нисколько не обеднев при этом духовно.

Проходя как-то по коридору, здороваясь с дежурной по этажу, Незнамов представил себе, как в его номер сутенер ведет девушку. Она идет как на заклание, а дежурная удивляется: вроде бы приличный старик, а туда же… Да, если он совершит такое, он больше не сможет смотреть в глаза не иго что дежурной по этажу, но и самому себе! Это дойдет в конце концов и до Зайкина: смотритель туалета аккумулировал все новости гостиницы, с ним делились и дежурные по этажам, и администраторы, и даже мрачные охранники с иностранной надписью на рукаве SECURITY.

Все эти размышления окончательно отвадили Незнамова от мысли пригласить проститутку, но самое удивительное — и желание, особенно мучившее его по утрам, исчезло.

— Помнишь, — сказала мужу Валентина, — ты меня спросил: не скучно ли мне с тобой? А вот тебе как со мной?

— Не знаю даже как и ответить, — не сразу нашелся Гэмо. — Я никогда об этом не задумывался. Одно только твердо могу сказать: мне с тобой хорошо. Когда тебя нет, я чувствую какое-то беспокойство, не нахожу себе места, а писать так вообще не могу…

— Когда я слышу — тот писатель разошелся, того бросила жена — я понять не могу… То есть понимаю, что бывают такие ситуации, когда уже невмоготу жить вместе, но прожить столько лет и вдруг разойтись?..

— Я об этом думал, — отозвался Гэмо. — Мне кажется, мы стали как бы единым существом.

Но младший сын уже расходился с женой, на которой женился в восемнадцать лет. Может быть, в таком молодом возрасте это переносится легко и незаметно. Но представить себя без Валентины Гэмо не мог, такая мысль ужасала его, и он старался об этом не думать.

В последние дни сны о Георгии Незнамове безо всякой причины стали часты, и иногда они были так живописны и подробны, что, проснувшись, Гэмо довольно долго приходил в себя. Он уже примирился с этим неизбежным злом, тем более, что такие сновидения внешне никакого вреда не приносили, лишь рождая удивление перед человеческой природой и любопытство — до каких пределов может продлиться такое состояние двойственного существования? И еще одна мысль пришла как-то Гэмо: может быть, неполнота его таланта происходит оттого, что он как бы раздвоен и, следовательно, раздвоены и его собственные творческие способности?

Среди почти трех десятков написанных книг он не мог назвать ни одной, которой он был бы удовлетворен и мог сказать, что в этой вещи он воплотил все, что замышлял в начале работы. Это его угнетало больше всего, даже больше, чем привычные сновидения, где он видел себя литературным сотрудником районной газеты «Колосовская правда». Может быть, он был бы более творчески счастлив в этой должности? Когда совсем станет худо, можно поехать на Чукотку и устроиться в какой-нибудь районной газете. Например, в бухте Лаврентия.

В 1946 году на пути в Ленинград Юрий Гэмо остановился в районном центре. Раньше здесь располагалась так называемая культурная база, изобретенная большевиками для укрепления цивилизованной жизни среди туземцев Чукотского полуострова. Здесь находились больница, типография, школа-интернат и питомник для разведения элитных ездовых лаек.