Горящая колесница - Миюки Миябэ

Бетонные ступени нависали сверху почти под прямым углом, создавалась иллюзия того, что они вот-вот тебя раздавят, подобно горному оползню. При этом света почти не было, под ногами — темнота. Перила, вообще-то, были, но крутые ступени к тому же оказались и узкими, так что даже трезвому человеку стоило лишь чуть-чуть оступиться, чтобы потерять равновесие и лететь кувырком до самого низа.

— Такая лестница — готовое орудие убийства, правда? — пробормотала Икуми, зябко поёживаясь. — Мне ещё до этого случая всякий раз, когда мимо проходила, вспоминался «Изгоняющий дьявола»…

— Что это — «Изгоняющий…»?

— А, вы кино не смотрите… — разочарованно протянула женщина.

С торца здания незаметно притулился допотопный лифт, на нём они поднялись на третий этаж. Два нижних этажа дома занимал банк, там этот лифт не останавливался. На полу в кабине постелен был дешёвенький красный ковролин, стены — сплошь исписаны.

Наконец со страшным скрипом, содрогаясь, лифт до брался до третьего этажа. «Если бы не нога, быстрее был бы подняться пешком», — подумал Хомма.

В «Тагава» их уже ждали. Какой-то пожилой человек, завидев Тамоцу, поднялся из-за столика у окна, который стоял как бы «в нише», отделённой от зала ширмами. Это был следователь полицейского управления Уцуномии по имени Сакаи. Быстро же Тамоцу сумел всё организовать!

Когда Хомме случалось по делам выезжать в провинцию, среди местных полицейских ему попадались люди, которые из необъяснимого пиетета перед токийским следователем лебезили и раболепствовали, однако были и такие, кто, наоборот, строптиво пытался ни в чём не уступать и даже верховодить столичной штучкой. К счастью, следователь Сакаи не принадлежал ни к одному, ни к другому типу. Но связано это было не столько с его характером, сколько с внутренней свободой человека, которому, как он выражался, «ещё два месяца — и отставка по выслуге лет». Скорее это следовало бы назвать не свободой, а смирением.

— В общих чертах мне Хонда-кун рассказал про ваше расследование. Закручено лихо…

Все полицейские делятся на два типа. Одни ни за что не допустят, чтобы где-нибудь в баре догадались про их службу, другие же прямо и открыто об этом заявляют (разумеется, при условии, что место выбрано с умом). Детектив Сакаи принадлежал к последним, а бар «Тагава», похоже, был его «околотком». Под рукой у него стояла бутылочка с тёплым сакэ местного производства, и он его смаковал, развалившись в свободной, непринуждённой позе. Ни робости, ни смущения в его голосе не чувствовалось.

— Прежде всего о том, было ли что-то подозрительное в несчастном случае со смертельным исходом, который произошёл с Тосико Сэкинэ. Вас ведь это интересует больше всего?

— Да, именно. Возможна ли версия убийства?

Детектив Сакаи улыбнулся, по лицу побежали мелкие морщинки. Это что же — его метод воздействия на подозреваемого? Никаких угроз: дружески похлопывать человека по плечу, а потом и расколоть…

— Ну, оснований предполагать убийство нет никаких. Это я вам говорю определённо.

— А всё-таки… — начал Тамоцу, придвинувшись к Сакаи поближе.

Следователь попытался его урезонить:

— Я тебе уже говорил не раз: никто не толкал Тосико Сэкинэ с лестницы — это невозможно!

— Невозможно? — переспросил Хомма. — Вы имеете в виду, что этого в принципе нельзя было осуществить? Не то, что убийства не было, поскольку потерпевшая, падая, не издала ни звука?

— Говорю же: убийство нельзя было осуществить! Давайте-ка выйдем отсюда. Так вы скорее поймёте.

Икуми они оставили в зале — холодно да и опасно, — а сами втроём вышли на открытую галерею, тянувшуюся по всему этажу. Эта галерея шириной около метра представляла собой что-то вроде бетонного козырька. Ветер продувал её насквозь. Бетонный навес над головой был изнанкой выдававшейся крыши самого здания.

За спиной у них была дверь бара «Тагава», справа лифт, а слева та самая лестница. Всего на этаже три заведения, бар «Тагава» в центре. Таким образом, справа расположен вход в ещё один бар, а слева — дверь закусочной, из которой, по словам Тамоцу, всегда доносится громкая музыка, поскольку у них танцуют.

Никаких других дверей больше не было видно. Ни подсобки, ни туалета…

— Ну, убедились? — спросил Сакаи не без самодовольства, направляясь в сторону лестницы. — Негде тут спрятаться, и бежать преступнику некуда. Если бы существовал злоумышленник, столкнувший с лестницы Тосико Сэкинэ, у него было бы два способа скрыться с места преступления. Первый — это бежать, спустившись на лифте или по лестнице, второй — как ни в чём не бывало зайти в любое заведение по соседству и сделать вид, что ничего особенного не произошло.

— И оба способа требуют недюжинного проворства и умения притворяться, — пробормотал Хомма.

Сакаи так и лучился улыбкой:

— Так я же говорил! Не под силу это обычному человеку!

Все трое стояли на верхней площадке лестницы. Ближе всего к краю — Сакаи, Тамоцу — позади всех.

На втором этаже тоже была маленькая площадка, не больше половины татами. Передышку можно было сделать только там, а дальше тянулись узкие бетонные ступени и под ними жертву ожидал жёсткий серый дорожный асфальт. Если долго смотреть вниз, тянет бросить что-нибудь. Возникает какая-то оптическая иллюзия, и тебя охватывает такой ужас, что стоит чуть податься вперёд — и сердце выскакивает из груди.

— После того как Тосико-сан упала, с лестницы никто не спускался. Таковы показания твоей жены, Тамоттян. И на верхней площадке лестницы никого не было. Правда, существовала ещё одна возможность: спуститься до площадки на втором этаже, а там уйти через коридоры закрытого уже банка. При этом человек должен был бы бежать очень быстро. Мы эту возможность тоже проверили. Но ведь подумайте сами: это же банк! Кроме сотрудников, никто и не знает, как устроены у них эти входы и выходы, — с жаром убеждал собеседников Сакаи.

Тамоцу молча скрёб затылок.

— А лифт? — спросил Хомма, не сумев при этом удержаться от язвительной улыбки. Взглянув на Сакаи, он заметил, что тот тоже усмехнулся.

— Вы про эту старую развалину?

— Ну да.

— Тосико-сан скатилась с лестницы, Икуми-тян увидела это и закричала, сразу сбежался народ — каким нужно быть артистом, чтобы успеть спуститься на лифте и сбежать, никому не попавшись на глаза! А ведь на улице были и прохожие.

— Ну а если юркнуть в один из ресторанчиков и притвориться обычным клиентом? — Хоть и без прежнего напора, Тамоцу всё ещё стоял на своём.

Следователь Сакаи вальяжно качнул головой в одну, потом в другую сторону:

— В том-то и дело — не сходится. Ни в «Тагава», ни в закусочной ближе к лифту, ни в той, что у лестницы, — он указал на дверь шумной закусочной с танцами, — никто не отлучался и не приходил в момент падения Тосико-сан — таковы показания свидетелей. В каждом из этих заведений есть и туалет, и телефон. Посетителям ни к чему ходить туда-сюда.

Тамоцу взглянул на грубую, но с виду тяжёлую и надёжную дверь закусочной:

— Неужели в таком шуме можно уследить за тем, кто приходит и кто уходит? Сакаи-сан, ведь, когда ваши люди вели там опрос свидетелей, им чего только не наговорили — верно?

Парень, оказывается, был в курсе мельчайших подробностей этого дела, но Сакаи уговаривал его, как капризного ребёнка:

— Всё правильно. Но, Тамоцу-тян, если бы в этой закусочной сидел преступник, столкнувший Тосико-сан, то как бы он проследил, что она выходит из бара «Тагава»? Самое надёжное было бы поджидать всё это время на галерее, но на такого подозрительного человека приходящие и уходящие клиенты обратили бы внимание, и, если бы такое было, кто-нибудь бы непременно запомнил. А раз этого нет и преступник сидел в закусочной, то тогда он не мог бы знать, что Тосико-сан вышла из бара и, громко распевая, шагает по галерее. Ведь внутри ничего не слышно!

Похоже, что до Тамоцу наконец-то дошло. По лицу моментально стало видно, как он замёрз. Он засунул обе руки в карманы.

— Ну а как обстоит дело с алиби её дочери, Сёко Сэкинэ? — спросил Хомма.

— Вообще-то, алиби подтвердилось. Смерть Тосико-сан наступила приблизительно в одиннадцать часов вечера, в это время её дочь находилась на работе, в баре. Есть показания коллег. День был субботний, но бар открыт и в субботу.

— Да, но ведь существует масса уловок, чтобы сфабриковать алиби…

Услышав эту реплику Тамоцу, запущенную в качестве «пробного шара», Хомма и Сакаи невольно переглянулись. Хотя оба промолчали, парень не мог не заметить улыбок на их лицах.

— Тамоттян, дорогой мой, это тебе не кино, не детектив с саспенсом, — сказал Сакаи.

На первый взгляд всё выглядит иначе, но в действительности алиби является веским аргументом не столько для обычных людей, сколько для полиции. Как бы подозрительно ни вёл себя человек, наличие алиби вынуждает следствие исключить его из числа подозреваемых. Начинают искать «настоящего преступника» в другом месте. Но обычные люди мыслят на удивление косно, и если уж запало им в голову, что «такой-то вёл себя подозрительно», они будут с лёгким сердцем твердить, что «алиби, ясное дело, можно как-нибудь организовать». Человек, которого однажды несправедливо обвинили, даже после повторного расследования и судебного оправдания по-прежнему остаётся преступником для соседей и родственников, окружающие его сторонятся. Таковы уж особенности людской психологии. Вот и с научной экспертизой то же самое. Следователь вынужден менять объект подозрения на основании каких-то мельчайших особенностей состава крови, а обычные люди твердят: «Разве можно полагаться на такие пустяки?» — и версия рушится. Вот и Тамоцу: с того момента, как его осенило: «А не Сии-тян ли это сделала?» — он попал в ловушку и перестал видеть что-либо дальше своего носа. По сравнению с такой сомнительной вещью, как алиби, для него гораздо весомее тот факт, что у Сии-тян были проблемы с долгами. Вот почему он всё время об этом думал, страдал и отправился наконец в её квартиру в Кавагути. Он до сегодняшнего дня её подозревал и мучился.