Последнее пророчество - Жан-Мишель Тибо

Глава 45

Когда-то Овьедо был колыбелью испанской монархии. Сегодня город представлял собой современный промышленный центр, один из важнейших в Астурии. Испания очень сильно изменилась.

«Ну и пусть», — подумала Инесс. Испанцы казались ей более свободными по сравнению с французами, более предприимчивыми, более «европейскими». Молодое поколение отбросило в прошлое старого демона под названием франкизм. Что до демона инквизиции, то он, будучи предан забвению, ожидал своего часа, когда сможет снова расправить крылья. Инесс ощущала невидимое присутствие «Opus Dei». Присутствие опасности. Пересекая франко-испанскую границу, она испытала сильное чувство тревоги. Сама того не желая, она духмала об отце. Даже окружающий пейзаж напоминал о нем и о его армии нумерариев, о секретных агентах, палачах, распятиях и плетках. И все-таки она любила страну, в которой родилась.

В центре цветущего города располагался островок древних построек, который был силен соблюдением традиций и связями с религиозным прошлым. Он оживал во время проведения процессий во славу Пресвятой Богородицы, во время которых прихожане получали вино, масло и сдобные булочки с чоризо.

Сердце Овьедо билось в унисон с сердцами Инесс и Михаэля. Его старые стены дышали верой, ежесекундно обновляемой, но пронесенной сквозь века. С фотоаппаратами через плечо, они наугад бродили по улицам. Сначала дорога привела их к церкви Святого Исидора, потом — к церкви Святого Тирсо. Наконец они устроились в кафе на площади Альфонсо II. Отсюда открывался прекрасный вид на собор.

Инесс залпом выпила свой чай, не отрывая взгляда от толпившихся перед собором людей. Она пыталась вычислить потенциальных агентов «Opus». Однако не ничего подозрительного не обнаружила.

— Я все-таки пойду туда, — сказала она.

— Даю тебе десять минут, не больше. Сейчас двенадцать минут двенадцатого. Если ты не вернешься в одиннадцать двадцать две, я пойду за тобой.

Она уверенно посмотрела Михаэлю в глаза.

— Максимум десять минут, — подтвердила она, вставая со стула.

Инесс пересекла площадь. Голуби взлетели над площадью в переменчивое октябрьское небо. У входа в собор перед ней возникла пожилая женщина, которая шла, сгорбившись и опираясь на палочку. Инесс последовала за старушкой к хорам и опустилась на колени рядом с ней. Перекрестилась, но молиться не стала. Тайком она обежала взглядом темные закутки помещения. Там и тут дрожали огоньки свечей. Немолодые уже губы передавали послания святым, вдохновленные, озаренные огнем веры лица жаждали ответов. Отчаяния одних и надежды других переплетались в колеблющемся свете свечей. Ни верующие, собравшиеся в приделах, ни сумерки, затопившие отдаленные уголки собора, не внушали ей подозрений. Она выпрямилась и стала обходить здание по периметру.

Наконец она увидела то, за чем приехала.

Судариум в оправе из дерева и бронзы предстал перед ее взором. Он был плохо освещен. Инесс подошла и постояла немного, чтобы глаза привыкли к бледному желтоватому свету запыленных ламп. Она почувствовала, как сжимается грудь. В животе заурчало. Инесс судорожно сглотнула. Невзирая на гарантии, полученные от отца Иеронима, она была уверена, что они намереваются совершить страшный грех.

Взгляд ее сконцентрировался на отметинах.

Кровь…

Судариум — платок, который некогда покрывал лицо распятого Иисуса. Инесс тщательно изучила досье на эту реликвию. Она в деталях знала ее историю. На ткани имелись не только следы крови, но и следы жидкостей, вытекших из носа и рта, когда тело сняли с креста. Она подошла поближе. Расположение пятен свидетельствовало о том, что Судариум снимали, а потом снова накладывали на лицо, и так пять раз. На это указывали пять групп пятен — от самых ярких до наименее заметных, — которые могли бы рассказать о положении тела во время погребения.

Основываясь на результатах открытых экспериментов, проведенных на живой модели в Испании (а также испытаний секретных, которые были проведены французскими иезуитами), ученые пришли к выводу, что человек, чье лицо покрывал Судариум, в момент смерти находился в вертикальном положении. Голова его была наклонена вперед и вправо под углом, соответственно, семьдесят и двадцать градусов. Это свидетельствовало о том, что он действительно был распят на кресте.

Инесс привиделся Иисус на кресте под пепельного цвета небом. Она услышала даже стенания женщин… И отдаленный раскат грома. Он прокатился по нити времен — ужасающий предвестник страшной кары.

Инесс покачала головой, с силой сжав челюсти. Она не желала попасть в сети к силам неба и ада. Взгляд ее снова был прикован к плату. Она разглядела крохотные дырочки — возможно, следы от застежек или пряжек либо от шипов тернового венца. А быть может, это следы естественного износа ткани… Подобные следы могли оставить и капли уксуса.

Инесс знала, что кровь на Судариуме была четвертой группы, как и на Туринской плащанице, и на тунике из Аржантёйя. Были и другие совпадения. Длина носа, рассчитанная по пятнам на Судариуме, совпадала с длиной носа человека, некогда завернутого в Плащаницу. Сопоставив отпечатки лица на двух реликвиях, ученые были поражены сходством черт. Исследователи ОБС, продолжившие работу доктора Алана Вангера, используя поляризованный свет, наложили копии изображений, сделанные с реликвий, друг на друга, и получили удивительный результат — семьдесят процентов сходства!

Оставалось сделать всего один шаг — определить, имеет ли кровь на Судариуме туже генетическую природу, что и кровь, взятая с других реликвий. Инесс вздрогнула. Она увидела Судариум на лице Иисуса в склепе, увидела, как Иисус поднимается из могилы перед Марией Магдалиной. Он прикоснулся ко лбу своей супруги, но не разрешил коснуться себя: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему».

Инесс поняла, что не сможет увезти реликвию. Она не желала это делать. Слишком велик грех… Этот поступок противоречил ее вере. Ей вдруг захотелось, чтобы вооруженные ангелы оттолкнули ее от святыни и бешеный ветер унес ее далеко-далеко отсюда…

В это же мгновение у нее появилось странное ощущение. Оно не было навеяно присутствием потусторонних сил. Ей не пришлось долго искать имя этой силы.

— Это подделка, — сказал чей-то голос.

Кровь застыла у Инесс в жилах, когда она увидела, как отец выходит из тени, в которой скрывался.

Он был похож на вселяющих страх персонажей с картин Гойи. Все годами подавляемые страсти и желания запечатлелись в морщинах его аскетического лица.

— Отец… Зачем ты пришел? — пробормотала она.

Он застыл рядом с реликвией. И пожирал дочь глазами. Его дорогое дитя… Источник жизни… Вместе с всепоглощающей любовью к дочери в его душе просыпались воспоминания. Вот она лежит в колыбели… Вот прыгает через скакалку… Вот молится рядом с ним, и лицо ее озарено Божественным светом… А теперь впервые причащается — в белом платье вкушает плоть Господа, — маленькая принцесса, воспитанная в лучших традициях испанских аристократических семей эпохи Возрождения. Его язык горел огнем. Он сгорал от желания сказать ей: «О дитя мое, дочь моя, о моя плоть и кровь! Это Господь наказывает меня за то, что я оставил тебя одну на этом пути. Моя Александра, если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю! Я и сам узнал это, только потеряв тебя. Я не сумел быть с тобой рядом. Но сегодня я обрел тебя после разлуки и я докажу тебе мою любовь…»

Инесс смотрела на него без всякого снисхождения, как на соперника, с которым предстоит схватиться в битве. Время шло. Двенадцать минут… Нет, прошло по меньшей мере пятнадцать, а Мишель так и не появился. Инесс задрожала.

Разум Хуана тем временем осаждали запретные мысли. Ему вдруг захотелось поцеловать чувственные губы сильно, до боли, уложить ее на пол прямо тут, в доме Божьем… Кроваво-красная пелена встала перед глазами. Гнев вышел из берегов, затопив прекрасные воспоминания.

Эти желанные губы осквернены. Он знал все о связи дочери с Михаэлем, этим проклятым иезуитом-расстригой, которого Ватикан изгнал из Церкви. Красная завеса исчезла, но теперь он видел ее не такой, как в своих мечтах.

Инесс была порождением Дьявола. Глухим голосом Хуан сказал:

— Ты не получишь Судариум. Он у нас.

— Что ж, храните его и опасайтесь Божьего гнева!

Она разорвала цепи отцовского влияния и быстрым шагом направилась к выходу. Хуан догнал ее и преградил ей путь.

— Постой!

— Чего ты от меня хочешь?

Их голоса эхом отдавались в нефе, отвлекая прихожан от благочестивых помыслов. Несколько лиц повернулись в их сторону. На них смотрели крайне неодобрительно. Хуан понизил голос: