Код Альфа - Райдо Витич

Вода точила, огонь огранял и реализовал.

Песок. Его форму подсказало облачко, отразило себя в нем, а то в облаке. Но одна песчинка ничто – нас должно быть много.

Много – подхватил огонь. И свет поделил мир с тенью, как земля разделилась с небом, чтобы дать новую жизнь, клонировать себе подобных, в которых точно так же огонь сживется с водой, а свет с мраком и придет время – будет разделен вновь, чтобы снова соединиться.

Жажда творить суть всего сущего и насущего – отражение уже сотворившего, та инерция, что не даст погибнуть жизни, и будет толкать, заставляя вечно двигаться, стремиться к реализации.

Но кто, какой?

Плоский след необычный, непривычный, нежданный и все же знакомый, вдавливается в песок. Потревоженная вода мигом передает информацию и начинает копировать его, образуя подобия: инфузории, бактерии. Те множат себя, клонируя отображения точные и приближенные к точным. Разветвляются, уплотняются.

Стася ждет и участвует в преобразовании, как ребенок, пробуя на вкус знакомые и не знакомые предметы. Она продолжает искать и, кажется, близка к цели.

И вот существо. Оно притягивает ее и кажется знакомым, но его ли искала?

Она закружила вокруг рассматривая черты, запоминая форму. Он был похож на звездочку с вытянутыми углами и совершенен в своем несовершенстве. Миг или век они смотрели друг на друга, как на отражение в зеркале, понимая, что одно? И вот расстались, обменявшись своими же полями, оставляя себе вместе с ними память о той части что уйдет. Он исчез, она осталась скитаться дальше и искать, но в память о нем, в котором она, приняла его форму, считая что такой и должна быть, пока не встретит то что ищет.

Еще один след, бурая капля, и ликование. Кажется оно, кажется то, что искала.

Подъем чуть вверх – знакомые черты и звуки. Еще один – она, еще одна часть ее!

Вид сверху, снизу, со всех сторон, снаружи изнутри и спешное формирование подобия до запах и цвета, до тончайших флюидов, по подсказке той бурой капли – так надо.

И вот вид с одной плоскости. Как необычно, как странно.

Крик без звука, зов оглушающий, но полной тишины. Рука протянутая, но не видимая, не принятая, не понятая.

– Не уходи! Не уходи!!! Стой, стой иииййй…

И. И. И и и.

Эхо. Гул и шелест волн – ее самой, но уже не ее…

– Не уходи, – прошелестело. Чиж замер, покосившись на Стасю, что хмуро обозревала океан, словно тоже что то услышала, а может, увидела.

– Ты что то сказала?

Женщина глянула, как огнем опалила и Николай поморщился, отворачиваясь: мерещиться уже всякое. И чего он спрашивает? К чертям бы ее послать за все выкрутасы. За что она с ним, как с врагом заклятым и даже не подступиться к ней, чтобы хоть какие то пояснения – объяснения получить. А тут послышалось, что зовет, да так, будто душу ей от печали выворачивает.

Как же, позовет, – с тоской покосился на прошедшую мимо женщину и поправил лямку РД с зондами.

Я – она, я – он, он – я, она – я. Мы одно.

Стойте. Куда же вы? Стойте!!!…

Порыв ветра бросил щепоть воды в спину Х Русановой и та будто споткнулась – замерла, похолодев. Осторожно повернула голову, уже зная что увидит, и все же, окаменела.

Николая к месту пригвоздило, в песок словно вбило и закрепило. Стоял дурнем и чувствовал лишь одно – ужас.

Из воды поднялась дымка, отделившись от поверхности волны, лизнувшей след его ботинка на песке. Легким облачком проползла в сторону и остановилась между Стасей и Николаем. Преобразовалась, превратившись в женщину – полную, почти точную копию Русановой.

Иштван, не слыша шагов за спиной, обернулся и в ступоре потянул за рукав Сван. На песке Пангеи у берега мирового океана теперь появилось четыре статуи.

– Э?… А? – ткнул в сторону дымчатой Стаси пальцем Пеши, требуя объяснений у друга, но тот отчего то лишь перекрестился.

– Еёё!! – донеслось, приводя в чувство всех – Борис заметил отставание товарищей и обернулся. Увидел призрак и громко призвал к вниманию остальных.

– Это… Что ж это? А? Хм, – выдал Ян, нахмурившись. Лаборанты осели на контейнеры. Иван осторожно пошел к патрульным, предусмотрительно обходя привидение как можно дальше. Он единственный не удивился, но озаботился и насторожился, что заметил Иштван.

– Что это? – требовательно уставился на командира.

– Хороший вопрос. Подбери еще пару – отвечу оптом, – буркнул, проходя мимо. Остановился рядом с парализованным, ничего не понимающим Чижом и упер руки в бока, хмуро поглядывая на призрак. А та, ну точь в точь Стася от макушки до ступней, только прозрачная и немая. Руки тянет, колышется и словно уверяет в чем то.

– Не спроста, – протянул Борис.

– Не к добру, – заметил Ян и покосился на Стасю из плоти и крови.

Чиж испугавшись за нее, рванул к женщине, загородил собой. В его уме жили суеверия его века. Он помнил рассказы о последствиях встреч с двойниками. И точно знал – то не байки, не шутки. Друг его, Виталий, перед боем ночью вот так же себя увидел. Ходил его двойник по окопу и сигареты «стрелял». Перед ним остановился, в глаза взглянул и растаял. До утра парень не дожил, погиб от шальной пули.

– Чур тебя! Уходи! Ее не трогай – меня возьми, – прокричал в прозрачное лицо подплывшего к нему призрака. Оно исказилось и стало почти плотным, почти неотличимым от оригинала. Но поразили Чижа глаза – они жили на «лице» будто отдельно и были реальны от кончика ресниц до крапинок радужки. В какой то миг ему показалось, что именно эта Стася настоящая, а та, что за его спиной – призрак. И потянулся, поддавшись порыву, испугавшись уже за эту. – Что с тобой?

И очнулся, услышав шум падения – Х Русанова рухнула в обморок. Николай приподнял ее, прижал к себе и услышал то ли мысль, то ли шепот:

– Не она, не она…

Он удивленно уставился на призрак и увидел, как тот испуганно отходит.

– Или не я? Не я…

Что то было не так, но что она не могла понять.

Она знала его и не знала. Он видел ее и не видел, знал и не признавал.

Она видела себя и понимала, что это она, но не понимала, почему он этого не понимает.

Остальных не видела – чувствовала. Их эмоции мысли внедрились в ее поле, как вернулись на родину, и осознались, четко распределившись по тяжести полей: страх, непонимание, сомнение. Масса, сонм братьев и сестер частиц, каждая из которых сообщила все что увидела и узнала пока скиталась, и теперь знала она и засомневалась сама, испугалась, примерив на себя, что выдали знакомые незнакомцы.

Она стремилась к себе – к Чижу и не могла пройти сквозь невидимую, но плотную завесу его эмоций, в которых любовь и неприязнь делились поравну.

Он был растерян и она растерялась. И поняла – лучше не тревожить, лучше не трогать, не звать, не возвращаться. Не сейчас.

Взметнулась облаком вверх, рассматривая себя на руках у него и, поняла чего не хватает ей – себя, той, и себя, его.

Ее, как отражения себя. Ведь ночи не бывает без дня, а любви без ненависти. Свет понимают, потому что не мрак, добро, потому что не зло. И ее поймут и примут лишь так.

Его – тела – тленной плоти, густейшего образования новой вселенной, в которой она проявиться, как он и, станет Творцом, как ее сотворили, как ее скопировали и послали продолжать рождать, впитывая в себя уже не легкие поля, но, проходя и через более плотные, утяжеленные структуры, чтобы поднять их и направить в Исток.

Теперь она родит и направит.

И все что ей надо – слиться с собственным отражением, потерянной заблудшей частью себя и проявиться как он, став реальной, плотной, творящей. Соединить и разделить.

Слиться и разделиться, чтобы умножиться и реализоваться.

Сотворить начало, чтобы не было ему конца.

Чиж сидел на песке, сложив руки на коленях. Рядом в той же позе сидела Стася и оба не смотрели друг на друга, и оба понимали, что что то потеряли и приобрели одновременно.

Иван присел на корточки перед Николаем и пощелкал пальцами, призывая к вниманию.

– Она мысль, – тихо сказал он ему.

– Не понял, – нахмурился Федорович.

– Она мысль. Идея. Несущая нечто неподдающееся нашему осознанию. Сформировавшаяся, но не рожденная – не реализованная.

– Откуда взял? – насторожился Иштван, зависнув над мужчиной. Тот плечами пожал, потерянно, удрученно.

– Не спрашивай. Я просто знаю и все. Я будто был в ней, будто был ею. Бред, но реальность. Не знаю, как выразить, но точно знаю – она не приведение, не двойник, а скорее уж начало раздвоения на живое и полевое, неживое же вовсе в ее понимании не существует.

– Коля, ты себя слышишь? – поинтересовался Ян, заподозрив образование горячки у товарища.

– Можешь иронизировать, можешь считать, что я сошел с ума, но я в глаза ее посмотрел и понял все. Даже не увидел, а именно понял или принял… как дозу облучения.

«Он прав», – послышался глухой голос Стаси у каждого в голове. Патрульные уставились на нее во все глаза с трудом воспринимая, что говорит она не открывая рта.