На распутье - Павел Дмитриев

— К сожалению…. И я настоятельно прошу, никогда и никому не говорить о нашем сегодняшнем визите.

— То есть как? Выдать это открытие за свое? Так нельзя…

— Да ну, — отмахнулся я, — какое тут открытие? Эти образцы были изготовлены по сути в результате удачной ошибки, без какого-либо серьезного исследования. Согласитесь, от случайного результата до подтвержденной теорией промышленной технологии не близкий путь?

— Ну… Думаю, понадобится не менее полугода, чтобы разобраться в сути.

— Предстоит сложная и серьезная работа. Считайте, вам просто повезло первому.

— Но…

Эмоции бежали по лицу товарища Алферова волнами. Совесть мужественно боролась с тщеславием, и последнее все же победило. Для закрепления результата я подлил масла в огонь.

— По нашим прогнозам данные устройства будут не просто востребованы, они буквально перевернут некоторые отрасли. Поэтому вам нужно после получения первых результатов резко расширить исследования. Очень прошу, не стесняйтесь в масштабах, при необходимости эскалируйте требования вплоть до ЦК партии…

— Ах да! — перебил меня Жорес, — ко мне однажды уже обращался товарищ Устинов! Правда давно[266], вот память у Дмитрия Федоровича!

Вот приехали. А это еще что за конкуренция? Впрочем, какая разница? Устинов вроде не чужой, Шелепин его привозил в нам в «Интел», показывал артефакты. Пусть они там сами разбираются, еще в банку с ядовитыми скорпионами не лазил.

— Очень хорошо, буду вам звонить. — Я постарался улыбнуться, — давайте поскорее уладим формальности, у нас самолет через два часа.

Расчет времени едва не порушили коллеги Анатолия. Найти начальника первого отдела в этом гнезде науки оказалось непростой задачей. Только через час мы наконец сдали образцы под росписи на грозных документах. Так что возвращаться пришлось бегом, а таксисту злобно напомнить об отработке червонца, чтоб посильнее давил на правую педаль. Будь мы в 2010 году, с длинным досмотром, просвечиванием и прощупыванием, обязательно бы опоздали. Но в условиях коммунистической тирании 60-х достаточно было выбежать на поле за две минуты до окончания посадки.

В общем, успели. Только стюардесса недовольно хмурила брови весь полет в нашу сторону, но это уже было совсем не страшно, даже немного симпатично.

* * *

Очередная фельдегерьская почта оказалась весьма тяжелой. Не удивительно, приехала коробка кубиков Рубика. Впрочем, в данной реальности они именовались без затей «Русский кубик». Наверно, чтоб хорошо шел под «Русскую водку», одноименную баню, и пока что не китайскую матрешку. Сказать честно, я уж и забыл про эту инновацию, думал совсем протухла идея в бездонных недрах партийно-государственного аппарата СССР.

Качество исполнения оказалось на удивление приличным, ничуть не хуже импортных изделий, которые я увлеченно крутил в детском саду. С удовольствием повторил опыт, но… В самом конце запутался, одна из формул сборки последней грани вылетела из памяти начисто и абсолютно. Впрочем, не слишком и хотелось, все равно до чемпионов, которые собирают кубик за десяток секунд, мне как до Луны пешком[267].

Ситуацию со столь запоздалым выпуском головоломки прояснила записка от Веры Борисовны. Оказывается, для производства этой незатейливой на первый взгляд игрушки пришлось специально закупить в ГДР новые станки для литья пластмассы. А так же у DuPont заказали линию для изготовления цветных самоклеющихся пленок. Про металлическую крестовину ничего не было сказано, надеюсь хоть ее заводы СССР смогли освоить без посторонней помощи.

Опережая события, могу сказать, что «Русскому кубику» повезло трижды. Во-первых, Вера Борисовна творчески восприняла мой рассказ о первых леди будущего, которые сильно нажимали на благотворительность. Она не поленилась организовать специальный Фонд Интеллектуальной Помощи при ЦК ВЛКСМ, от имени которого оформила целую стопку патентных заявок на кубики от 2х2 до 6х6 включительно, пирамидку, шар, многогранники, даже змейку. Во-вторых, госпожа Шелепина оказалась весьма неплохим коммерсантом, и пробила план на поистине эпические объемы производства. В-третьих, игрушка была посвящена XXIII-му съезду КПСС, и некоторое время завод работал в полную мощность, но на склад, что позволило хоть как-то сгладить дефицит в первую пару месяцев и этим подстегнуть взрывную волну ажиотажа.

Кубики молниеносно набрали популярность в СССР, очереди за ними выстраивались поболее, чем за Iphone 3G на пятой авеню в день начала продаж[268]. Уже через месяц в мире воцарилось полноценное кубик-безумие. Стали обычными поездки интуристов в СССР с одной целью – добраться до Детского мира, и увезти оттуда максимальное число игрушек. Впрочем, они плохо представляли себе советские реалии. Зато на отчаянных спекулянтов обрушился настоящий золотой дождь, за отсутствующий на прилавках пятирублевый «Русский кубик» доверчивые иностранцы легко платили до полусотни полновесных долларов. Разумеется, в рублях, под угрозой расстрельной статьи ни один перекупщик валюту в руки не брал.

Были и курьезные случаи. Товарищ Толстиков, первый секретарь Ленинградского обкома, через ЦК организовал увеличенные поставки игрушек в северную столицу. Он надеялся наконец-то побороть неприличные для культурной столицы очереди. Наивный! Поток иностранцев сметал все, зато результаты работы Внешторга с его весьма грабительским обменным курсом удивили даже специалистов. Валютная выручка оказалась больше плана в 150 раз.

Впрочем, это было только начало. Как только до партаппарата дошел масштаб явления, продажи «Русского кубика» в СССР были сокращены до микроскопических доз, весь объем выпуска пошел за границу. Для страны типа США это было бы мало заметно на общем фоне[269], но общий объем экспорта СССР составил всего 7 миллиардов рублей, и то, многое из этой суммы явно шло по безвозвратным кредитам. В первый год за рубеж ушло около 5 миллионов игрушек. Вроде бы не так и много, в лучшем случае полпроцента, если мерять в неконвертируемых советских дензнаках. Но… Вся статья «промышленные товары народного потребления» давала 2,7 %, и уже на этом фоне головоломка попала в учебники политэкономии.

Завод по производству «Русского кубика», работающий в три смены, получил орден Ленина. Председателя ФИП, двоюродного племянника Веры Борисовны, наградили «Трудовым Красным Знаменем». Мне отвалили аж три тысячи рублей в симпатичном голубом конверте[270]. Так что Катя, наконец, к зиме получила давно обещанную норковую шубку. Добавить пришлось всего ничего, мою квартальную зарплату. Впрочем, остававшейся пары сотен рублей на жизнь более чем хватало. Что ни говори, но еда в СССР была крайне дешевой, особенно если за ней не стоять очереди в обычных магазинах, а получать «по заказам».

* * *

С утра, как обычно неожиданно, позвонил Шелепин, выдал руководящее указание.

— Сегодня к 16 часам подъезжай на Шаболовку, в телецентр. На тебя заказан пропуск, пройдет небольшой банкет по случаю пробного запуска цветного телевещания.

— Хорошо!

— Поедешь один, лишнего не болтай. Будешь хоть в немного курсе, какие изменения на Гостелерадио происходят.

— Все понял, Александр Николаевич!

Такого оригинального мероприятия до сих пор в моей программе не встречалось. Конечно, про важность кино и телевидения я в своих записках едва ли не «дырку провертел», но чтоб сразу на банкет… Больше похоже на проверку в условиях, приближенных к боевым. Самому товарищу Шелепину уже невместно по таким незначительным поводам появляться на публике, но понимать ситуацию необходимо. Зуб на рельсу, если не увидит босс завтра в почте отчета «как скоротал вечерок», в лучшем случае, нотацию прочтет. В худшем – тихо поставит минус в личное дело. По крайней мере это нормальная практика для 2010 года, сам дрессировал начальников мини-доклады в e-mail писать о всех проведенных мероприятиях.

Что же я знаю об основном рупоре пропаганды в СССР?

…Телевизора у меня не было вообще года эдак с 2005-го. После окончательного переезда от родителей на съемную квартиру так и не сподобился купить это чудо. Интернета хватало с большим запасом. Естественно, в этом мире я как мог сопротивлялся никчемному приобретению. Но женское коварство было сильнее. Однажды, придя домой, застал настоящую советскую идиллию. Катя в кресле, под чай и батон с обезжиренной колбасой увлеченно смотрит какие-то убогие детские картинки с «голубого экрана». Приключения страшной девочки с куклой, нарисованной на куске белой листе бумаги, подсюсюкивающий закадровый голос, поясняющий каждую сцену. Брр…

— Кать, это что?!

— А, пришел наконец.

Жена глубоко выгнулась в кресле, откинув голову назад. Так, чтоб за вырезом халата можно было увидеть даже аккуратные коричнево-розовые бугорочки. Знает, стервочка, как это на меня действует. Заранее небось готовилась.