Медные колокола - Ирина Анненкова

Вдруг мортисы забеспокоились и стали поворачиваться к лесу передом, к нам тылом, хотя до этого буквально ели нас глазами (коль пока не получалось зубами). В их задних рядах творилось что-то странное, заинтересовавшее чудовищ даже больше, чем аппетитные мы. Что именно, нам за их спинами было не видно, а перестать поддерживать контур я не рисковала. К тому же, для того, чтобы слевитировать и удовлетворить своё законное любопытство, требовалось потратить слишком много магических сил, что было бы в нашей ситуации чистым безумием.

Смятение в рядах нежити не только не начало затихать, а, напротив, ещё усилилось, когда забор из плотно подогнанных друг к другу спин распался, и перед моими глазами предстала невероятная картина.

Находящихся на поляне мортисов (с нами в серединке) окружила и атаковала большая стая волков, бесшумно появившаяся из чащи леса и напавшая на столь необычного для себя противника. Надо сказать, ни звери никогда не нападают на умертвий, ни умертвия – на зверей. Хищникам ходячие трупы не интересны, поскольку а что там есть-то? Живым же мертвецам не нужна никакая иная добыча, кроме людей, поскольку их привлекает не только и не столько плоть, сколько человеческие чувства, страхи и мысли. Кроме того, убитый пёс или олень никогда не пополнит собой стаю мортисов.

Волки действовали на диво слаженно. Они не пытались повергнуть противника и разорвать его на куски – вот ещё, потом от этой дряни век не отплюёшься! Нет, со стороны это выглядело так, будто звери отвлекали на себя внимание нежити и старались ее измотать, при этом лихо уворачиваясь от зазубренных когтей длиной в полпяди.

В чаще раздался бодрый вой, в ответ рявкнуло несколько волчьих глоток, и еще с дюжину хищников вылетело на поляну и метнулось к окружавшим нас умертвиям. Крупный волк ловко обошел нацелившуюся на него тварь и в высоком прыжке достал мортиса-вожака, сбивающего в кучу своих теряющих силы вассалов. Шипя от злости, тот покатился под ноги бессмысленно топчущимся на одном месте соратникам.

Я поняла, что это наш единственный шанс. Призрачный, хлипкий, один на тысячу, но наш. Мы с Ваняткой переглянулись, ласточкой взлетели в седла, я заклинанием расшвыряла очутившихся у нас на пути тварей, и кони, злобно завизжав, сорвались с места в галоп. За нашими спинами раздался яростный рев нежити, у которой из-под носа удрала ее уже почти пойманная добыча, потом взвыл и заскулил от боли волк, послышалось рычание, и… вся эта какофония звуков не последовала за нами, оставшись далеко позади!

Хитрец и Тинка мчались сломя голову. Деревья и кустарники вокруг нас сливались в сплошные полосы. Горыныч, громко хлопая крыльями, летел за нами. Иногда он отставал и делал небольшой круг: проверял, нет ли погони. Я ухитрилась на полном скаку вытащить из кармана предусмотрительно туда положенный мешочек со смесью трав и толченой гадючьей чешуи, сбивающей со следа любую нежить, и распустить по ветру это во всех отношение полезное снадобье. К сожалению, зелье, отбивающее нюх у зверей, у нас сперли. А ведь было бы совсем нелишним подстраховаться и от дальнейших встреч со стаей этих очень необычных волков: ведь, скорее всего, драка с нежитью – это такая форма борьбы за кормовую базу, то бишь за нас, вкусных. Вряд ли серые разбойники в свободное от основной охоты время патрулировали лес и благородно отгоняли нежить от случайных путников!

Хитрец с треском вламывался в заросли орешника и бузины, огромными прыжками перелетал через прошлогодние черничники. Никакой тропинки на этом берегу Пиляйки и в помине не было, но умный и хорошо выученный конь уверенно держался редколесья, идущего вдоль реки. Лишь у самой воды теснились ивы и ольшняк. Примерно в сотне саженей справа от нас плоский берег начинал подниматься, образуя пока ещё совсем пологие холмы, поросшие смешанным лесом.

Ладно, хоть не заблудимся. Огорчало только то, наши возможные преследователи тоже вряд ли собьются с пути.

Тем временем, Тинка начала уставать. Ее шкура потемнела от пота, дыхание сделалось тяжелым, и расстояние между ней и Хитрецом стало увеличиваться. Я слегка натянула поводья, и жеребец послушно перешел на рысь, а затем и на шаг. Обрадовавшийся передышке Степка немедленно выпутался из неудобного мешка и полез ко мне на плечо. И сразу раздался его вопль:

- Славка! Ваньке плохо!

Я осадила коня и обернулась. Тинка уже не шла за нами. Она стояла у толстенной лиственницы, привалившись к ней боком и не давая Ванятке окончательно сползти на землю. Кожа мальчика посерела, черты лица заострились, ввалившиеся глаза лихорадочно блестели. Увидев, что я обернулась, он попытался мне улыбнуться, но не сумел. Ванька растеряно посмотрел на меня, затем его голова упала на грудь, а сам он медленно завалился вперед, уткнувшись лицом в Тинкину мягкую гриву.

- Ванечка!! Ванька!!! Ты что? Что с тобой? Ты ранен? Тиночка, да что с ним?!

- Я не знаю, - пробормотала лошадь сквозь зубы, мелко переступая поближе к дереву, чтобы не дать мальчику вывалиться из седла. – Ты придержи его, Славочка.

- Нет, Тин, его наоборот надо положить на землю. Я должна его осмотреть. Горыныч, ты следи, не рыщут ли поблизости мортисы, хорошо?

Очень осторожно я стянула Ванятку с седла и уложила на толстый слой хвойного опада. К моему удивлению, он вовсе не был ранен, как я сперва подумала. Более того, я не обнаружила на нем ни царапинки, ни ушиба! Однако его кожа по-прежнему сохраняла землисто-серый оттенок и на ощупь была холодной и влажной. По запавшим вискам скатывались крупные ледяные капли пота. Да что же это такое? Полное физическое истощение? Пробой ауры? Встреча с голодной мавкой?

Стараясь действовать быстро и четко, я попыталась прощупать Ванькину ауру. Удалось мне это плохо: подобные вещи требуют спокойствия и сосредоточенности, а ни того, ни другого у меня в тот момент не наблюдалось. Тем не менее, мне всё-таки удалось понять, что внетелесная оболочка мальчика не повреждена, но сам он до предела истощен и измотан. Будь в моём распоряжении все те зелья, что ночью уволок этот бесов воришка, поставить его на ноги я сумела бы очень быстро. Но у меня теперь не было ничего… ничего, кроме меня самой!

Я отдала Ванятке лишь самую чуточку своих сил, которых ему могло хватить только на то, чтобы не терять от слабости сознание да кое-как держаться в седле. Остальное следовало сберечь на тот случай, если мортисы или волки нас догонят.

- Хитрец, хороший мой, опустись, пожалуйста, на колени.

Я подвела жеребца к лежащему на земле Ваньке. Мальчик пришел в себя, но был слишком слаб, чтобы самостоятельно сесть в седло, и я собиралась его туда втащить и затем ехать вместе с ним. Конь дернул ухом, покосился на меня и остался стоять.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});