Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4 - Александр Валентинович Амфитеатров

бедствия. И прежде всего, — удалить от Британика негодяев-гувернеров, которые если не сами научили мальчика оскорбить Нерона, то не умели охранить своего питомца от злых людей, способных научить.

«Частный гражданин» Клавдий, затронутый за самую свою чувствительную жилку корректного консерватора- конституционалиста и охранителя древнего порядка, взбешен; над наставниками и гувернерами Британика учиняется розыск, одних казнят, других ссылают, а выбрать новых поручено Агриппине. Старую мессалианскую прислугу и дворню отдалили от Британика еще ранее, под любезным предлогом, будто Агриппина сама желает ходить за пасынком. Около наследного принца не осталось ни одного преданного друга, зато окружило его неусыпным надзором целое полчище шпионов. И что хуже всего — Британику не на что было жаловаться: уход за ним был образцовый, ни в чем отказа и недостатка он не имел. Но, в двенадцать-тринадцать лет, мальчик в Италии уже не ребенок, а тем более мальчик, взрощенный на Палатине, где преждевременно набраться ума заставлял каждый уголок, исторически ознаменованный преступлением; где, казалось, самый воздух, отравленный кровожадным лицемерием, предостерегающе взывал к инстинкту самосохранения: берегись!.. Между тем Британика держали, как ребенка, даже гораздо ниже его лет, внушали ему, что он ребенок, и ребенком показывали его народу, молчаливо объясняя толпе: судите сами — этому ли дитяти наследовать власть и править вами!..

Наоборот, из Нерона усиленно и спешно делали взрослого человека. Есть сорта плодов, которые выращиваются в оранжереях не для употребления в пищу, но для декорации стола. Они огромны, красиво-сочны на вид, формы их благородны, краски приятны. Но кто, обманутый внешностью, вздумает попробовать их, тот находит под красивой кожурой, вместо благоуханного персика или вкусной груши, безвкусную труху. Нерон в руках Сенеки развивался именно подобно такому декоративному плоду, с той же быстротой и с теми же целями. Как декоративные плоды зреют не для того, чтобы их есть, так и царственное воспитание давалось Нерону не для того, чтобы он царствовал: это брала на себя его мать, — но чтобы производил царственный эффект. Агриппина предписала Сенеке огромную образовательную программу и строго, даже придирчиво, наблюдала за ее исполнением. Преподавать Нерону военные науки приглашен был Афраний Бурр, право гражданское, международное и дипломатию — Александр Эгейский и Херемон. Вероятно остался в числе преподавателей и ранее упоминавшийся грек Бурр (Берилл). Что он не утратил милости двора и, впоследствии, самого Нерона, видно из важного назначения, которое он получил, — заведовать греческой, то есть самой интимной, корреспонденцией императора. Заметно, что Бурр имел некоторое влияние на Нерона. По крайней мере, ему, подкупленному кесарийскими греками, удалось однажды убедить императора на резкий указ против кесарийских евреев в такую пору, когда иудеи были всесильны при дворе, вооруженные наиболее могучими его протекциями, начиная с личных юдофильских симпатий самого Нерона и управлявшей им тогда Поппеи Сабины.

Педагогическая задача Сенеки осложнялась ленью Нерона: юношу все тянуло на излюбленный путь художественного дилетантства — к пению, танцам, рысистой езде, музыке, стихотворству, пластике, живописи. К тому же, как справедливо отмечает Г. Шиллер, мальчик попал под педагогическую ферулу Сенеки, уже испорченный скверной школой Аникета. Заниматься серьезно и систематически мог заставить принца только страх матери, суровая требовательность которой порабощала его гипнотически. Нерона дрессировали не иметь своей воли, слепо заменяя ее материнской мудростью. Всех вокруг юноши, кто мог иметь противовлияние, Агриппина безжалостно истребляла. С главной своей соперницей по близости к Нерону, Домицией Лепидой, она разделалась обычным в то время способом: на принцессу поступил донос, будто она пыталась извести императрицу колдовством, да и вообще неблагонадежна политически, так как содержит в своих калабрийских имениях целые полки рабов, представляющие опасность для общественного спокойствия Италии. В свидетели против Лепиды вызван был, между прочим, и Нерон. Запуганный домашней дрессировкой, он, в угоду матери, дал показание, неблагоприятное для обвиняемой. Лепиду казнили (807 г. от осн. Рима — 54 по Р. X.).

Сенека часто приходил в отчаяние от своего ученика, бранил себя, что взялся не за свое дело, говорил, что его время и труд пригодились бы на цели, более возвышенные, чем воспитывать испорченного мальчишку, хотя и с недурными способностями. Но в конце концов задачу свою, — как понимала и поставила ее Агриппина, — Сенека выполнил блистательно. Воспитание Нерона происходило как бы в стеклянном доме. Каждый успех юноши шарлатански выносился на улицу, выхвалялся, вызывал изумление, толки и надежды. По четырнадцатому году, задолго раньше, чем позволял обычай, Нерона облекли в мужскую тогу (25 февраля 50 г.), то есть объявили совершеннолетним и способным приступить к государственным делам. Сенат, верный союзу с Агриппиной, спешит назначить Нерона консулом на срок, наступающий через шесть лет от этого торжества, в двадцатый год жизни принца, а временно облекает его проконсульской властью и титулом «главы юношества», princeps juventutis (804 г. Рима — 51 по Р. X.). Это звание имело в императорском Риме почетное значение, не сопряженное видимо ни с какими особенными практическими правами, но столь же многозначительное символически, как, напр., в Российской Империи титул «Цесаревич», или в современной Англии — «Принц Уэльский». Государь в Риме был princeps senatus, первый в сенатском сословии, и princeps omnium, первый гражданин республики; а излюбленный принц его дома и предполагаемый наследник был princeps juventulls, προχhiριτοξ τηξ νεοτητοοξ, и почитался номинальным главой сословия всаднического. Опять-таки и тут можно сравнить с обыкновением русского царствующего дома — назначать наследника престола атаманом войска Донского. На официальном смотре всаднического сословия, который производился императором 15 июля, princeps juventutis, действительно, во главе шести сословных старост, севиров, командовал сословной конницей, в рядах которой могли быть всадники только от 17 до 35 лет. Герцог полагает, что и princeps juventutis оставался таковым только до тех пор, покуда не вводили его в сенат, и, вообще, придает этому титулу меньшее значение, чем другие. Определиться точно в нем, конечно, мудрено, так как тут ничего не зависело от закона и очень много от обычая, времени, взглядов правящего государя и даже просьбе всаднического сословия. Ведь и цесаревич совсем не необходимый титул для наследника русского престола. Взять хотя бы недавний пример: в промежутке между кончиной цесаревича в. кн. Георгия Александровича и рождением цесаревича в. кн. Алексея Николаевича наследником престола был в. кн. Михаил Александрович, но титула цесаревича он не имел. Столь же многозначительным шагом в пользу Нерона было включение его, сверх штата, supra numerum, в четыре главные жреческие коллегии — понтификов, авгуров, квиндецемиров и септемвиров, а имени его — в молитву арвалов за императорский дом. На играх, данных в память совершеннолетия Нерона, за