Дилетант - Наталия Левитина

Следующие три минуты Олеся упоенно распространялась о суровой природной красоте Шотландии. Встретить в небольшом провинциальном городе девочку с таким отличным английским языком, и к тому же влюбленную в живописные шотландские пейзажи и архитектуру Эдинбурга, было, без сомнения, приятно путешественникам. Они кивали, поддакивали и слушали вдохновенную Олесину лекцию о фантастических видах залива Ферт-оф-Форт, о бесценных сокровищах Национального музея древностей, об устремленном в небо готическом соборе Сент-Джайлс и дворце Холируд…

— А вы не могли бы дать мне немного денег, — вдруг бесславно закончила Олеся свое выступление. Она покраснела. Слова вырвались у нее случайно.

Старички переглянулись, маска благожелательности мгновенно слетела с их лиц. «В этой России одни попрошайки», — уловила Олеся мотив безмолвного взгляда, которым обменялись иностранцы. Но девочка все же им понравилась.

— Извините! — вспыхнула Олеся, как спичка, и вскочила со скамейки. А старушка уже протягивала ей десять долларов: Сумма огромная, если рассматривать ее с позиций западноевропейской прижимистости. «Гроши!» пожала бы плечом та, предыдущая Олеся, из доваломеевского периода.

А эта Олеся схватила купюру как бесценную реликвию и, не давая себе окончательно расплавиться в огне стыда, стремительно покинула сердобольных старичков.

— Паспорт! — бросила в окошко кассир обменного пункта.

Олеся растерялась:

— А у меня нет.

Десятидолларовая купюра приехала обратно в передвижном ящике. Олеся забрала деньги и оглянулась. Пристальный взор валютного барыги сверлил электродрелью ее затылок.

— Возьмете? — показала она нарушителю закона свой капитал.

Тот неспешно взял банкнот, посмотрел на него так и этак и бросил сквозь зубы:

— По шесть возьму.

— По шесть? — удивилась Олеся. — Но ведь…

Это было даже меньше официального курса покупки. А делец, по идее, должен был дать больше.

— Ладно, давайте.

Шесть новеньких бумажек оказалось в распоряжении Олеси. Никогда еще шестьдесят деноминированных рублей не согревали ее сердце таким приятным теплом.

«А не хватит ли на автобус или поезд? — подумала она. — Нет, конечно не хватит. Как просто и легко я добралась до Валомея и как трудно мне его покинуть!»

Свою бессознательную поездку по трассе Шлимовск- Валомей Олеся вспоминала с ужасом. Что мог бы сделать с ней, сонной и пьяной, водитель грузовика «вольво», окажись он менее порядочным человеком.

«Тогда — телеграмма. Решено!»

Возвращение на почтамт, заполнение бланка и отправка заняли не больше часа. «Оказалась Южном Валомее жду центральном вокзале зпт справочная тчк твоя Олеся», — гласило послание. Неуклюжий текст не мог выразить всю страсть, огонь, любовь и жажду спасения, испытываемые несчастной Олесей.

Бланк с неровными строчками переместился в руки телеграфистки. «Двадцать шесть рублей тридцать копеек», — сказала она.

Удачно приведя в действие задуманный план, довольная Олеся первым делом метнулась в холл здания к продавщице и купила четыре последних пирожка с капустой и два стаканчика кофе.

За три рубля она посетила платный туалет. Можно было, конечно, выкрутиться и с помощью зарослей шиповника или найти заведение с входной платой в один рубль, но там в распоряжение Олеси не предоставили бы туалетную бумагу и мыло.

В крошечной парикмахерской, занимавшей комнату жилого дома и с кривой вывеской, написанной неумелой рукой, ей за пятерку помыли голову шампунем. Вызвались также «сделать укладку», но Олесино мышление уже приобрело некоторую рациональность, и она безапелляционно отвергла притязания хитрой парикмахерши. Сейчас ей не нужна была укладка, тем более сделанная мастером не самой высокой категории.

Четыре семьдесят стоила шоколадка с изюмом. За трояк Олеся на двух автобусах добралась до вокзала. Справочная служба на втором этаже функционировала исправно. Покрутившись у окошка и представив, как через несколько часов она будет здесь лить слезы радости на плече сурового и бледного от счастья Шведова, Олеся истратила последние деньги на газеты «Известия» и «М-Репортер», две банки «Фанты» и мороженое-батончик «Марс» и, отыскав место, с которого территория перед справочной хорошо просматривалась, принялась ждать. Теперь ей надо было только ждать. В кармане оставалось десять копеек, а в груди плескались волны нетерпения они окатывали замирающее сердце холодным душем каждый раз, когда на второй этаж поднимался какой-нибудь молодой мужчина. Все парни сейчас казались Олесе Игорем, первый абзац статьи в «Известиях» она прочитала раз пятнадцать.

Нестандартность краснокирпичного дома по улице Солнечной бросалась в глаза. Квадратные балконы, пластиковые окна, башенки на верхнем этаже стоимость апартаментов здесь в три раза превышала уровень цен на жилье в обычных многоэтажках.

Юлины родители были совсем не бедными людьми, раз смогли купить квартиру в элитном доме, и им ничего не стоило выложить еще несколько тысяч долларов ради поступления дочери на платное отделение шлимовского иняза. Но наивная Юля твердо заявила, что никаких денег тратить не надо, она сдаст экзамены на общих основаниях и будет учиться в бесплатной группе. Родители вздохнули, но согласились. Вздохнули, так как теперь вместо того, чтобы законно и официально подлить баксов на счет института, им нужно было устанавливать контакт с приемной комиссией и опять же отдавать ту или иную сумму, но уже в руки конкретных преподавателей. А согласились, потому что оберегали искреннюю дочкину веру в собственные силы и справедливость земного устройства.

Покончив с немецкими отделяемыми приставками, Юля собралась взяться за сочинительные союзы, но вспомнила, что наступило время телевизионных новостей. На собеседовании необходимо было проявить себя человеком подкованным, эрудированным, осведомленным — ну, хотя бы знать фамилию действующего премьер-министра. Кириенко, проверила себя Юля, сняла очки с толстыми стеклами и нажала кнопку пульта.

Подборка новостей была ужасна. Юная абитуриентка сжималась в кресле до размеров абрикосового ядра и закрывала глаза при демонстрации особо жутких сцен. Юля была впечатлительной девочкой и могла расплакаться от одного вида обугленных трупов на асфальте — где-то что-то взорвалось, полыхнуло, погибло пять случайных прохожих, и телекамера долго и с упоением елозила по обгоревшим телам, пока ведущая информационного выпуска разъясняла ситуацию. Следующий сюжет повествовал о заказном убийстве и тоже сопровождался умиротворенной картинкой. Юля решила вообще не открывать глаз. Если бы она еще и заткнула уши — это было бы оптимальным вариантом, но как тогда расширять кругозор?

Потом сообщили о крушении поезда, потом — о стихийном бедствии в Венесуэле. Получив свою дозу адреналина, Юлька поползла обратно к учебникам и наверняка через час активной зубрежки вытеснила бы из памяти жестокие и живописные сцены телевизионного экрана, но в дверь позвонили.

«Грабители! Маньяки! Киллеры!» — вздрогнула натерпевшаяся страху Юлька.

Это была почтальонша.

— Здравствуйте, вы телеграммку не примете? — спросила она. — Для соседей. Их дома нет.

— Приму, — согласилась Юля и подумала, что в немецком языке имперфект конъюнктива слабых глаголов полностью совпадает с имперфектом индикатива. Как здорово!

— Вот, распишитесь здесь.

Юлька нацепила на нос свои тяжелые очки и старательно расписалась замызганной шариковой ручкой, которую дала почтальонша.

— Вы передайте, а я им вечером еще позвоню на всякий случай, — сказала женщина.

— Ага, — кивнула Юля. — Auf viedersehen!

Захлопнув дверь, она положила узкую полоску бумаги на комод. Так. В самостоятельных предложениях презенс конъюнктив служит для… для чего? Для выражения реальной возможности! Как же они смогут позвонить соседям, если телефоны пока так и не включили? А имперфект, плюсквамперфект конъюнктив и оба кондиционалиса служат для выражения нереальной возможности.

Вскоре домой вернулась красивая Юлькина мама.

— Боже! Боже мой! — воскликнула она нежно и мелодично, оглядываясь, какой у нас бардак! Юлька, ты бы хоть немножко прибрала!

— Мама, я ведь учу!

— Ах да. Ну хорошо, я сама сейчас быстренько. Ты что-нибудь ела?

— Мама, ну, не мешай!

— Хорошо, хорошо, котенок, учись, я тебя не трогаю.

Через пять минут у Юлькиного локтя вкрадчиво пристроилась тарелка с горячим супом, а из соседней комнаты донеслись завывания пылесоса.

— Какой бардак! — не переставала сокрушаться мама, решительно сметая с комода в прихожей груду пакетов, рекламных газеток, яблочных огрызков, засохшей мандариновой кожуры, бумажек. — И когда это все успевает накопиться?