Мой любимый враг - Елена Алексеевна Шолохова

правдоподобном изумлении, что я бы прямо с ходу ему Оскара вручила.

– Какой ужас! Таня! Что ты такое говоришь?! – заверещала Александра Михайловна, похожая на глупую перепуганную птицу.

– Таня, – Ольга Юрьевна повернулась ко мне. – Это очень серьезное обвинение. И если ты просто хочешь выгородить Диму…

– Нет, я говорю, как есть…

Но Попович меня перебил.

– В чем еще, интересно, ваши детки меня обвинят? Может, я младенцев поедаю, пью кровь, убиваю старушек?

– Не паясничайте, – поморщилась классная ашек.

– А что? Давайте! Вперед! Гляжу, фантазия у вас бурная, – продолжал изображать из себя оскорбленное достоинство физрук.

– Таня? – Ольга Юрьевна сверлила меня острым взглядом, словно подозревая во лжи. – Ты отвечаешь за свои слова? Ты понимаешь, вчёмты обвиняешь Алексея Витальевича?

Я почувствовала, как краснею. Стало вдруг так стыдно, хотя мне-то с чего? Это физруку надо стыдиться, но он только возмущался.

– Да, – ответила я. – Алексей Витальевич…

Я запнулась. Строго говоря, он ничего такого не делал, что можно было конкретно и точно вменить ему в вину. Его касания всегда были как будто случайными, либо прикрыты благовидным предлогом. Его сальные взгляды… ну, приставанием их не назовешь, как бы это ни было противно.

– Он подошел ко мне сзади, когда мы играли в теннис и… прижался.

Господи, я думала, сквозь пол провалюсь от стыда. От собственных слов замутило.

– Я? Да я просто подошел показать, как правильно держать ракетку! Как надо подавать! Я что, с ума сошел – на глазах у всех… да у меня язык не поворачивается повторить ее слова.

Попович гадливо сплюнул и посмотрел на меня с презрением. Мол, это я – извращенка и лгунья, оговаривающая честного человека.

– Так и было, – подтвердил Дима.

– Ну конечно, они сейчас будут прикрывать друг друга, – скривился Попович. – Наташа! Филимонова! Ты рядом стояла, всё видела. Скажи, я приставал к Ларионовой? Или же я показывал, как надо подавать?

Филимонова дернула плечом, мол, она ничего не знает.

– Здесь есть камеры? – спросила химичка неизвестно кого и обежала взглядом стены. И, по-моему, ничего похожего на камеры не нашла.

И тут вдруг выступила Зеленцова:

– Ларионова врет. Я всё видела. Алексей Витальевич её учил, как подавать. Никто к ней не приставал. И между прочим, она не первый раз сочиняет такое. То один ей проходу не дает, то другой за ней бегает, то третий одолевает. И на Алексея Витальевича давно бочку катит. Лидка, подтверди!

– Да, да! – с готовностью закивала Бусыгина.

Черт с ней, с Бусыгиной. Но вот Женька не переставала меня поражать. Когда думаешь, что она скатилась хуже некуда, она выкидывает очередной треш. И ведь она сама не так давно твердила, что Поповича пора бы прижучить, возмущалась из-за его сальных шуточек и манер. Как бы она на меня ни обижалась, но так нагло врать и выгораживать урода с замашками педофила – это за пределами моего понимания.

– Женя, – отец Зеленцовой окликнул её и вглядом попросил заткнуться.

– Он сегодня пришел в мою комнату, когда все были в столовой… – начала я.

– Потому что я за тебя, за всех вас отвечаю! – визгливо перебил меня Попович. – И если я кого-то не досчитался, то должен пойти и найти!

– Вы касались меня… и сейчас, и раньше…

– Ах да, – хохотнул он. – Помню, какой ты скандал устроила, когда я тебя подстраховывал на брусьях. У тебя паранойя, Ларионова.

– Диагнозы не будем раздавать, Алексей Витальевич! – одернула его Ольга Юрьевна.

– Это правда, – влезла Диана Красовская. – Кто угодно подтвердит. На физкультуре Алексей Витальевич нас всех подстраховывал во время упражнений, просто поддерживал, понимаете? А Ларионова давай кричать, как ненормальная, что он к ней пристает. Девочки, скажите!

Наши молчали, а вот те, кто был из 11 «А», тотчас подхватили: да, да! Так и есть!

Мне стало дурно от этой беспомощности, тупости, наглости, несправедливости, от того, что мне не верили. Да ещё и выставляли лживой истеричкой. Даже Ольга Юрьевна после слов Красовской поменяла отношение – я это буквально чувствовала. А Попович еле сдерживал самодовольное ликование.

Димка посмотрел на Красовскую так красноречиво, будто вслух сказал: не думал я, что ты до такого опустишься. И она под его взглядом смутилась. Но толку-то...

– Дима, все девочки это говорят… – заметила его реакцию Ольга Юрьевна.

– Да мне всё равно, что говорят ваши девочки. Я знаю, что я видел.

Он уже успокоился или просто взял себя в руки.

– Да что ты там видел? – выкрикнул Попович.

Дима не стал утруждать себя ответом, лишь смерил физрука взглядом, полным ледяного презрения и такой же холодной угрозы. Даже не так, угроза – это всего лишь обещание. А он смотрел на Поповича так, словно знал точно – его песенка спета окончательно и бесповоротно. Попович тоже уловил этот посыл, потому что сразу занервничал.

Дальше в препирательствах Димка участвовать не стал. Все они ещё кричали и спорили, а он просто развернулся и пошёл на выход. Пару шагов сделал, оглянулся и позвал меня:

– Идём?

Я догнала его, и мы вместе покинули спортзал.

– То есть он не первый раз вот так? К тебе лезет? – спросил меня Дима, когда мы вышли на улицу.

Я кивнула.

– Ну, он не лезет в открытую, а вот так, знаешь, пройдет мимо и заденет, типа невзначай. В автобусе, когда сюда ехали, ко мне подсел и всю дорогу терся коленом. Да и раньше бывали моменты. Но как я только начинала возмущаться, а все кругом сразу в крик, типа, ничего такого, я всё выдумываю… Ну, ты и сам слышал.

Он нахмурился.

– Больше он к тебе лезть не будет.

Я скосила глаза на его профиль, красивый, просто