Игра Джеральда - Стивен Кинг

— Сколько времени продлится полное затмение, папа?

— Недолго. Около минуты.

— Ладно, сделай побольше таких стекляшек — я не хочу сжечь глаза. Два солнечных гамбургера или один?

— Одного достаточно, если только он будет очень большим.

— Хорошо.

Джесси повернулась, чтобы уйти.

— Сорванец!

Джесси оглянулась на него: маленького, крепенького мужчину с крупными каплями пота, выступающими на лбу, мужчину, на чьем теле почти не было волос, как и у ее будущего мужа, но без очков, носимых Джеральдом, и без его брюха, и в этот момент мысль, что стоящий внизу мужчина был ее отцом, казалась наименее значительной вещью, касающейся ее. Джесси снова была поражена его привлекательной внешностью, тем, как молодо он выглядит. Пока она смотрела, капля пота скатилась по животу отца, прошла слева от его пупка и оставила маленькое темное пятнышко на эластичном поясе его шорт. Джесси снова взглянула ему в лицо и неожиданно остро ощутила на себе его взгляд. Даже сощуренные от дыма глаза были совершенно великолепны, сверкающе серые, как полынья среди озерного льда. Джесси необходимо было сглотнуть, прежде чем она сможет ответить. В горле у нее пересохло. Возможно, это из-за дыма. А может быть, и нет.

— Да, папа?

Он долго ничего не произносил, только продолжал смотреть на нее снизу вверх, пот медленно стекал по щекам и лбу, груди и талии, и неожиданно Джесси испугалась. Потом он улыбнулся, и все снова стало хорошо.

— Ты выглядишь сегодня очень хорошенькой, Сорванец. Действительно, если это не прозвучит напыщенно, ты выглядишь красавицей.

— Спасибо, это не звучит напыщенно.

Его оценка настолько обрадовала Джесси (возможно, именно из-за злых и обидных характеристик, данных матерью), что комок застрял у нее в горле, и она чуть не расплакалась. Но вместо этого Джесси улыбнулась и сделала шутливый реверанс, а потом поспешила на кухню, сердце ее готово было вырваться из груди. Слова, сказанные матерью, возникли в ее сознании

(ты ведешь себя, будто она твоя…),

но Джесси отмахнулась от них так же бездумно, как от назойливой осы. Но все-таки она чувствовала себя охваченной одной из этих сумасшедших взрослых эмоций — мороженое и мясная подливка, жареный цыпленок и леденец — и, казалось, не могла избавиться от нее. Джесси даже не была уверена, хочет ли отделаться от этого чувства. Мысленно она возвращалась к капельке пота, лениво сползающей по его животу и впитываемой мягким хлопком его шорт, оставляющей на них маленькое темное пятно. Именно этот образ вызвал эмоциональное смятение в душе Джесси. Она продолжала видеть его, видеть, видеть. Это было безумием.

Ладно, ну и что? Это был сумасшедший день, вот и все. Даже солнце собиралось выкинуть нечто безумное. Почему бы не оставить все как есть?

«Да, — согласился голос, который однажды станет голосом Руфи Ниери. — Почему бы и нет?»

Солнечные бургеры с гарниром из грибов и сладким луком прекрасно вписывались в фабулу.

— Это действительно солнечное затмение последней выпечки, сделанной твоей матерью; — сказал ей отец, и Джесси дико захохотала. Круглый столик, уставленный приправами, бумажными тарелками и приспособлениями для наблюдения затмения, разделял их. Наблюдательные устройства, включая поляроидные солнечные очки, два самодельных ящика с отражателями, как те, которые прихватили с собой остальные члены семьи, отправляясь на гору Вашингтон, кусочки закопченного стекла и набор кухонных рукавиц-ухваток. Кусочки стекла уже не были горячими, и об этом Том сказал дочери, но он не был особенно осведомлен в таком деле, как резка стекла, поэтому боялся, что края стекла могут быть опасно острыми.

— Мне еще не хватает того, — сказал он Джесси, — чтобы твоя мать возвратилась домой и увидела записку с сообщением, что я повез тебя в больницу, чтобы врачи пришили заново пару твоих пальчиков.

— Мама действительно не очень злилась из-за того, что я осталась с тобой?

Отец быстро привлек ее к себе.

— Нет, — сказал он, — но я злился. Я очень злился за нас обоих.

И он так весело улыбнулся ей, что Джесси просто не могла не улыбнуться в ответ.

В начале затмения они пользовались отражателями — в четыре часа двадцать девять минут после полудня. Солнце находилось в центре отражающей коробки Джесси и по размерам было не больше бутылочной пробки, но оно было настолько ослепительно ярким, что Джесси схватила очки, лежавшие на столе, и надела их. Согласно ее часам, солнечное затмение уже должно было начаться — четыре часа тридцать минут.

— Кажется, мои часы спешат, — нервно произнесла Джесси. — Или часы врут, или всем астрономам мира нужно поджарить яичницу прямо на лице.

— Проверь еще раз, — улыбаясь, произнес Том.

Когда она снова посмотрела в коробку с отражателем, то увидела, что сверкающий круг больше не был таким круглым; серповидная тень появилась на правой стороне круга.

Дрожь пробежала по шее Джесси. Том, который смотрел на нее, вместо того чтобы уставиться в свою коробку, заметил это.

— Сорванец! Все в порядке?

— Да, но… но ведь это немного жутковато, не правда ли, папа?

— Да, — ответил он. Джесси посмотрела на отца и успокоилась, увидев, что он ее понимает. Он выглядел почти таким же испуганным, как и она, но это только добавляло ему мальчишеской привлекательности. Мысль о том, что они могли испугаться совершенно разных вещей, даже не пришла ей в голову. — Хочешь сесть ко мне на колени, Джесси?

— Можно?

— Конечно!

Джесси опустилась ему на колени, все еще держа в руках коробку с отражателем. Она поерзала, усаживаясь поудобнее, вдыхая приятный слабый запах его пота, разогретой солнцем кожи и еле уловимый аромат лосьона после бритья. «Кажется, он называется „Красное дерево“», — подумала Джесси. Подол ее платья поднялся так высоко, что обнажил ноги (трудно было что-то с этим поделать в таком коротком платьице), и Джесси вряд ли заметила, когда отец положил руку ей на ногу. К конце концов, это был ее отец — папа — а не Дуан Корсон или Ричи Эшлок, мальчик, над которым она и ее подружки подсмеивались в школе.

Минуты тянулись медленно. Джесси все еще ерзала, стараясь устроиться поудобнее — его колени, казалось, состояли сегодня из углов — за этим занятием она провела две или три минуты. Наверное, даже дольше, потому что порыв ветра, налетевший на террасу и растормошивший ее, был удивительно холодным, касаясь его потных рук, да и весь день как-то изменился; цвета, бывшие такими яркими, когда она откинулась на его плечо и закрыла глаза, теперь побледнели, да и сам свет несколько поблек. Как будто она смотрела на мир через пергаментную бумагу. Она посмотрела в свою коробку с отражателем и была удивлена — почти поражена — теперь там была только половина солнца. Джесси взглянула на часы: было девять минут шестого.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});