Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс

ведь это ее первый молочный зуб.

Значит, я все-таки не ударила ее раскаленной кочергой.

– Шарлотта рассказывала мне о ландшафтных садах, – сухо сказала я. – Теперь ты скажи мне: там все носят маски?

– Нет, – ответила Элиза.

– Я считаю маски опасными предметами. Они скрывают личность, а это бесчестно, разве не так? Зачем человеку прятать лицо, если он не затевает что-то плохое? – Я прожевала кусок печенки, нашла хрящик и вынула его пальцами. – Мне непонятно, почему их носят на балах, и так далее. Конечно же, человек должен знать, к кому он обращается.

– Я никогда не бывала на балу, – сказала Элиза.

Я могла представить вечеринку в ее духе, когда пиво льется на пол, бешено пиликают скрипки, и девушки танцуют босыми, вздергивая нижние юбки. Элиза пошарила у себя в кармане и достала бронзовую монетку с солнечными лучами, датированную 1754 годом. Она подтолкнула ее ко мне через стол.

– Что это? – спросила я.

– Пропуск, – ответила она. – Доктор Мид оплатил нам годовой билет, если мы захотим вернуться туда.

Я посмотрела на Шарлотту.

– У тебя тоже есть такая монета?

Она кивнула.

– Ладно, – сказала я, подняв вилку и сделав выразительную паузу. – Вы можете забыть об этом.

После обеда я уселась за письменный стол, и у меня ушел целый час, чтобы написать «Дорогой доктор Мид» наверху бумажного листа. Я отложила перо, потом снова взяла его и пощекотала запястье. Вернувшись к атласу, я раскрыла его на Бедфорд-Роу и смотрела, пока небо не начало темнеть. Я никогда не бывала в его доме и ничего не видела там. Никогда не сидела за его столом, не пила чай из его чашки и не слышала звон его часов. Я не знала расположения его комнат, не знала, в какой из них он живет. Мне хотелось, чтобы он снова постучался в мою дверь, чтобы я могла снова отказать ему.

У двери моего кабинета послышался шорох.

– Мадам?

Это был голос Элизы. Я впустила ее, и вместе с ней вошла Шарлотта в ночной рубашке, с уложенными локонами, красиво падавшими ей на спину. Она улыбалась, показывая щель между зубами, и протягивала мне ладонь. Там был ее выпавший зуб, крошечный и белый, словно кусочек фарфора. Я взяла его, сказала «спасибо» и положила на стол передо мной.

– Шарлотта, поцелуй маму на ночь, – сказала Элиза.

Я подставила щеку и пожелала ей спокойной ночи, а потом они ушли. Тогда я зажгла свечу и взялась за перо.

Дорогой доктор Мид,

Спасибо за портрет, хотя я не могу принять его. Я не привыкла к таким жестам необыкновенной щедрости; все, что мне досталось от Дэниэла за наши годы совместной жизни с ним, – это сердечко из китового уса, от которого у меня осталась лишь половина. Было бы лицемерием оставить нашу дружбу в пыли, но я была бы благодарна, если бы вы оставили меня зализывать мои раны еще неделю или около того. Потом вы можете прийти с миром.

Ваша подруга (в мраморе).

Александра Каллард

Я оставила письмо на столе для утренней почты и взяла свечу в постель.

Меня разбудил ветер, стучавший в подъемное окно. Я перевернулась на другой бок и постаралась не обращать внимания на внешние звуки, но в какой-то момент я осознала, что звук доносится изнутри дома. Я села, тревожно хмурясь в темноту. Наверху скрипели половицы, и я приоткрыла занавеску, чтобы выглянуть во двор, тускло освещенный лунным светом. Там было пусто. Должно быть, я вышла из спальни одновременно с Агнес, потому что увидела, как она, широко распахнув глаза, спускается по лестнице в ночной рубашке и со свечой в руке. Шум послышался снова, и на этот раз нам стало ясно, что это дверной молоток.

– Кто, ради всего святого, мог явиться в такое время? – спросила она.

Кто бы это ни был, он все стучал и стучал. Я была в равной мере заинтригована и напугана и задержалась на лестничной площадке, пока Агнес спускалась в прихожую и запахивала шаль на плечах. Стук стал более настойчивым, и я услышала, как Агнес что-то бормочет о пьяных щеголях, которые возвращаются из клуба и не могут найти свой дом. Было маловероятно, что грабитель или убийца так громко объявляет о своем визите, поэтому любопытство одержало верх, и я последовала за ней, держась в тени и размышляя о том, каким предметом я могла бы воспользоваться в случае нападения. Бронзовый подсвечник на столе в прихожей? В запертом ящике стола в бывшем кабинете Дэниэла лежал нож, но где же ключ? Я была изумлена, когда обнаружила, что в этом нет необходимости: на пороге стоял не пьяный сосед и даже не ночной сторож с известием о преступлении, а доктор Мид.

Он находился в совершенно растрепанном виде, его глаза безумно сверкали, и он протолкался в прихожую мимо Агнес.

– Доктор Мид! Что это значит?

– Я получил ваше письмо! – крикнул он через плечо и устремился вверх, перескакивая через две ступеньки.

Агнес с приглушенным восклицанием закрыла дверь, и мы с ужасом посмотрели друг на друга.

– Что было в вашем письме, мадам? – прошептала она. – Девочка нездорова?

– В каком письме?

– В том, которое вы оставили на столе сегодня вечером.

Я озадаченно наморщила лоб.

– Там было только то, что я не могу принять портрет. Но как он мог прочитать его? И почему так внезапно явился сюда?

– Я отправила письмо, мадам; мальчишка-почтальон проходил мимо, когда я закрывала шторы.

Что происходит? Алая леди на портрете спокойно смотрела на нас. Что-то было не так. Страх пронизывал меня насквозь. Я неуклюже заперла парадную дверь и ощупью побрела к лестнице. Лунный свет проникал через веерное окно над дверью, освещая первые несколько ступеней, и я стала подниматься; Агнес следовала за мной со свечой в руках.

– Доктор Мид? – Секунду спустя я услышала его топот на лестнице, и он появился на втором этаже.

– Александра.

От того, что он назвал мое имя, и от того, как это прозвучало, меня охватил озноб. Он взял меня за руку и повел в мою спальню – нет, в спальню Шарлотты, – и я снова почувствовала себя как во сне, не имевшем никакого смысла и связи с реальностью. А потом я увидела.

Занавески в спальне Шарлотты были раскрыты, и лунный свет лился в комнату, отбрасывая серебристые отблески на пустые, аккуратно убранные кровати со взбитыми подушками. Они обо всем позаботились, спешки не понадобилось. Я оцепенело