Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Новостью хочу тебя порадовать, Леня, — дав гостям оглядеться, тоже усевшись у стола, снова заговорила хозяйка. — Через две недели Степан обещается приехать.
— С семьей? — уточнил Леонид Семенович.
— Майра-то[4] его не больно рвется к нам: и света, мол, нет, и телевизора. А внучата — эти уж точно не отстанут.
— Хорошо, Екатерина Филипповна. Подкинем их сюда, найдем машину. А знать-то я буду, наверное, не обойдет меня, когда приедет.
— Как обойти?! Он тебя уважает. К первому тебе, поди, и заявится. — Тут старуха остановилась, о чем-то думая про себя, покачала головой и уж потом только сказала: — А детей максимовских, скажу я тебе, испортил город. Коль и приедут, так целыми днями только и разговору про кино да спектакли. Ну, будто одно кино их и кормит, одним кином они сыты, — первый раз за все время разговора старуха засмеялась тихим рассыпчатым смехом. — И что дивно-то — в лесу ведь выросли! А теперь не нужен стал лес. У Степана же в городе росли, а теперь вместе с ним рвутся в лес. Вот и попробуй тут разберись… Ох, старая квашня, расселась, растабариваю, а что вы с дороги — про то и в ум не возьму… Посидите, я сиччас, сиччас.
Легким для ее лет, скорым шагом Екатерина Филипповна вышла в сени и вскоре же вернулась с отпотевшим эмалированным чайником в руках.
— Ленька, а нить-то так и не научился? — спрашивала она, выставляя на стол стаканы, и не понять было, в шутку или всерьез вела этот разговор. Федор Иванович заметил только, что старуха нет-нет да и хитро прищуривала глаза, взглядывая на директора лесхоза.
— Нет, еще не научился, — тоже полушутя-полусерьезно ответил Леонид Семенович.
— И не учись, — улыбнулась Екатерина Филипповна. — Лесника и шофера хмель губит.
— Уж не кырчаму ли ты принесла?
— Нет. Березовый сок. Жарко ведь, небось жажда томит, а я, старая греховодница, вас своими россказнями потчую.
Наполнив стаканы чуть мутноватым, светло-желтым напитком, Екатерина Филипповна подала их гостям.
Пока хозяйка несла от стола к дивану стаканы, и то они успели отпотеть — таким холодным был березовый сок. На вкус он немножко горчил и отдавал хмельным: должно быть, в сок были накрошены хлебные корки и добавлен мед — к стенкам стакана сразу налипли мелкие пузырьки. Но и горчинка, и хмельной дух делали этот чудесный освежающий напиток только еще более ароматным.
Максим Алексеевич возник в избе беззвучно как призрак. Его заметили, когда он — высокий, худощавый, в темно-синем форменном костюме и кирзовых сапогах — уже стоял у порога, снимая и вешая на гвоздь фуражку. Лицом Максим Алексеевич был схож с матерью; оно у него тоже было угловатое и в чем-то неправильное. Особенно же бросался в глаза выдававшийся вперед раздвоенный подбородок. Федор Иванович точно помнил, что где-то уже видел этот характерный подбородок, но где именно и когда приходилось ему видеть лесника, не знал.
— Оказывается, большие гости приехали, — между тем проговорил густым чистым басом Максим Алексеевич и подошел к гостям.
Здоровался он левой рукой. Федор Иванович еще раньше заметил, что на правой руке у лесника целы лишь большой и указательный пальцы, а ладони не было. Должно быть, фронтовое ранение.
— Не знал, не ведал, что приедете, — уже обращаясь больше к директору лесхоза, сказал Максим Алексеевич. — Больно кстати! А то завтра сам собирался. — И сел на свободный стул рядом с гостями.
— Случилось что-нибудь? — обеспокоенно спросил Леонид Семенович.
— Случиться не случилось, а дело до тебя есть, — сделал небольшую паузу и пояснил: — Мед хочу качать. Бидоны нужны. И новых ульев штук десяток тоже бы не помешали. Только вчера отделил два роя — куда их сажать? А еще и хотел человечка три-четыре в помощь попросить. Хотя бы на недельку.
— Найдем, — ответил Леонид Семенович, — И бидоны найдем, и людей пришлю… А что, соты — уже полны?
— В большей части ульев полны. А в некоторых полные уже вынул и новые, пустые поставил.
— Как думаешь, по четыре пуда выйдет?
«Дались ему эти пуды! — усмехнулся про себя Федор Иванович. — Одного ими донимал, теперь за другого взялся…»
— Будем стараться, чтобы вышло. Липа не сегодня завтра зацветет. С нее взяток хороший. Да и мед липовый — добрый мед… Самый-то лучший, конечно, это когда с разных цветков, он потому и зовется цветочным…
— Что ж, значит, так и можем сказать Федору Ивановичу: сдадим нынче государству половину районного плана? — гнул свое директор лесхоза. — Иван Иванович вон тоже дал слово получить не меньше, как по три пуда. Если и другие по столько сдадут…
— Иван-то Иванович небось опять семена илебера припрашивал? — на этот раз лесник перебил директора.
— Точно, припрашивал, — подтвердил Леонид Семенович. — Вот прямо при секретаре райкома об этих семенах говорил.
— Ладно, дам я ему семян. Хоть и сам по горсти собирал. Дам… А только скажу: илебер — что! Тереза теперь у меня растет-множится. Вот уж дает так дает меду! И главное — живучая, непривередливая, никакой землей не брезгует.
— Это та, что из Грузии получил? — спросил Леонид Семенович.
— Она самая.
Федор Иванович не вмешивается в разговор лесника с директором. Он и слово-то «тереза» первый раз слышит, даже не знает, трава это или дерево. Спросить — вроде неудобно.
— Сенокос-то закапчиваете? — продолжал выпытывать лесника Леонид Семенович.
— Разве что кое-где осталось. Теперь для себя косят, кто на посадках леса работал.
— А план?
— Выполнили и даже немного перекрыли. И посуху все сено сметали. Только два стожка под грибной дождь попали, остальное легло душистым, как чай, хоть заваривай…
Слушая лесника и директора лесхоза, Федор Иванович поймал себя на том, что хоть говорили они вроде бы о своих делах, но эти дела вчера еще далекие-далекие, теперь стали ему очень близкими. И не так уж важно, что не все он понимал в этих делах — важно, что все, о чем шел разговор, теперь он уже принимал близко к сердцу.
Лесник переводит свой взгляд с одного гостя на другого, похоже, что-то собирается спросить, но не решается. А может, его просто смущает присутствие секретаря райкома: как-никак не частый гость в его доме.
— Леонид Семенович… — неуверенно начинает лесник и опять скашивает глаза в сторону Федора Ивановича. — Вопрос, может, и не к месту…
— Давай, давай, чего уж там! — подбадривает директор лесхоза.
— Лосей стало чересчур много, — наконец решается Максим Алексеевич.
— Это что — плохо? — не утерпел, задал вопрос в упор Федор Иванович.
— Семь лет уже не давали лицензий, — ушел от прямого ответа лесник. И Федор Иванович понял его слова так, что тому захотелось на законных основаниях пристрелить лося.
Должно быть, директор лесхоза догадался, какой ход мысли дали секретарю райкома слова Максима Алексеевича, и предупредительно пояснил:
— Много молодых елей и сосенок губят — вот в чем дело.
— У меня не меньше трехсот гектаров пропало, — теперь осмелел и лесник. — Теперь хоть все сажай заново. Ни одного здорового деревца не осталось… И самих-то их жаль — живая ведь тварь — и деревья, лес жалко. Особенно сосняки. Я уж так подумал: не огородить ли участки хвойного молодняка.
— Я тоже об этом думал, — отозвался Леонид Семенович. — С бумагой и карандашом в руках прикидку делал. Но больно уж дорого обойдется ограда…
— В Верхних болотах их вон целое стадо. Больше сорока голов я насчитал. Еще шестьдесят, а то и все семьдесят ушло на Сурскую старицу. Зимой, понятное дело, обратно заявятся на мою голову.
— Это сейчас на реку их гонят из леса комары и пауты, — опять пояснил для Федора Ивановича директор лесхоза.
«Ты погляди-ка, сколько всяких проблем в этом лесу! Чего уж казалось проще: мало осталось лосей — не трогать их, запретить истребление. Запретили, теперь много развелось, радоваться бы надо — ан нет, новые сложности…»
— Выходит, лоси приносят вред? — спросил Федор Иванович.
— Осину и ольху не жалко бы, — опять не прямо ответил на его вопрос Максим Алексеевич.
— Придется взять лицензию голов на двадцать, — более определенно высказался директор лесхоза. — Не то не уберечь нам боры и ельники.
Максим Алексеевич облегченно вздохнул и уже другим голосом сказал:
— Сильный зверь и красивый… Помнишь, Леонид Семенович, как прошлой осенью дрались самцы?
— Как не помнить!
— Вот тот, что победил тогда, с ветвистыми такими рогами, нынче стадо в Верхних болотах водит.
— Осенью мы еще разок специально приедем, — пообещал директор. — К тому же Федору Ивановичу хочется рыбку половить.
— Рыбку? — переспросил лесник. — Рыбка пойманная есть.
— Это не то. Ему самому хочется с удочкой посидеть.
— Хорошее дело, — одобрил Максим Алексеевич. — Только нынче клев плохой. Разве что ближе к вечеру рыба заиграет.
- Селенга - Анатолий Кузнецов - Советская классическая проза
- Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская - Советская классическая проза
- Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев - Советская классическая проза
- Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин - Советская классическая проза
- Журнал `Юность`, 1974-7 - журнал Юность - Советская классическая проза
- Вечера на укомовских столах - Николай Богданов - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Малое собрание сочинений - Михаил Александрович Шолохов - О войне / Советская классическая проза
- Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин - Советская классическая проза
- Суд - Василий Ардаматский - Советская классическая проза