Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Алексей Шишов

На Русь икона попала так. В 1046 году византийский император Константин Порфирородный благословил ею свою дочь Анну, которая выдавалась замуж за черниговского князя Всеволода Ярославича. Икону своей матери наследовал вместе со Смоленским княжеством Владимир Мономах, «победитель Половецкой степи», одна из самых ярких личностей Древней Руси. Он и поместил ее в городском соборе, и с тех пор она стала называться Смоленской Богоматерью. Со временем с нее иконописцем был сделан список, то есть копия.

Когда знаменитый русский мастер каменного зодчества Федор Конь по указу Бориса Годунова построил крупнейшую в ту эпоху на русской земле крепость, икона Смоленской Божьей матери, вернее, – список с нее, была установлена над Днепровскими воротами. Случилось это немаловажное в православии событие в 1602 году. С той поры икона более двух столетий встречала и провожала всех, кто проезжал или проходил через эти крепостные ворота.

Когда русские войска оставляли Смоленск французам, икона была взята из Благовещенской церкви солдатами 1-й батарейной роты дивизии Коновницына. Артиллерийской ротой командовал капитан Глухов, который был хорошо знаком дивизионному начальнику еще с войны в Финляндии против шведов. Святыня земли Смоленской добычей врага не стала. Петр Петрович постоянно говорил своим пехотинцам:

«Помните, что вы сражаетесь за Пречистую Деву, за Дом Пресвятой Богородицы!»

У иконы Смоленской Божьей матери в истории Отечественной войны 1812 года сложилась удивительная судьба. По приказанию полководца М.И. Голенищева-Кутузова в день 25 августа, перед Бородинской битвой, святую икону торжественно пронесли перед рядами войск, ей служили молебны. Русские воины в тот день произносили молитву:

«Заступница небесная, сохрани нас под кровом Твоим!..»

После Бородина икона возилась на орудийном лафете до самого освобождения Смоленска. Ею освящались победы русского оружия. Когда она вернулась в город-крепость на берегу Днепра, икону со всеми подобающими такому случаю почестями передали старшему духовному чину. В сопроводительном письме, составленном генерал-лейтенантом П.П. Коновницыным, среди прочего, говорилось:

«…Войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и считали оный благоприятным залогом Всевышняго милосердия.

…Ныне же, когда Всемогущий Бог благословил Российское оружие, и с поражением врага Смоленск очищен, я… препровождаю святую икону Смоленской Божьей Матери обратно, да водворится она на прежнем месте и прославляется в ней русский Бог, чудесно карающий кичливого врага, нарушающего спокойствие народов.

С сим вместе следуют учиненные образу вклады и приношения – 1809 руб. ассигнациями, 5 червонных золотом и серебра в лому, отбитого у неприятеля, один пуд».

Икона Смоленской Богоматери под колокольный звон и пушечные выстрелы заняла свое историческое место. При этом торжестве присутствовали воины кутузовской армии и те горожане, которые уже успели возвратиться в родной город. Собранные воинством деньги и серебряный лом, отбитый, как награбленное добро, у французов, пошли на украшение образа и на восстановление храма.

…Военачальника П.П. Коновницына, обладавшего такой чертой характера, как человеколюбие, на войне заботило многое. В том числе и отношение к пленным наполеоновцам, которых по мере развития контрнаступления становилось все больше и больше. Счет пленных шел уже не на тысячи людей, а на десятки тысяч. Причем они представляли в своем лице людей не только Франции, но и многих стран Европы.

Показательно в этом отношении письмо дежурного генерала кутузовской Главной квартиры В.С. Ланскому, главноуправляющему по части продовольствия армий, будущему действительному тайному советнику и министру внутренних дел. Письмо, датированное 7 ноября 1812 года, было отправлено из деревни Добрянка:

«Милостивый государь Василий Сергеевич!

По необыкновенно большому числу взятых в последние дела пленных, Его Светлость главнокомандующий армиями поручил мне отнестись к Вашему Превосходительству с просьбою, дабы Вы приняли все возможные и от нас зависящие меры об отпуске им провианта, в том особливо уважении, что многие из них по несколько дней вовсе не ели и что самое человечество требует доставить им необходимое пропитание для отвращения голодной смерти.

Ожидая о распоряжении Вашем посему уведомления для доклада Его Светлости, имею честь быть с истинным почтением и преданностью, мил(остивый) го(сударь). Вашего прев(осходительства)

(покорный слуга Петр Коновницын)».

…Русские войска перед Новым годом вступили в город Вильну, дальше они не пошли. Полководец М.И. Голенищев-Кутузов ответственно перед государем решил: Главной армии нужен отдых. Преследование разбитых наполеоновских войск по ту сторону государственной границы повели «летучие» отряды армейских партизан и казаки, которые всю Отечественную войну демонстрировали свою неутомимость в воинских трудах.

10 декабря в Вильно прибыл с большой свитой император Александр I. Он сразу «по прибытии своем изъявил намерение двинуть за границу армию». Так появилась точка отсчета Заграничных, освободительных походов русской армии по Европе 1813 и 1814 годов, закончившихся взятием Парижа. «Спаситель России» М.И. Голенищев-Кутузов не преминул представить государю своих ближайших помощников. А.П. Ермолов о том в своих «Записках» рассказывает:

«Князю Кутузову полезно было представить главнейшими своими сотрудниками дежурного генерала Коновницына и генерал-квартирмейстера 1-й армии Толя с особенными о них похвалами…

Генерал Коновницын имел надобность по домашним обстоятельствам быть некоторое время в своем семействе. Государь, с изъявлением лестного внимания, предоставил ему отпуск в виде полезного после трудов, им понесенных, отдохновения. Отсутствие его из армии чувствимо было…»

Русские войска вступили в Вильну. Главнокомандующий со своим дежурным генералом въехали в город на одних санях. Где-то за пограничной рекой Неман еще слышалась ружейная пальба, громыхали пушечные выстрелы. Это «летучие» армейские партизанские отряды преследовали разбитые наполеоновские войска, стремившиеся уйти под защиту крепостей. Из Вильно Коновницын отправил семье письмо, в котором славил «шестое число»:

«…Мы здесь, ура, ура! Слава Богу и Русскому войску!! Вот так-то, душа моя, мы поступаем, не прогневайтесь, и нас царство русское не бранит. Пушек, пленных, провианту, амуниции и всего пропасть! Неприятель бежит и почти весь пропал, и пропадет, и погибнет от руки русской. Все дороги устланы телами убитыми и замержими. Мы все его гоним и гнать до Вислы будем. Мы устали, замучились, и здесь наша армия возьмет покой, а протчие идут вслед…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});