Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места - Сета Лоу

взаимодействия. В то же время подход к пространству с точки зрения языка и дискурса способен выявить неосознанные способы, при помощи которых люди реализуют процессы включения и исключения в отношении других; кроме того, данный подход может продемонстрировать, как даже незаметные дискурсивные стратегии создают совершенно разные виды пространства и места.

Этнографический пример

«Дом и семья» или «такие же, как мы»

Чтобы проиллюстрировать, как описанные подходы к языку, дискурсу и пространству получают методологическое воплощение, мы обратимся к сравнению двух эмпирических исследований – моей текущей полевой работе86 по жилищным кооперативам в Нью-Йорке и этнографическому описанию Габриеллой Моуден (Modan 2007) жилищного кооператива в Маунт-Плезанте (Вашингтон, округ Колумбия). И в том и в другом случае жители используют дискурсы места и нарративы принятия и исключения для легитимации социальных и пространственных отношений и создания оспариваемого чувства общности. Эти примеры относятся к несхожим по своему социально-экономическому положению городам и районам с разной степенью жилищного, культурного и расового разнообразия. В то же время дискурсивные структуры принадлежности, используемые в рассмотренных жилищных кооперативах, усиливали, а в некоторых случаях и преувеличивали эти различия (ил. 6.1 и ил. 6.2).

Ил. 6.1. Карта Вашингтона (округ Колумбия) с указанием района Маунт-Плезант (Эрин Лилли)

Исследование сообществ закрытых кондоминиумов в Нью-Йорке, Сан-Антонио (штат Техас) и на Лонг-Айленде, о котором пойдет речь в главе 7, показало, что наибольшее влияние на социальные отношения их жителей оказывала структура частного управления жильем, а не только наличие стен и ворот (Low 2003). Для дальнейшей оценки этого контринтуитивного вывода в 2015 году было завершено исследование еще одной разновидности частного управления жильем – кооперативных комплексов жилых апартаментов с рыночной стоимостью (market-rate housing cooperative). Целью исследования было определить, присутствует ли в кооперативах тот же дискурс, который рационализирует и легитимирует социальное исключение и расистские действия в закрытых жилых комплексах. Как выяснилось, жители кооперативных домов, в отличие от обитателей закрытых жилых комплексов, не говорят о страхе перед чужаками и криминалом – напротив, они утверждают, что хотят жить с «такими же людьми, как мы». По словам жителей кооперативных домов, важным для создания социальной однородности моментом является процесс подачи заявления в правление кооператива, позволяющий исключать тех, кто не проходит проверку финансовой состоятельности, или тех, кто, как кажется, не вписывается в сообщество.

Ил. 6.2. Карта Квинса, Бруклина и Манхэттена (Эрин Лилли)

Габриэлла Моуден (Modan 2007) также проявила интерес к дискурсивным практикам, которые она обнаружила в своем кооперативном многоквартирном доме в Маунт-Плезант. Его жители говорили о собственном «доме и семье» и о важности разнообразия в формировании сообщества. Тех, кто занимался делами кооператива, называли «семьей», а о людях, заинтересованных в покупке апартаментов, говорили, что «семьи хотят приобрести» (Modan 2007: 218). В отличие от многоквартирных комплексов Нью-Йорка, состоящих из кооперативных апартаментов, продаваемых по рыночной цене, Моуден жила в доме, где имелись как кооперативные квартиры с низкой долей участия87, так и приватизированные квартиры (condominium apartments) по рыночной цене. Однако приватизированные квартиры привлекали жильцов с иными ценностями, из‐за чего в доме заговорили о том, что «семья уже не та, что раньше», напоминая о временах, когда в трудные времена, еще до притока новых жильцов, участники кооператива решали проблемы сообща (Modan 2007: 224).

В данном этнографическом примере контрастирующие дискурсы сравниваются в контексте двух локаций: Нью-Йорка, где джентрификация, спекуляция жильем, рост стоимости недвижимости, предпочтения людей в пользу социальной гомогенности и практики исключения хорошо задокументированы, и Маунт-Плезанта, где процессы редевелопмента идут гораздо медленнее. Примечательно, что в Маунт-Плезанте джентрификация началась гораздо раньше, но затем застопорилась из‐за спада на рынке жилья Вашингтона (Williams 1988).

В обоих случаях в высказываниях жильцов кооперативных домов ощущается социальное воздействие политико-экономических сил. В Маунт-Плезанте дискурсы места и нарративы «дома и семьи» мобилизуются угрозой притока чужаков с иными ценностями; кроме того, эти дискурсы и нарративы выступают стратегией, бросающей вызов продолжающемуся переходу от потребительной стоимости жилья (дом и жилая площадь) к меновой стоимости (высококлассное жилье в кондоминиумах). В Нью-Йорке дискурс, определяемый формулой «такие же, как мы», усиливает нарастание пространственной гувернаментальности88 (Merry 2001) и ведет к снижению уровня социальности проживания в кооперативных квартирах – последний процесс является следствием быстрого роста цен на жилье, многочисленных случаев перестройки зданий, сокращения программ стабилизации арендной платы и одержимости инвестиционной стоимостью недвижимости. Для конкретизации двух этнографических примеров мы вкратце рассмотрим процесс социального производства кооперативного жилья в США, дадим общие сведения о методологии, использованной при исследованиях в Нью-Йорке и Маунт-Плезанте, и обратимся к образцам дискурсивных стратегий, использованных в каждом контексте.

Жилищные кооперативы в США

Первый жилищный кооператив в Нью-Йорке, основанный в 1876 году, был известен под названием «домашний клуб» (Sazama 1996). Он предоставлял состоятельным людям все преимущества владения своим жильем и безопасность, снижая при этом индивидуальную ответственность (Siegler and Levy 2001). Хотя поначалу кооперативы были редким явлением и предназначались в основном для состоятельных лиц, к XX веку они получили большее распространение среди рабочего класса и обычных людей, а кроме того, «мотивы их участников стали более прогрессивными в политическом и социальном смысле» (DeFilippis 2003: 89). Эти прогрессивные цели отразились в принятии свода управленческой этики – так называемых Рочдейлских принципов сотрудничества, установленных в 1844 году в Англии Рочдейлским обществом равноправных пионеров (Rochdale Society of Equitable Pioneeers). Данные принципы представляют собой набор стандартов для управления любыми кооперативными организациями (Conover 1959, Freeman 2002, Eisenstadt 2010).

Во времена Великой депрессии 1930‐х годов многие кооперативы, финансируемые из средств их участников, прекратили деятельность и не возрождались до 1950 года, когда на основании принятого годом ранее федерального жилищного закона89 за зданиями и их жителями было закреплено право на ипотечное страхование (Sazama 1996; Goodman 2000). Начиная с 1970‐х годов выросла популярность кооперативов для граждан с низким уровнем доходов, известных как кооперативы с ограниченной долей участия, – их формирование рассматривалось в качестве контрстратегии сворачиванию инвестиций и заброшенности определенных районов (DeFilippis 2003, Starescheski 2016). Примером такого жилищного движения является борьба кооператива «Маунт-Плезант» за права собственности, начавшаяся в 1977 году, когда управляющей компании, занимавшейся арендой жилья, был предъявлен судебный иск, а жильцы развернули борьбу за право кооперативной собственности с ограниченной долей участия, которая была предоставлена им в 1984 году. Кооперативное жилье премиального и среднего сегментов вновь обрело популярность только в 1980‐х годах, когда из‐за невозможности получать прибыль в