На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Аня Сокол

— Тебе перечислить всех, кто вляпался подобным образом.

— Дура, — вышло даже ласково, — почему же тогда наши дома не полны детей, filii de terra не лопается по швам и мы трясемся над каждым? Думаешь, мало подстилок, готовых и за меньшие деньги на что угодно?

Я обиженно отвернулась. Знаю, гордиться тут нечем, но ведь есть такие, как я, обнаружившие кругленький счет в банке спустя десять лет, или Мила.

— Потому, что мать должна хотеть этого ребенка, должна зачать и родить от того мужчины, которого сама выбрала, а не от незнакомца с контрактом в руках. Иначе ребенок не будет «нашим», он родится человеком.

— Лешак забрал обычного ребенка, место которого среди людей? — поразилась я. — И ты не остановил его?

— Нет.

— Святые!

— Они тебя не слышат. Они давно уже никого не слышат…

…я услышала собственный стон. Все, сдаюсь. Пусть делает что хочет. К черту логику, давайте еще и лешака к делу пристроим, а что, чем больше народу, тем лучше, может, тогда и Тёма? И Кирилла?

— Следов не останется ни магических, ни физических. Лешак здесь даже не появится. Это не заклинание, природу просят, а не заставляют. Просить можно из любой части леса. Трава распрямится, цветы поднимут головки и стряхнут ароматную пыльцу, перебивающую любой запах.

— Раз следов не будет, с ней могу пойти и я.

— У тебя будет свое, не менее веселое задание, — хмыкнул гробокопатель, — развлекать нашего охотника и остальную компанию…

…я прислонилась лбом к холодному металлу и пробормотала:

— Ветер мог разрезать меня на части с тем же результатом.

— Ты сама согласилась. — Веник был равнодушен.

— Знаю. Иногда я сама себя не понимаю…

…я почувствовала, как внутри завибрировала тонкая струна, сразу захотелось в туалет.

— А если допрашивать будет не только Тём, хотя мне и его за глаза?

— Надеюсь на это, — падальщик достал из кармана маленький сверток из зеленых листьев.

— А меня? В этой «филей как там» тоже будут спрашивать? И что говорить? — заволновалась Мила.

— Правду и ничего, кроме правды, — он развернул лист, в котором лежало три капельки оранжевой смолы.

— Янтарь забвения.

— Опять лешак?

— Не сомневайся, он мне свой долг по полной отработает. К допросу привлекут баюна, к гадалке не ходи. Знаете, как работает сказочник?

Я покачала головой.

— Я даже не знаю, кто такой «баюн», — ответила Мила.

— Если кратко, этот парень расскажет историю, войдет в доверие, и отказать столь замечательному человеку в пустяковой просьбе вы не сможете, сами все выложите. Допрос первой ступени самый легкий. Вторая ступень — «подавление воли», приказ, для более серьезных просьб, которые вызывают у тебя инстинктивное неприятие. И последняя, третья ступень — «питание разума», иллюзия, рожденная в голове вызывает неподдельное желание помочь баюну, не простое выполнение приказа, а жгучее стремление сотрудничать. Прямое вторжение в разум очень опасно, иногда иллюзия вытесняет все остальное. Был человек — стала пища.

— Все, считай, мы прониклись, — я поежилась, Мила побледнела, — говори, что придумал.

— Мы не будем врать. Мы не будем помнить.

Веник раздал нам по теплой капельке, внутри которой горело маленькое солнышко. Магия леса, магия природы, практически не обнаружима, чтобы найти, надо знать, что искать.

Одиннадцать сорок пять.

Времени нет, как и выбора. Я не смогла ничего придумать, чтобы помочь Миле, это сделал Веник. Он прав, решение за ней, и глядя, как она берет в руки сумку, я поняла, что она уже приняла его. Что ж, ни пуха ни пера!

— Идем до конца, — сказал он, — провалится один — и нам организуют теплую встречу на алтаре.

Мила кивнула и встала рядом. Из переноски на меня глядели серьезные голубые глаза, Игорь жался к матери, но пока молчал.

— Первой уходишь ты, — он указал девушке на окно, — едешь к озеру, ждешь меня. Все сидят по домам, притворяясь слепыми и глухими, — приказ Седого демона, так что риск встретить кого-то минимальный. Лешак убирает следы. Башкой не верти и не задерживайся. Теперь ты. — Он повернулся в мою сторону. — Выжидаешь пятнадцать минут, глотаешь янтарь, последний час исчезает, словно его и не было. Закатываешь истерику, дальше по ситуации: либо сама бежишь к старику, либо я его зову. Не сомневаюсь, ты им такое веселье устроишь, никто в стороне не останется. Допрос будет полный, но придется его выдержать.

Я сглотнула, Мила сжала мою руку.

— Я как ответственный за наблюдение, отчитываюсь и при первой же возможности ухожу кружным путем к озеру. Им будет не до меня. Отправляю вас в filii de terra. Топлю велосипед в озере, возвращаюсь домой. Лешак работает. Я сижу тихо. Мила, как минуешь переход, — он строго посмотрел на девушку, — глотаешь свой камень. Ты окажешься одна в незнакомом месте, не имея ни малейшего понятия, как там очутилась. Будет страшно.

— Мне уже страшно, — девушка обняла сына.

— Когда ты глотаешь свой янтарь? — спросила я.

— Когда почувствую, что мне не доверяют. Вряд ли поможет, есть и другие способы воздействия. Главное не то, чтобы не узнали, а чтобы не захотели узнать. Тёму поймать лешака раз плюнуть, суть в том, что надо знать, кого ловить. Если возьмутся серьезно, считайте, мы проиграли, советую сразу петлю завязывать, алтаря не дожидаться.

— Память вернется? — жалобно спросила Мила.

— Разве это важно?

— Хочу знать, кому обязана жизнью. — Она вскинула голову.

— Мы не герои, — Веник поморщился, — я мстительный трупоед, которому очень хочется кое-кому подложить свинью. Ольга? У нее свои тараканы в голове, и излишне беспокойная совесть.

— Вернется?

— Не сразу. Дней через пять-десять. — Я нахмурилась, а он добавил: — Это не компьютерная программа. Память за что-то зацепится и проснется. За что? Не знаю, за вещь, фразу, жест, звук.

Одиннадцать пятьдесят пять. Мила подошла к окну.

…я повернулась к Венику. В его взгляде были насмешка и какое-то ожидание.

— Так и не хочешь сказать, почему помог?

— Я сказал.

— Ты доверился двум девкам, для этого надо иметь мотив посерьезнее, нежели желание сделать пакость Тёму. А если новый допрос? Память вернулась.

— Неа. Охотник не из тех, кто мусолит собственные неудачи. Дело закрыто. Да и к силе баюна у вас теперь иммунитет.

— Что? — Я схватила его за руку. — Он больше не сможет на меня воздействовать?

— Да прям, — он засмеялся, — еще как сможет, расскажешь, и как таскала конфеты из буфета у бабушки, и как заметала мусор под ковер, а захочет — будешь ему серенады под окном петь. Но провести повторный, это важно, «повторный» допрос о том дне он не сможет. Ты прошла все три стадии, он вычерпал ситуацию до дна. Одна тема — три ступени, потом иммунитет. Пусть спрашивает хоть до посинения, можешь молчать. Хуже, если бы он остановился на первой или на второй, оставив хоть что-то про запас. Это как с лекарствами: даешь больному более сильное, и он уже не чувствителен к предыдущему. — Гробокопатель развел руками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});