Идеальный гражданин - Марина Серова

руки на руле. Когда мы уже заворачивали на парковку моего офиса-квартиры, Ольга прохрипела синими губами:

– Надо поесть, во время стресса надо срочно поесть, чтобы восполнить потраченную энергию, и тогда согреемся. Сил отвечать у меня не было, только молча ткнула пальцем в багажник, заваленный пакетами с едой. В квартире, не разговаривая и не раздеваясь, мы накинулись на пакеты из ресторана. Рвали и почти не жуя глотали куски мяса, без приборов и церемоний. Совет Ольги сработал, я наконец ощутила, как изнутри растекается волна тепла, онемевшие ступни и ладони начали зудеть от хлынувшего в них горячего потока. Я выдохнула и остановила безумный жор. И тут же расхохоталась, вдруг осознав, как мы выглядим. Я в вечернем платье с зажатой индюшачьей ногой в руке, женщина напротив – в стареньком туристическом одеяле вся перемазана мясным соком, вцепилась в фаршированную рыбку, словно доисторический человек на охоте.

– Что? – лицо у Мишиной вытянулось в обиженную гримаску. – Смешно, какая я идиотка? Побежала топиться.

– Нет, нет, выглядим мы совсем не как посетители ресторана. А вот еда на столе как раз очень даже из разряда высокой кухни. Я не хотела вас обидеть. Принесу сейчас вам халат переодеться. А потом расскажете мне все по порядку. Если хотите, есть душ, в коридоре дверь налево.

Мишина молча согласно затрясла головой. Пока она приводила себя в порядок, я варила нам крепкий кофе, добавлять туда по капле коньяка воздержалась. Знаю, что врачи не советуют угощать алкоголиков в завязке даже такими микроскопическими порциями, чтобы не спровоцировать срыв. А мне нужна трезвая и адекватная свидетельница.

Ольга после душа порозовела, в пушистом голубом халате она не выглядела измученной жизнью женщиной. Только глубокие складки у рта и опущенные уголки глаз выдавали ее печальную судьбу.

– До сих пор думаю, хорошо или плохо, что вы меня вытащили, – покачала она задумчиво головой, – я даже не думала, что можно пойти в полицию и наказать бандитов.

– За что наказать? Думаете, они убили Андрея?

– Нет, что вы, Андрей им как раз был очень полезен, как оказалось. Расскажу все по порядку. У меня в жизни был сложный период…

Я прервала женщину:

– Я примерно знаю, что у вас были проблемы с алкоголем и несколько лет жизни на улице. Простите, что не даю рассказать об этом. Но я занимаюсь смертью Жогина, и меня интересуют события именно того периода, когда вы вместе начали работать в благотворительном фонде «Благо».

– Да, конечно, простите, я привыкла всегда рассказывать о себе в таком ракурсе. Я пытаюсь помочь людям, вытащить из болота, показывая свой пример. Вот и привыкла начинать разговор именно так.

– Вы часто с Жогиным ругались?

– Ругались?… Нет, такого не было, он иногда злился, конечно, на меня.

– Чаще всего, когда я приводила в фонд тех, кого получалось уговорить оставить прежнюю жизнь. Если человек соглашался пройти реабилитацию, начать лечиться, то я вела его в «Благо». Ведь у бездомных часто нет документов, без них попасть в наркологический диспансер невозможно. И получается замкнутый круг, нет документов – нет лечения, нет лечения – живешь на улице и не можешь отказаться от выпивки. И если кто-то говорил, что готов к новой жизни, то ему надо было временное убежище. Чтобы спать, есть, пока я делаю запросы в инстанции и помогаю оформить хотя бы паспорт, – Ольга виновато улыбнулась. Она все делала так, бочком сидела, искоса и несмело поднимала взгляд. – Понимаете, я же не думала тогда, по какой причине он кричит на меня. И почему не согласен оставлять в приюте беспризорных. Я сама себе придумывала причины его плохого настроения и отказов бездомным в помощи. Что у приюта нет денег или в этом месяце мало пожертвований. Была уверена, что он лучше знает, как надо строить работу фонда. А я что… несчастная алкашка в завязке, могу только ходить и рассказывать свою историю, чтобы она хоть кому-нибудь помогла остановиться, вернуться обратно домой, в семью. Фонд стал для меня смыслом жизни, я любую работу бралась делать, из кожи лезла. Ни одной благотворительной акции не пропускала. Поэтому, наверное, меня многие запомнили, да и у меня были ключи от главного входа. Поэтому… так вышло. Потому что я идиотка, я верила каждому слову Андрея, даже когда он смеялся надо мной.

– Почему он смеялся над вами?

– Его смешила моя фанатичность. Когда я требовала от него еще больше помощи бездомным, чаще делать раздачу горячих обедов. Предлагала организовать для них гостиницу, открыть кафе, чтобы они могли в нем работать и возвращаться постепенно в общество. Он называл меня старым сказочником… Я такая идиотка, в этом он был прав.

– Что случилось после его смерти?

– Я поехала в фонд, там уже меня ждали волонтеры. Мне вообще звонили и звонили люди на телефон. Спрашивали, правда ли, что Андрея больше нет. Я была в таком шоке от новости, что почти ничего не помню. Выдала волонтерам еду, что нашла в кладовой фонда. Потом села разбирать документы, я думала, что должна всем помочь. Андрею, бездомным, волонтерам. Ведь это важное, благородное дело, и оно не должно прекратиться из-за смерти Жогина. И пришли они…

Женщина уставилась в пустоту расширенными глазами, снова окунувшись в тот момент своей жизни.

«Зашли трое, два таких огромных, как шкафы, и маленький, а лицо страшное, будто чужое. Квадратное, тяжелое. Он начал говорить мне про то, что Андрей исполнял для них особые поручения. Что если я буду хорошо себя вести, то они сделают меня главой фонда. Я так долго не могла понять, что они от меня хотят. Кивала им, соглашалась. Мне даже документы принесли на подпись. Я сначала подписала приказ о назначении меня президентом благотворительного фонда „Благо“. А потом они мне подсунули какие-то договоры. Огромную пачку. Я не знаю, сколько там было. Несколько тысяч, наверное. И это договоры о приеме на работу граждан Узбекистана. Что они все будут работать волонтерами в нашем фонде. Я так удивилась, начала им объяснять, что они же, скорее всего, плохо говорят по-русски и не смогут помогать бездомным. Людям в трудной ситуации прежде всего важно, чтобы с ними общались, видели в них человека с душевной болью. И тогда тот главный рассмеялся. Сказал, что не верил