В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

землю Вины.

Но кому они подражали? Вслед за кем чернили свои волосы и лишали цвета глаза? Хён Сок пытался выучиться различать людей и фолков по одному лишь подтону кожи, но у него так ничего и не вышло. Начало своего Рождества он истратил на попытки разглядеть в лицах фолков то, что отличило бы их от людей, но совершенно привычные всему человечеству различия были явно против него. По какой-то причине фолки полюбили тёмные волосы. Все как один пытались соответствовать человеку, и идолом им пришёлся кто-то помимо Луиса Кортеса. Рыжину его волос не пытался повторить никто, кроме редких безбожников.

Когда один фолк преклонил голову перед неизвестным, вслед за ним на колени упали и остальные. Хён Сок не мог и подозревать того, за кем следовали всё это время смиренные существа, по собственному желанию вручившие свои судьбы в руки людей, но точно был уверен в одном: тот, кто вынудил их подчиниться человечеству, и сам однажды должен был перемениться для них в молитве.

Хён Сок не мог поделиться своими мыслями ни с кем, кроме Эндрю. И так было всегда — каждый раз, как подполковник Квон находил артефакты, офицер Арно называл их стоимость.

— Дело в том, что они повторяют самый частый вид людей, что видят. Можешь считать, что фолки следуют за любым кареглазым и русым. Ну, допустим, вот за тем парнем. — Эндрю указал на первого попавшегося мужчину, что занимал место в вагоне недалеко от них. Хотя, даже если бы он и промахнулся, то всё равно попал бы в человека с точно таким же описанием. — Да и ты знаешь, что говорят о дато Кононе. — Он вдруг сошёл до шёпота. — Будто бы один глаз его от рождения был цветом совсем как у людей. И тут уже не понятно, то ли они ошибаются, то ли мы чего-то не знаем. Вот только слухов ходит много.

Эндрю был прав — люди и правда много чего не знали. Для Хён Сока мотивы фолков всегда оставались непонятными, но с их выбором он был вынужден смиряться молча. Подполковник первого отдела по делам межрасовых коммуникаций просто не мог позволить себе быть нетерпимым. Но если в словах Эндрю нельзя было усомниться, то почему фолки издавна выбирали для подражания именно русых людей? Кортес был рыжим, половина его команды — чёрными.

Сотрудники ПОПДМК, что не смогли выдержать молчания своего подполковника, исчезли тут же, как им представился такой шанс. Один лишь Эндрю остался, да и то лишь потому, что бесконечные гряды снега выматывали его разум даже лучше, чем бессонные ночи, что он проводил за рассмотрением отчётов. Склонив голову на плечо Хён Сока, Эндрю уснул так же быстро, как рядом с горизонтом промелькнуло ещё одно такое привычное нагромождение льда. Хён Сок не смел и пошевелиться, а Эндрю своим видом напоминал ему приластившегося кота. Он никогда не имел чести вести дела с кошками, но прекрасно понимал, что подобным образом и следует с ними поступать — предоставлять над собой полную власть и отрицать даже мысли о том, чтобы перечить их кошачьей воле. Так Хён Сок и остался в одиночестве подавлять в себе тревогу. Сам он все последние сутки не мог сомкнуть глаз. Лишь теперь к нему пришло понимание того, как своими поручениями он измучил Эндрю, что с таким терпением к нему относился. Хотя бы сейчас торопить время не стоило. Подполковник Квон не смел отбирать у офицера Арно эту последнюю минуту тишины. Ведь дальше подобной больше не будет.

Каждый раз как поезд трогался с очередной остановки, нос Эндрю недовольно морщился, пока глаза с одной только надеждой на отдых оставались закрытыми. Тело его совсем расслабилось, рассыпалось по двум смежным местам, и лишь голова естественно тяжёлым грузом оставалась лежать на плече Хён Сока, что всё никак не мог отделаться от назойливого аромата духов. И казался бы он не таким надоедливым, если бы своим присутствием не напоминал о той, для кого Эндрю всё это делал. Официантка из «Холи Белли» неустанно отвлекала его от работы. Конечно же, дело всегда было лишь в работе. Хён Сок был ещё не в силах признать, что не всё в этом мире носит клеймо ПОПДМК.

Пока Эндрю всем свои существом противился ледяному воздуху улицы, Хён Сок был лишь рад тому, что всё меньшее расстояние отделяет его от раскрытия очередной тайны. Изнутри его жгло желание заглянуть в глаза дато Конона. Хоть встреча эта ещё не состоялась, Хён Сок уже давно с нетерпением предвкушал следующую. Если тот вздумает оставить его без ответов, подполковник Квон собственными зубами вырвет правду из сотканного им полотна летописи временных лет. Он убьёт или будет убит.

Когда Луиса Кортеса не стало, люди перестали лелеять надежды о большем знании прошлого. Кортес говорил без конца, но на самом же деле любое его слово можно было подвергнуть сомнениям. Из фолков одна только бабуля Ия имела собственное мнение, но и её небылицам верить не стоило. История оказалась переписана победителями. Домыслы укрыли от глаз народа документы, подтверждающее, что строительство жилого дома и общественного центра над гейзерами не было ошибкой. Враньё Луиса Кортеса перестало иметь вес для Хён Сока с тех пор, как площадь, с пол века именуемая в его честь, оказалась расколота силой, что с сотню раз превосходила человеческую. Сама Вайнкула взбунтовалась против векового обмана. Кто-то из фолков дал людям наводку на то, где воздвигнуть ратушу неверного героя.

Ещё три часа на машине, и они наконец на месте. Сварог сверкал в лучах закатного солнца. Дато Конон любезно предоставил возможность послам человечества застать обитель фолков во время ужина. Невесомые, почти незаметные на снегу дома сменялись другими зданиями общего пользования, что опоясывали тяжёлые тёмные пятна. Это гейзеры, однажды разорвавшие землю, вынудили фолков огибать их покои ради тепла и почвы, усеянной низкорослыми деревцами и травой. Ряды лавочек торговцев пестрили товарами, что фолки завезли из отдалённых уголков Вайнкулы. Диковинные ткани и ковры с одними и теми же узорами, окружёнными тесьмой и шерстью, терпели соседство с посудой и камнями, оспаривать ценность которых никто не решался.

Хён Сок невольно задержался у фолковских орнаментов. Это было странно. Он никогда не обращал внимания на то, что не имело никакого отношения к делу. То были рисунки с мотивами, старыми, как сам мир. И ничего, кроме повсеместно проведённого электричества, не выдавало в Свароге присутствия знаний с большой земли.

Амфи с довольными мордами принимали всевозможную пищу,