Болото (СИ) - Пинаев Андрей Михайлович

Глава 25

На утренней линейке Игорь спросил начальника:

— Владимир Сергеевич, вы с «Ртутью» связывались? Почему они не возвращаются?

— Да, связывался. Я им приказал оставаться в Ист-Каменске: шторм может повториться.

— До Ист-Каменска полчаса на боте…

Начальник рассердился и сказал Игорю много неприятных слов, заметив, что если тот соскучился по своей подружке, то может к ней бежать, а поднимать из-за сталкеров бот никто не будет, тем более из-за четырех безвирусных девчонок.

Игорь побледнел, и я понял, что сейчас он скажет что-то очень меткое и обидное, так что над начальником будут ржать не меньше недели, а сам, несомненно, отправится в карцер. К счастью, Толик вовремя наступил ему на ногу и украдкой показал кулак.

После линейки Игорь объяснил, все еще недобро косясь в сторону начальника:

— Я лишь хотел сказать…

Мы заржали.

Несмотря на то, что погода была вполне приличной, начальник запретил выходить в походы, так что каждому досталась какая-то разнарядка в Лагере. Меня послали резать мясного червя (чего я терпеть не мог), и я неохотно потащился к ферме. Ферма, как и большая часть Лагеря, была упрятана под землю, но в отличие от жилых помещений, довольно неглубоко. В потолке были прорезаны несколько вентиляционных отверстий, через них падал рассеянный свет, так что на ферме было довольно светло. Я прошел темный коридор, открыл дверь и сощурился. Странно, однако я не слышал хрюканья мясного червя. Я сделал несколько шагов и почувствовал отчетливый запах крови.

— Та-а-ак…

Я снял со стены специальный, изогнутый и острый как бритва нож и прислушался. Возможно, по недосмотру какой-нибудь мутант мог проникнуть на ферму и отгрызть кусок червя; мясной червь, лишенный конечностей, естественно, защититься не мог.

Мои ноги ступили в лужу крови. Ах ты, какая неприятность… если червь сдох, будем месяц без мяса сидеть, на консервах, пока новый не подрастет. А уж охранникам-то достанется от начальника, что мутанта прошляпили…

Червь был мертв. В его боку неведомый зверь прогрыз глубокую дыру; куски мяса валялись рядом, словно зверь не столько глотал, сколько выплевывал. Я посмотрел на не такой уж большой нож в руке и решил, что геройств на эту неделю явно достаточно. Подойдя к стене, я нажал на кнопку запыленного телефона:

— Алле, Серега? А, это ты, Гена? Подойдите к ферме, тут какая-то тварь червя загрызла. Судя по всему, здоровенная.

— Вот зараза… — прохрипел динамик. — щас будем.

В дальнем темном углу я услышал кашель. Перехватив нож поудобнее, я подошел поближе и увидел дядьку Петро. Он сидел на корточках, уткнув лицо в колени, и дрожал крупной дрожью.

— Господи! Петро, ты чего?!

Охранник поднял ко мне запачканное кровью лицо. Его губы были изорваны в клочья, во рту торчали обломки зубов, налитые кровью глаза горели безумием. Из одежды на нем была лишь больничная пижама, превратившаяся теперь в кровавую тряпку. Петро посмотрел мне прямо в глаза и сказал отчетливо:

— Ощ аз рещ, ю ян рсамо!

Он тут же зажал рот двумя руками, словно опасался выдать какую-то тайну, и умоляюще посмотрел на меня. Я попятился к двери и очень отчетливо понял, что если продолжу смотреть в эти красные глаза, очень скоро грохнусь в обморок. Дверь открылась, и на ферму ворвались охранники Влад и Гена, следом вошел красный от злости начальник.

— Ой, блин… это что ж такое?!

Петро отступил в угол, зажимая рот двумя руками и отчаянно мотая головой, словно что-то рвалось из него наружу.

— Петро… это ты сделал?!

Петро тоненько заскулил и скорчился в углу. Тем временем на шум пришли электрик Миша и завхоз, которому как раз полагалось в это время обойти помещения.

— Во как! — констатировал Миша. — совсем с ума сошел!

Завхоз Саня пригляделся:

— Кажется, он что-то хочет сказать…

Петро еще крепче зажал рот и что-то промычал.

— Петро! Что ты говоришь?

Дядька Петро заплакал, продолжая зажимать рот.

— Ну скажи, не бойся…

— Ощ аз рещ, ю ян рсамо! Ощ аз рещ, ю ян рсамо! Ощ аз рещ, ю ян рсамо!!! А-а-а-а!!! - взвыл дядька Петро, перепугав всех. Высказавшись, он сунул руку себе в рот и с мерзким хрустом вырвал свой язык.

Я закричал от страха. Петро свалился набок, обливаясь хлещущей изо рта кровью, и начал биться в конвульсиях.

— Бегом! Лизу сюда приведи! — крикнул единственный не растерявшийся завхоз Саня. Он сорвал через голову футболку и попытался заткнуть кровоточащую рану во рту дядьки Петро.

Я кинулся в медблок. Ах, проклятие, какие же длинные эти бетонные коридоры… наконец я открыл дверь медблока и увидел Лизу. Она лежала лицом вниз, не шевелясь.

— Лиза… Лиза!

— М-м-м…

— Что с тобой?

— Оййй, голова моя…

Лиза с трудом поднялась, держась за мою руку и огляделась.

— Петро… совсем с ума сошел. Я утром пришла его проверить, а он как врежет мне…

— Он сейчас на ферме. Он мясного червя загрыз, а потом себе язык оторвал!

Лиза схватила аптечку первой помощи и сказала:

— Идем, только не очень быстро. Голова кружится.

Когда мы пришли, дядька Петро доживал последние мгновения своей жизни. Кровь текла изо рта непрекращающимся ручьем. Лиза охнула, открыла аптечку, вынула инструмент неизвестного мне назначения и попыталась повернуть голову дядьки Петро. Тот неожиданно рванулся и укусил ее; затем он вытянулся и затих.

Весь Лагерь затих, подавленный случившимся. Дядьку Петро любили все, и его смерть потрясла нас. На ужин в столовую я пришел позже остальных, поэтому сидел за столиком один, меланхолично покачивая на пальце медвежонка-брелок. Пришла Лиза и села рядом, ее левая рука, прокушенная сумасшедшим охранником, была туго забинтована. Лиза вздохнула.

— Я его тело вдоль и поперек просветила… думала, какие-то изменения в мозгу, или инфекция какая-то редкая… абсолютно здоровый, только вот, сошел с ума.

— Жалко дядьку Петро.

— Да, жалко. Хотела его тело сегодня же отправить в город, да связь прервалась. Странно так… я с нашим ведущим доктором связалась, ну в городе который, только рассказала ему, что с Петро случилось, вдруг раз — и связь как отрезало. Словно на том конце отключили нас.