Маг - Евгений Малинин

Столь скорая расправа чрезвычайно охладила пыл его товарищей, и они резко притормозили. Но позади них раздался хриплый фальцет Пипа:

– Вперед!… – и они возобновили атаку. Но на этот раз они действовали значительно осмотрительнее.

Теперь меня атаковали сразу трое. В центре расположился тот самый левша с рапирой, по бокам его атаку поддерживали два охламона, владевших оружием, похоже, не лучше своего уже убитого товарища. Еще двое обходили нашу группу с боков, отвлекая внимание гномов, а двое оставшихся старались зайти нам в тыл.

Мой главный противник, не обращая внимания на зажатый в правой руке кинжал, принял классическую боевую стойку французской школы и тут же из шестого соединения, показав прямой укол, попытался провести атаку переводом вниз. Я принял вторую защиту, подобрав правую ногу под себя, и ответил ударом по голове с кругом слева, одновременно отводя дагой неловкую попытку левого гвардейца провести атаку. Владелец рапиры по-кошачьи отпрыгнул назад, уходя от удара, а правый гвардеец попытался достать меня своим клинком, но встретил предплечьем мою завершающую круг шпагу и отскочил с воплем и окровавленным рукавом.

В этот момент мой главный оппонент воспользовался приоткрывшейся возможностью и, вытянувшись в глубоком выпаде, почти достал меня кончиком своей рапиры, но встретил чашку даги. Острие рапиры намертво засело в одном из отверстий чашки, а кроме того, я слегка повернул клинок, полностью лишая противника возможности освободить свое оружие. Все было бы хорошо, но левый гвардеец понял, что моя левая рука занята рапирой его товарища, и попытался нанести рубящий удар наотмашь. Мне совершенно нечем было его встретить и уйти от атаки я не мог, связанный рапиристом. Но в этот момент у меня из-под ног взметнулось черное Ванькино тело, с вытянутыми вперед толстыми лапами, вооруженными лаково мерцающими когтями. Гвардеец от неожиданности отпрянул назад и неловко отмахнулся кинжалом.

Ванька не достал до глаз врага, в которые, по своему обычаю, метил, и только разодрал тому щеку. А вот неловко вскинутый кинжал пришелся прямо по его левой лапе и практически перерубил ее.

Ванька с душераздирающим мявом покатился в траву, а осатаневший от боли гвардеец заорал:

– Ну, гадина черная, получи!… – и бросился за ним, размахивая шпагой.

Я тут же выпустил дагу. Изо всех сил дергавший свою рапиру гвардеец, внезапно освободившись, покатился в траву, а я в отчаянном прыжке попытался достать уже занесшего над котом клинок негодяя, прекрасно понимая, что не успеваю на две секунды и пятнадцать сантиметров. У меня из груди вырвался совершенно дикий вопль – лежавший в траве Ванька был обречен. Но в этот момент над моим ухом что-то тоненько свистнуло, и гвардеец, выронив оружие из уже поднятых рук, начал валиться набок, царапая свое горло, из которого торчала рукоятка одного из маленьких Данилкиных ножей.

Я упал в траву, перекатился, уходя от очередного замаха бравого рубаки справа, и краем глаза увидел, как Опин принимает левой, обмотанной какой-то тряпкой, рукой удар шпаги, а правой вонзает острый конец своей секиры в живот нападающего гвардейца. Над поляной разнесся агонизирующий хрип. Зопин в это время прикрыл тыл нашего отряда и с трудом отбивался своей тяжелой секирой от двух появившихся там вояк. Правда, один из его противников уже был ранен в ногу, и, похоже, серьезно.

Едва мне удалось вскочить на ноги, как рядом оказались двое моих противников. И вдруг владелец рапиры просипел в сторону своего товарища:

– Не мешай, он мой!

Я понял, что, лишившись своей даги, представляюсь ему довольно легкой добычей. Помощник отступил, а рапирист, ухмыляясь, принял стойку, принятую при двойном оружии. Вынеся вперед правую руку с коротким клинком, он убрал руку с рапирой несколько назад, правильно рассчитывая, что, связав мою шпагу кинжалом, сможет контратаковать рапирой. Мы начали медленно кружить по траве, и тут я вспомнил о плаще. Быстро сорвав застежку, я резким движением намотал его на предплечье левой руки и заметил недовольную гримасу своего противника. Он явно не ожидал, что я умею пользоваться такой защитой.

– И кто же это тебя учил?… – прохрипел он и, выбросив правую руку вперед, попытался достать меня кинжалом, но узкое лезвие, с треском распоров материю плаща, руку не задело. Он попытался тут же выдернуть свой кинжал, однако я, наклонившись всем телом вправо, резко вывернул левую руку. Послышался звонкий щелчок, и в его руке осталась только рукоять кинжала.

Он тут же отскочил и снова переменил стойку на классическую. Я начал слегка уставать. Внимание постоянно отвлекалось маячившим рядом гвардейцем, который, вроде бы не вступая в схватку, был готов в любой момент напасть. Мы с моим противником снова оказались в шестом соединении. В этот момент он попытался провести фруассе, но я, поймав его рапиру, закрутил ее в обволакивании и уже входил в выпад, когда мой противник понял, что пропускает удар. Тут-то он и дрогнул. Вместо того чтобы попытаться все-таки шагнуть вперед в третью защиту, он откинул левое плечо назад, стараясь освободить свою рапиру, и открыл дорогу острию моей шпаги, которое беспрепятственно вошло в его незащищенное горло. Гвардеец выронил свою рапиру и изумленно уставился на меня. Я выдернул из раны свой клинок, он закрыл глаза и, пуская горлом кровавые пузыри, закачался.

Тут пришел в себя остолбеневший было гвардеец и, заорав что-то громкое, но неразборчивое, кинулся в мою сторону и вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Шпага и кинжал выпали из его рук, а на месте его правого глаза расцвел кровавый цветок, из середины которого торчала рукоять второго Данилиного ножа.

Первым упал гвардеец, убитый Данилой. Он рухнул навзничь, громко стукнувшись затылком. Тут же рапирист, оказавшийся единственным приличным фехтовальщиком во всей этой компании, упал на колени, а затем свалился ничком в притоптанную траву. Одновременно с его падением раздался пронзительный фальцет апостола Пипа, о котором я уже успел забыть. И снова он произнес лишь одно слово:

– Прочь!

Двое оставшихся в живых гвардейцев шустро разбежались в стороны. Я огляделся по сторонам. В пылу схватки мы значительно приблизились к берегу реки, и теперь апостол Пип находился от меня не далее чем в десяти-двенадцати шагах. За моей спиной с двух сторон стояли, опираясь на свои секиры, два гнома. У Опина была окровавлена левая рука, хотя выглядел он достаточно бодро, Зопин, все-таки заваливший одного из своих противников, на первый взгляд вообще был совершенно цел, только вместо прекрасного синего колпака его голову украшала странная синяя бандана, а из-за пояса торчал остаток его замечательного синего головного убора. Еще дальше, за их спинами Данила с совершенно белым лицом и свистком во рту стоял на одном колене, прикрывая своим телом лежащего в траве Ваньку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});