Ураган.Привидения,которые возвращаются - Николай Шпанов

Глава 16

Шифровка, положенная на стол генерал-полковника Черных, была, как другие. Сотни депеш, сводок, донесений и разработок в течение дня кладутся на столы начальников отделов. Отсюда десятки из них, отобранные, прокомментированные, переходят на столы начальников управлений. Дальше просачиваются единицы, сведенные воедино, отжатые до скелетной сухости и снабженные необходимыми справками, — самое главное, что требует рассмотрения Черных или необходимо для доклада командованию.

Алексею Александровичу предстояло решить: заслуживает ли сообщение включения в страничку важнейших данных для командования? Черных не мог передать это наверх ни в качестве догадки, ни в виде загадки. Для того он тут и сидел, чтобы в каждом уравнении не оставалось "иксов". Черных посмотрел на часы и решил подождать, но тут что-то всплыло в памяти. Палец привычно лег на кнопку селектора.

Задолго до описываемых событий некий иностранный офицер Сеид Хажир, возвращаясь с курорта Остенде, пробыл три дня в Париже. Сам Хажир говорил, будто наслаждается отпуском и его единственное желание — отдыхать. Делами Хажир действительно не занимался и не встречался ни с кем из иностранных военных. Все время в Париже ушло на посещение знакомых дам. Лишь в салоне одной из них он ненароком столкнулся со своим старым другом и коллегой по Берлинской академии генерального штаба — Гансом Хойхлером.

Они поговорили с глазу на глаз, пока хозяйка дома одевалась для поездки в оперу. Вот и все. Казалось, это обстоятельство не заслуживало места даже в самой дотошной картотеке. Быть может, так бы оно и было, обходись современные учреждения картотеками, каталогами и прочим не слишком поворотливым инвентарем. Но на помощь человеческой памяти и картотекам пришла электронная машина. В ту ночь, узнав, что Ганс Хойхлер вернулся из полета в Ингольштадтхаузен и вступил в оживленные радиопереговоры с неким Хажиром, Черных приказал привести в действие запоминающее устройство электронной машины по признаку "Ганс Хойхлер". Защелкали тысячи ячеек, замелькали огоньки на черном поле машины. Одна за другой перед офицером оказались четыреста восемьдесят две перфорированные отметки встреч Хойхлера, когда-либо зафиксированных прессой, официальными отчетами, частной корреспонденцией или донесениями агентуры. Чтобы разобраться в этом, потребовалось бы много времени, если бы электронная машина в течение полутора минут не сообщила офицеру, какие из этих встреч не были до сих пор разработаны. Из них машина отобрала встречи с военными. Таких нашлось сто девяносто семь. Двадцать две с представителями Северо-Западной Азии. Среди них встреча с Хажиром. За этим последовали малозначащие на вид, но значительные по существу своему звенья: давно уже было установлено, что для особо секретных сношений со своими эмиссарами в государстве, о котором шла речь, Хойхлер пользовался кодом "Азиатские фиги". Машина сообщала, что накануне описываемых событий Хойхлер передал этим каналом сообщение: "Фиги упакованы. Отправляю. Следите за результатом. Действуйте, не ожидая указаний". И, наконец, машина сообщила офицеру: эту "торговую" депешу фирма-получатель в Азии с поспешностью передала не кому иному, как Сеиду Хажнру. В своей стране Хажир уже не прикидывался туристом, шатающимся по фешенебельным курортам и светским салонам, — там он носил форму генерал-майора авиации. Его бомбардировочное соединение базировалось в пункте, откуда рукой подать до сердца советского нефтяного района. Соседом Хажира по дислокации был некий генерал фон Шредер. Хотя этот иностранец и не состоял на службе у данной страны, но командовал на ее земле куда более серьезным объектом, нежели сам Хажир, — одним из дальних аэродромов атомоносцев УФРА. Обе базы — Хажира и Шредера — входили в зарубежное командование УФРА.

Таким образом, когда перфорация карточек, в три минуты обработанных электронными машинами, превратилась во всем понятные слова, генерал Черных мог доложить командованию, что в "фигах" он подозревает бомбы, а в "упаковке" — бомбардировщик. То, что за этими "фигами" должен следить именно командующий большой авиационной базой у границ СССР — Хажир, — вызывало тревогу.

Таков был результат незаметного визита к одной из парижских дам личного друга и коллеги генерала Ганса Хойхлера — господина Сеида Хажира. В службе, подчиненной генералу Черных, никто не назвал этот результат неожиданным или странным. Там всегда были готовы к самым удивительным и внезапным зигзагам человеческих путей и судеб. Заботились об одном: знать о них то, что нужно.

Глава 17

Генерал-лейтенанту Ивашину, теперь командиру авиационной дивизии в южном округе ПВО, трудно давался местный климат. Каждое посещение частей, расположенных в зоне обороны нефтяного района, было пыткой солнцем. Но вопреки советам врачей (а чего он не делал вопреки?) он летал, ездил, ходил без всякого ограничения, не задумываясь.

Плеши холмов, бурые, неприветливые, глядели со всех сторон, окруженные щетиной немытой дождями травы. Под короткими ударами знойного ветра стебли, ударяясь друг о друга, позванивали, как ржавая проволока. А над головой крыша из раскаленного до густой синевы воздуха. А бывает, затянет все наверху чем-то желтым, мутным. И опять: не воздух, а дно котла на костре. Не то что подставить непокрытую голову, а без плотных очков-консервов и глаз туда лучше не поднимать. Все это раздражало, держало нервы в накале.

Войдя на КП, Ивашин сразу успокоился. Помещение тонуло в приятной полутьме: вогнутый полуциркуль экрана, электронные машины; маленький амфитеатр стульев для офицеров штаба. По светящимся экранам с изображением карты погоды для всего округа двигались туманности циклонов, бежали легкие, как лебяжий пух, штрихи перистых облаков. Клубились темные пятна кучевых облаков. Где-то над отдаленным районом дождь дрожал сеточкой мельчайших штришков.

У стены тянулся ряд радиолокаторов, охватывавших территорию округа. Особняком стояли белые радиотелетайпы для приема сообщений от кораблей и самолетов радиолокационной службы.

Привычно обежав все это, взгляд Ивашина задержался на лампочке, засветившейся перед офицером связи. Округ вызывал генерала. Разговор был короток:

— Готовность номер два.

С этой минуты каждая точка в "хозяйстве" Ивашина представляла собой нечто вроде многоствольной митральезы со взведенным курком. Достаточно было Ивашину набрать диском своего телефона условное шестизначное число, чтобы курок сработал: в небо устремятся ракетоподобные машины.

***

Внимание генерала Ивашина было занято донесением кораблей радиолокационного дозора: в зону обзора локаторов вошли четыре самолета. Вертолеты ВНОС радировали: все четыре — польские "хеншели". Ивашин задумался: "Крусайдеры?! Гражданская авиация…"

Вертолеты радировали, что польские самолеты изменили направление: курс — 270. Идут с набором высоты. По-видимому, скоро Ивашин увидит их в поле своих локаторов. Действия поляков делались странными. У Ивашина мелькнуло подозрение: поляки ли? Он позвонил командующему: не попросить ли Москву снестись с Варшавой и выяснить причину такой активности на обычно малооживленной линии?

Под вращающимся лучом радиолокатора блеснули четыре точки. На палевом экране индикатора падали четыре зеленые капельки. Ивашин посмотрел на матовое стекло стены: четыре светляка шли под углом к границе, не пересекая ее.

Ивашин поспешно подошел к электронной машине. Одною из задач ее запоминающего устройства было хранить названия и данные нескольких тысяч самолетов: состоящих на вооружении всех стран мира, снятых с вооружения в последние десять лет и находящихся в стадии испытания и со дня на день могущих оказаться в строю. Через несколько секунд в руке Ивашина была карточка: "Хеншель-77" — гражданский вариант среднего стратегического бомбардировщика "дюсельдорф-дрей-цет". В транспортном варианте приобретен для гражданской авиации Польши. В варианте бомбардировщика состоит на вооружении стран — участниц УФРА.

Это и нужно Ивашину! Он быстро просмотрел технические данные: "Дюсельдорф", может нести восемь управляемых снарядов "серджент кадет" класса воздух — земля.

— Управляемый снаряд "серджент кадет"! — приказал он оператору и, получив из машины новую карточку, увидел, что при высоте полета "дюсельдорфа" в десять тысяч метров стрельба этим снарядом может производиться с дистанции в двести километров. При увеличении высоты увеличивается и дистанция стрельбы.

На светящемся планшете под тем же углом к границе двигалась четверка светляков. Ивашин приложил линейку к точке, где курс четверки мог пересечься с границей, и, поворачивая линейку, отмечал расстояние до тех или иных точек, через которые проходила потеплевшая от его руки полоска алюминия. Вот она перекрыла первую точку внутренней стокилометровой зоны ПВО: нефтеперерабатывающие заводы южной группы промыслов — триста семьдесят километров! Какую высоту должны иметь "дюсельдорфы", чтобы достать своими "серджентами" до заводов?