Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

— Позвольте один вопрос, Георгий Петрович, — поднял руку, словно студент на лекции, академик Новоархангельский. — Его Величество будут сопровождать…

— Нет, — улыбнулся князь. — Елизавета Федоровна и Цесаревич останутся здесь. Его Величество смел и жертвенен… но не безрассуден.

* * *

— Ну что же — потрудились, я думаю, мы с тобой на славу.

Александр вынужден был почти кричать, чтобы собеседник расслышал его: над Чудымушкино стоял не умолкающий ни на минуту рев могучих двигателей заходящих на посадку и взлетающих «Муромцев». Сегодня для встречи двух императоров из Санкт-Петербурга спешно перебрасывались Лейб-гвардии Семеновский и Конногвардейский полки, а «с той стороны» — Преображенский и Кавалергардский. Кому еще заботиться о безопасности Государя, как не гвардии? Хотя, конечно, не остались в стороне и оба Корпуса.

Первоначально место встречи планировалось в Москве, но… чересчур далеко лежала Первопрестольная от «границы» и никак не подходила в моральном плане. Все же это был не визит вассала к сюзерену… Так что именно безвестному Чудымушкино выпало стать вторым Тильзитом в истории России.

Обоим Бежецким почти не удавалось поспать уже десятые сутки, и только достижения современной медицины позволяли им не валиться с ног. Но оба с готовностью отдали бы за восемь часов полноценного сна самое дорогое. И шутка на эту тему в последние дни стала для них дежурной.

Но теперь, слава Богу, все треволнения были позади. Основные приготовления к Высочайшей встрече завершились, и несколько дней, пока воинские контингенты обеих держав будут отрабатывать совместные действия в предстоящем, еще небывалом в истории, параде, близнецы могли отдохнуть.

— Может, на рыбалку закатимся, а, близнец? — Ротмистр с генералом за прошедшие дни не просто сдружились, а прямо-таки сроднились, что было в общем-то и неудивительно, учитывая их идентичность.

— Можно, близнец, — ответил Воинов, с огромным трудом подавив неудержимый зевок. — Только сперва я минуток шестьсот вздремну…

— На каждый глаз, а? — улыбнулся генерал, тоже прикрывая рот ладонью. — Но послезавтра…

В кармане Александра запиликал поминальник, и он, извинившись, отошел на несколько шагов, прижимая на ходу к уху приборчик.

«Да, не повезло мужику, — от души посочувствовал своему отражению Бежецкий: по мелодии звонка он уже знал, что беспокоила его не кто иной, как по-прежнему здравствующая в этом мире Маргарита. — Совсем загоняла мать-командирша… Страшно подумать, что на его месте мог быть я…»

Аналогия с известной комедией была настолько полной, что генерал не удержался и хохотнул, впрочем, удачно закамуфлировав смех под невинный зевок. Мало ли что близнец подумает? Может, на свой счет примет.

— Рыбалка отменяется, — пряча поминальник в карман, вернулся к собеседнику Бежецкий-второй. — Вызывает мать-командирша в Питер. Что-то там от меня требуется… Так что посплю в самолете, — развел он руками.

— Прямо сейчас улетаешь?

— Да. — Воинов кивнул на один из «Муромцев», только что освободившийся от своего блестящего «груза» и выруливающий к взлетной полосе. — На этом вот динозавре и полечу.

— Тогда — удачи! — от души пожал такую родную и крепкую ладонь Александр…

* * *

Да, подобного зрелища планета еще не видела.

Сотни миллионов подданных Империи, не считая миллиардов остальных обитателей Земли, жадно приникли к экранам своих телевизоров, ловя детали разворачивающегося перед ними действа, сравниться с которым не мог ни один парад, ни одно открытие Олимпийских игр или хваленый бразильский карнавал. Благодаря свободной аккредитации (были допущены к трансляции даже британские репортеры, обычно вынужденные довольствоваться «объедками» с чужих столов) встречу двух императоров могли лицезреть жители всех шести континентов планеты.

Над огромным стадионом, в который был превращен чудымушкинский аэродром, благодаря спешно выстроенным вокруг него трибунам, способным вместить десятки тысяч зрителей, барражировали десятки вертолетов с телевизионщиками. Еще большее количество камер было расположено по периметру невиданного «ристалища». Историческое событие подробнейшим образом документировалось, и на миллиардах телеэкранов просматривался буквально каждый метр огромной площади.

А посмотреть действительно было на что.

Вдоль полосы ровными цветными шпалерами выстроилась краса и гордость обеих Империй — первые батальоны Преображенского, Семеновского, Измайловского и прочих гвардейских полков, эскадроны кавалергардов, конногвардейцев, лейб-драгун, лейб-улан, лейб-гусар, казачьи сотни… Яркие парадные мундиры, заставляющие вспомнить о славных победах русского оружия прошедших эпох, сверкающие на солнце кокарды и эполеты, пышные султаны и плюмажи — один ряд гвардейцев, словно в зеркале, отражался в другом, предоставляя зрителям искать неуловимые различия в форме и знаменах, восторженно охать, замечая в противоположных рядах совершенно одинаковые лица… Еще не начавшись, представление уже затягивало и завораживало.

Самих высоких особ еще не было. Прибывающий «из-за грани» Николай Александрович должен был, по протоколу, включиться в действо прямо «с корабля на бал», а здешний повелитель до поры был скрыт от взглядов в павильоне (устроители все равно не решились отступить от канонов), стилизованном под боярский терем стараниями лучших декораторов обеих держав. Чтобы появиться во главе блестящей свиты, когда самолет с его личным близнецом на борту коснется земли.

Обоим «устроителям» места в свитах не нашлось. Они томились на одной из трибун, сплошь заполненной прочими причастными к подготовке встречи персонами, сперва долженствующими чинно сидеть каждый на своей стороне, разделенные четкой границей, но давно перемешавшиеся в трогательном единении. Но и здесь, в кажущемся отдалении от действа, оба Бежецких продолжали контролировать процесс, наблюдая за полем сразу через несколько мониторов.

Будет несправедливым не упомянуть, что здесь, буквально рядом, собрались все четыре близнеца, и всего лишь день назад они предварили историческую встречу императоров не менее эпохальным четырехсторонним свиданием, поначалу скованным и формальным, но мало-помалу переросшим в дружескую попойку и завершившимся, к огромному сожалению всей четверки, далеко за полночь.

Одного из четырех, блистательного уланского полковника, неразлучная парочка сейчас могла лицезреть на мониторе в строю «принимающей стороны», тогда как его близнец был невидим, но от того — не менее реален.

— Эх, — пробормотал Воинов, отрываясь от экрана. — Мало посидели, жаль…

— Понятное дело, — откликнулся Александр. — Пока притерлись друг к другу, пока дичиться перестали, подвохи разные искать… Сам-то помнишь, сколько к своему притирался?

— Да мы и не притерлись толком, — вздохнул ротмистр. — Это у вас там славные дела всякие, а у нас тут — тишь и бла-алепие. Он — полковник и гвардеец, я — мелкая сошка из спецслужбы… Почти и не встречались. Пригласил он меня на крестины, так ноги пришлось уносить… Да кому я, собственно, рассказываю-то? Сам все знаешь.

— Это точно… Но и у нас ведь тоже — не медовый месяц. У него своя работа, у меня — своя. Только здесь толком и поняли… все четверо, я надеюсь, что не оригинал и копии, а четыре самостоятельных человека. Личности.

— Верно говоришь…

Людское море внизу колыхнулось:

— Летит! Летит!..

* * *

— Ну и кто мог знать заранее, что так случится?

Оба Александра сидели перед монитором и раз за разом прокручивали запись, транслировавшуюся в «исторический» миг не только на огромный экран, установленный на «стадионе», но и на миллионы и миллиарды других экранов.

Российский император, широко улыбаясь, шагал по красной ковровой дорожке навстречу своему близнецу, внезапно оступался и терял равновесие. К нему из свиты «принимающей стороны» бросался светлейший, но гость с негодованием отталкивал протянутую руку, лицо его искажала гримаса, рука заносилась словно для пощечины и… И император, круто, как на плацу, повернувшись, шагал обратно.

А через несколько минут стройный лайнер с «фамильной» черно-желто-белой полосой на фюзеляже взмывал в воздух, чтобы, сопровождаемый семеркой истребителей, кануть в небесной синеве…

Встреча сорвалась. Эпохального события не получилось. Ровно через полчаса после отлета одного императора от взлетной полосы Чудымушкино оторвался второй лайнер, уносящий в Санкт-Петербург так и не проронившего ни слова императора.

Зато газеты и телеканалы надрывались вовсю.

Сколько грязи и оскорблений было выплеснуто на ту, «зазеркальную» Россию за те несколько часов, пока власти пребывали в растерянности, сколько раз был прокручен злосчастный ролик, сколько комментариев было дано. К вечеру будто невидимая рука привернула кран, сделав мутный поток, бьющий в глаза и уши обывателя, более упорядоченным. Можно было даже надеяться на то, что инцидент удастся замять, но…