Ассасины - Виталий Гладкий

В один из таких «неприбыльных» для Абу-Хурайры дней в его чайхане собралась достаточно пестрая компания. Все сидели под обширным навесом, от небольшого озера веяло прохладой, а широкие листья пальм умиротворяюще шелестели под легким ветерком, навевая приятные мысли и возвышенные чувства. Впрочем, это не касалось завсегдатаев чайханы с разбойными физиономиями; их насчитывалось человек пятнадцать. Похоже, они не очень придерживались законов ислама и вместо чая пробавлялись вином.

Как оно попало в чайхану Абу-Хурайры, можно было только догадываться – ведь кафиры сюда не заглядывали, а значит, спроса на спиртное, по идее, не должно быть. Тем не менее подозрительные личности пили вино да нахваливали его, нимало не стесняясь остальных клиентов чайханщика. Их насчитывалось чуть больше десятка. Судя по тому, что все они имели оружие, это были не дехкане.

Двое из них явно принадлежали к буйному братству наемников-джундов – покрытые шрамами лица, видавшее виды оружие, которым они были увешаны с головы до ног, и несколько высокомерное отношение к людям, не имевшим отношения к военному делу. Видно, джунды остались не у дел и теперь искали нового хозяина. Рядом с ними сидели три бедуина из Магриба. Их можно было легко узнать по головному убору, который обматывался так, что закрывал горло, шею, голову с ушами и даже рот. Тех, кто не носил такой головной убор, магрибцы называли «голоротыми», потому что рот у них считался нечистым местом на теле человека. У бедуинов из оружия были только длинные ножи и копья, и джунды поглядывали на них весьма скептически, потому что эта троица как-то ухитрялась есть плов и пить чай, практически не открывая лиц.

Кроме вышеперечисленных клиентов Абу-Хурайры в чайхане сидели четыре бербера с очень темными, почти черными лицами; судя по одежде и оружию, они вполне могли принадлежать к карагуламам – легкой кавалерии Салах ад-Дина. Видимо, их послали с каким-то заданием, а поскольку приближалась ночь, когда за каждым барханом мог таиться разбойник, они предпочли поужинать и отдохнуть в более безопасной обстановке. Похоже, торопиться им было незачем.

Побоище началось с одного из разбойных типов, который, перебрав спиртного, начал подкалывать бедуинов. Он выдавал разные скабрезные шутки, а его товарищи ржали, словно жеребцы. Что касается остальных клиентов Абу-Хурайры, то они посматривали на «шутника» с неодобрением, а кто-то из берберов тихо молвил: «За такие шутки у нас кишки наматывают на столб». Но его слова услышали только рядом сидящие товарищи. Уж какая муха укусила «шутника» и его дружков, неизвестно, но, видя, что бедуины совсем не реагируют на обидные слова, остальные разбойники тоже включились в травлю бедуинов, не выбирая выражений.

А затем случилось то, о чем потом долго вспоминал Абу-Хурайра – в основном с ужасом и тайным сожалением. Сверкнули три стальные молнии и у троих разбойников – или «ночных ястребов», как они называли себя – были перерезаны горла. Конечно же, среди них был и «шутник». И началось столпотворение! Все схватились за оружие, и в первую голову разбойники, но в бедуинов словно вселился злой дух. Их кинжалы разили с беспощадным неистовством. Разбойники пытались достать их саблями, но с тем же успехом они могли поразить пустынный вихрь. Магрибцы сражались в таком бешеном темпе и с такой быстротой орудовали кинжалами, что когда на земле оказалась почти половина разбойников, остальные дружно бросились врассыпную. Их никто не преследовал, и вскоре топот копыт коней «ночных ястребов» затих вдали.

На некоторое время в чайхане воцарилась мертвая тишина, которую нарушил один из наемников:

–  Неплохо… Очень даже неплохо. – В его голосе звучало уважение. – И куда путь держат столь великолепные бойцы? Если, это, конечно, не секрет.

–  От добрых людей у нас нет секретов, – ответил один из магрибцев, вытирая нож об одежду поверженного разбойника. – Мы едем к великому Салах ад-Дину, чтобы воевать против неверных.

–  Тогда нам по пути, – сказал джунда.

–  И нам тоже, – вмешались в разговор и берберы. – Мы направляемся в лагерь повелителя, так что можем показать вам туда кратчайший путь.

–  Здорово! – просияли наемники. – А то мы уже совсем поиздержались в поисках войска повелителя правоверных.

–  Тогда у нас есть предложение отправиться прямо сейчас.

–  Почему? – удивился джунда, убеленный сединами.

–  Те, кого воины из Магриба направили на путь истинный, – тут в голосе бербера прозвучала насмешка, – явно разбойники. Боюсь, что вскоре они вернутся сюда с целым отрядом. И тогда всем нам несдобровать.

–  Разумно, – сказал наемник и встал. – В путь, так в путь. Наши лошади уже отдохнули и поели, да и мы в полном порядке. Вы тоже с нами? – спросил он бедуинов.

–  Да, – коротко ответил один из них. – Это тебе, чайханщик, – бросил он на коврик несколько дирхемов. – Похоронишь этих псов, чтобы вони не было.

Старший из наемников коротко улыбнулся и с одобрением кивнул головой…

* * *

Лагерь Салах ад-Дина напоминал хозяйство пчеловода. Большой квадрат на ровной местности, окопанный глубоким рвом, был заполнен шатрами-ульями, между которыми деловито сновали воины-пчелы самых разных национальностей и эмиры – командиры отрядов. Перед шатрами дымились многочисленные костры, на которых готовился вечерний плов, слышался стук кузнечных молотков – это в походной кузнице ковали лошадей. Где-то звучала зурна[88], которой подыгрывали на бубнах, недовольно ревели ослы – они получали корм в последнюю очередь, тихо ржали и фыркали лошади – наверное, разговаривали на своем лошадином языке, а уже выставленная ночная стража по периметру лагеря перекликалась: «Смотри-и! Слу-ушай!». Кроме пешей стражи в дозор отправились и конные отряды, но они вели себя тихо и передвигались скрытно – чтобы не пропустить появление врага.

Египетский султан Салах ад-Дин в задумчивости сидел на невысокой походной тахте и размышлял; в его огромном шатре, расшитом золотыми нитями, не было никого, если не считать телохранителей-мамлюков[89]. Но они были неподвижны и безгласны – как изваяния. Их можно было за людей не считать.

Салах ад-Дин размышлял и вспоминал. Четыре года назад ему удалось захватить Тиверию, Акру, Аскелон и другие города; воины их гарнизонов, почти без исключений, попали в плен или погибли при Хаттине. Остался только Тир. К сожалению, очень не вовремя прибыл морем маркграф Конрад Монферратский с отрядом крестоносцев, обеспечив таким образом городу надежный гарнизон. Натиск правоверных на Тир был отбит.