По закону плохих парней - Эйс Аткинс

– Полагаю, из тебя вынули пули, – сказал Джонни Стэг, кивая на рану на ноге Квина. – Она выглядит не очень хорошо.

– Да, нога обычно болит, когда ее прострелят, – произнес Квин с иронией. – Ты сам уйдешь или предпочтешь, чтобы тебя выбросили в окно?

– Я не имею к этому отношения, – потупился Стэг. Он глядел то ли на свои мягкие кожаные ботинки с кисточками, то ли на пол, покрытый линолеумом. – Я хотел посмотреть тебе в глаза и сказать это.

Квин поднял руку и покачал головой.

– Чего ты хочешь, Джонни?

– Мы с Говри не были партнерами, – настаивал Стэг. – Все, чего я хотел, – это дать толчок развитию экономики города. В этом заброшенном месте должны были построить региональную больницу, а также супермаркет. Поверь мне.

– Прямо идиллия.

– Если бы я знал, что произойдет… Ни за что не взялся бы за это.

– Одного из моих лучших друзей расстреляли у меня на глазах, – сказал Квин. – Говри выстрелил ему в голову и сердце как раз перед тем, как обратиться ко мне. Полагаю, ты ничего не знаешь об этом.

– То, что сделали с Уэсли, потрясло меня до глубины души, но он не единственная жертва, – опечалился Стэг, торжествуя под маской горечи. Он вынул из кармана письмо, развернул его и передал в руки Квина. – Это касается тебя и твоей матери.

Квин мгновенно узнал почерк своего дяди.

– Я собирался сжечь его, – заметил Стэг.

Квин читал короткую записку, адресованную матери и забрызганную кровью:

«Я ухожу одиноким, Джин. Мой путь никогда не был прямым, и, несмотря на это, ты любила меня. Я убил молодую женщину по имени Джил Буллард. Она была свидетельницей пожара в доме, где готовились наркотики. Она приходила за деньгами. Я, один я заставил ее умолкнуть. Не ищи причин этого, они все здесь. Придите ко мне, все, кто утомлен и обременен, и я дам вам отдохновенье (Евангелие от Матфея, глава 11, стих 28).

Твой любящий брат Хэмп».

– Теперь видишь? – воскликнул Стэг. – Ты узнаешь правду прямо здесь. Твой дядя убил девушку, чтобы прикрыть Говри. Он позволил разрастись беде. Хэмп не мог перенести это и совершил благородный поступок.

– Почему ты не показал эту записку семье Джил Буллард в Брюсе? – спросил Квин. – Объясни, Джонни.

– Ты можешь исправить положение.

– Как ты себе это представляешь?

– Можешь убить парня, который скомпрометировал твоего дядю, – сказал Стэг, глядя Квину прямо в глаза. – Только что Говри убил брата Дэвиса и обчистил его церковь. Он взлетел высоко, как воздушный змей, и хочет спалить Иерихон.

– Ты сам скомпрометировал моего дядю. Хочешь, чтобы я спас твою задницу и помог вернуть деньги. Как глубоко ты увяз, Джонни?

– Говри забрал более ста тысяч долларов пожертвований и распял брата Дэвиса на кедровых бревнах.

– Кто эти люди в Мемфисе?

– Мне нужны деньги, – продолжил Стэг. – Я дам тебе долю. Ты сможешь сохранить свою землю. Я выкуплю твой участок у шоссе номер 45 за цену, которую ты сочтешь справедливой.

– Я подумаю.

– Говри уперся рогом. У нас осталось пять помощников шерифа. Что они могут сделать?

– Дожидаться помощи.

– Чего ты хочешь, Квин? Мне нужно вернуть деньги, или меня убьют.

– Я думал об этом.

– И что решил?

Квин с улыбкой протянул ему руку:

– Удачи, Джонни Стэг.

Дитто не подписывался на эту аферу. Но когда такой парень, как Говри, сует в твою руку револьвер, приходится слушаться.

– Бери этот мешок, – приказал Говри, останавливая машину на городской площади.

– Тот, что с русалочкой?

– Ты видишь другой?

– Большой чемодан набит деньгами пастора.

Дитто схватил на заднем сиденье детский вещмешок.

– Я здесь ничего не могу найти.

– Поищи в мешке для мусора.

– Где?

– Пойдем, – велел Говри.

Двигатель машины работал на холостом ходу. Говри вошел в массивное здание Гражданского банка. Подошел широким шагом к единственной работающей кассирше и обхватил рукой ее затылок.

– Выкладывай.

Говри навел ствол поочередно на двух мужчин и тучную женщину, сидевших за столами с компьютерами, и сказал:

– Ну-ка, все сюда. Если кто-нибудь из вас сделает что-нибудь непотребное, я разнесу башку этой женщины вдребезги. Руки за голову! Быстрей. Быстрей.

Банковские служащие неторопливо подходили. Говри указал место на полу, где они встали на колени, и привязал их руки к голове. Помещение со старомодными деревянными панелями и зеленой виниловой мебелью выглядело так, словно в нем ничего не изменилось за тридцать лет. Реклама, изображавшая улыбающуюся брюнетку, обещала бесплатное открытие счетов.

Дитто стоял, ожидая, что в любую секунду кто-то может ворваться в дверь и начать стрелять. Он бросил взгляд в угол помещения и заметил камеру слежения. На другой стороне была установлена еще одна камера. Прямо напротив себя он увидел свое изображение в третьей камере. Сукин сын!

Может, Дитто и подал бы какой-нибудь знак полиции, что он не является добровольным участником ограбления. Но он был благодарен Говри за то, что тот прошел мимо машины, которую они угнали, и оставил в покое Лену с малышкой, и поэтому не сделал этого.

– Не вздумай всучить мне пачку с упаковкой красителя, – предостерег Говри, тыча стволом в лицо кассирше. – Если она взорвется, я вернусь в город и спущу тебя в унитаз.

Молодая женщина с ярким макияжем кивнула и сказала:

– Да, сэр.

«Да, сэр», и кому – Товри!

– Дай мне тот мешок, недоумок.

Дитто передал ему мешок с русалочкой. Женщина взглянула мимо Говри на Дитто смущенным взглядом. Говри увидел деньги и сказал:

– Наполняй.

– Сколько? – спросила она.

– Все, – приказал он.

– Не влезет.

– Тогда достань другой мешок.

– Да, сэр.

– Мистер Стэг здесь числится? – спросил Говри, пока она набивала мешок деньгами.

Женщина не знала, что сказать, и просто потрясла головой.

Тучная женщина в цветастом платье, которая, видимо, была начальницей, не подняв головы с привязанными к ней руками, промямлила:

– Мистер Джонни Стэг числится у нас клиентом.

– Скажи ему, что я взял свое, – обратился к ней Говри. – Остальное он может затолкать себе в задницу.

Дверь распахнулась, и вошли пять парней Говри. Они вели себя так, будто участвуют в увлекательной игре, в скаутских маневрах в лесу, и если бы в них стреляли, то это были бы не пули, а просто краска.

Ни одному из этих парней не исполнилось еще и двадцати лет, включая этого сукина сына Чарли Бута. Все они были чумазыми и бритоголовыми, в зимних пальто и перчатках. Никто из них не брился в эти дни, от них исходил дурной запах. Что будет с ним, черт возьми, подумал Дитто.

Тюрьма была бы для него домом отдыха. Дитто готов был переспать там с тем громадным ниггером, только бы выбраться из этого дерьма.

Говри ухватился за край кассы, заставив маленькую женщину с макияжем подпрыгнуть. Она всплеснула руками, позволив стодолларовым банкнотам рассыпаться по полу.

– Извините. Простите.

Говри рассмеялся, вылавливая леденцы из банки и срывая обертки.

– Добавь это тоже. Тебе не нужно краситься, как шлюхе… и иногда улыбайся. Черт возьми, в этом городе скучно, – сказал он.

Квину приходилось лежать на постели лицом вниз, чтобы ослабить боль в боку. В таком положении, приподняв немного голову с подушки, он мог видеть дверь, говорить с милой черной медсестрой, которая приходила проверять его состояние каждые пятнадцать минут. Она предлагала ему принять еще таблеток, поставить капельницу, но он отказался и спросил ее о своей одежде.

Медсестра сказала, что его одежду выбросили.

– Даже ботинки?

– Даже ботинки.

Он попытался прикрыть глаза. Услышал стук в дверь.

Вошла Анна Ли Стивенс и встала над ним, затем села на краешек кровати и осмотрела его забинтованные ноги и спину. Коснулась его руки. Повернув голову, он увидел, что она плачет.

– Люка вызвали, – промолвила она. – Мы думали, что ты умер.

– Меня не настолько попортили.

– Что случилось?

– Бум нашел Хондо.

– Кто такой Хондо?

– Собака дяди, – ответил Квин улыбаясь.

– Смеешься?

– Почему бы нет? Плакать, что ли?

– А Уэсли? Он мертв?

Квин промолчал.

Она теребила пальцами его предплечье и просто смотрела на него. Затем перехватила его взгляд и снова заплакала. Квин увидел ее мокрые ресницы и мягкие красные губы, когда она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Зачем это?

– Мне захотелось, – ответила Анна. – Тебе это нужно.

– Я не убивал Уэсли.

– Жаль, Квин, – сказала она. – Те люди все должны умереть.

Квин нежно взял ее запястье и поднял голову. Их лица находились в двух дюймах друг от друга. Он почувствовал ее дыхание. Анна замотала головой и встала.