Скандальная история - Дженна Питерсен

Теперь все было по-другому. Теперь он не спал ночами из-за Кэтрин. В те часы, когда он сжимал жену в объятиях, он готов был забыть о мучивших его так долго вопросах. Но так было по ночам, а утром… Утром реальность вновь вступала в свои права. Правда, в последнее время реальность и днем не очень-то его тревожила. И это тоже заслуга Кэтрин.

– Дело не в одной только бессоннице, – продолжала Джулия, не сводя пытливого взгляда с его лица. – Никогда прежде ты не впадал в такой гнев, причем из-за пустяка. – Она вспыхнула. – Почти пустяка.

Доминик не удержался и съязвил:

– Ты считаешь это пустяком? Ведь вы с Адрианом смотрели друг на друга с таким откровенным… – Он снова заерзал в кресле. – Было видно, что вас влечет друг к другу. Для меня это оказалось неожиданностью, вот я и вспылил по глупости. Потому и приношу свои извинения.

Джулия поджала губы:

– Тебе следовало бы извиняться за свой эгоизм. Я понимаю, что Адриан был тебе близким другом долгие годы, а я для тебя всего лишь воспоминание о той жизни, от которой ты убежал. Но я-то не могла убежать, Доминик! Я осталась в той жизни, как в ловушке, осталась из-за того, что я женщина. Но я тоже хочу быть счастливой. Неужели тебе не хочется, чтобы и я получила шанс на счастье?

Доминик с удивлением смотрел на сестру.

– Ты думаешь, что я так вспылил из ревности, из-за того, что приревновал Адриана к тебе? – пролепетал он. – Думаешь, я испугался, что ты отберешь у меня Адриана, если ваши отношения будут развиваться?

Она покачала головой:

– Нет, я так не думаю. Ты вспылил, потому что приревновал нас к тому чувству, которое мы готовы обрести и которого ты сам боишься как огня. – Джулия рывком поднялась на ноги и сделала несколько шагов по комнате; Затем снова повернулась к брату: – И чувство это – любовь. Ты, Доминик, никому не позволяешь любить тебя, потому что смертельно боишься любви. И боишься полюбить. Вот почему ты не спишь. Но ночам ты держишь в объятиях женщину, к которой начинаешь испытывать любовь, и это приводит тебя в ужас. К тому же ты женился на ней, выполняя условие подлой сделки. И теперь ты ежедневно причиняешь ей страдания своим враньем и недомолвками.

Доминик попятился к двери. И почему столь нелепое обвинение так больно кольнуло его – словно все это было правдой, а не просто сентиментальной чепухой? Да, Кэтрин была ему небезразлична, с этим он готов был согласиться. И ему самому было противно, что он солгал жене, – это тоже верно. Но чтобы он любил ее…

Нет, такого просто быть не могло.

Джулия снова заговорила, и выражение ее лица немного смягчилось.

– Можешь смотреть на меня, выпучив глаза, сколько тебе угодно. Но поверь, я тебя прекрасно знаю. Пожалуй, даже лучше, чем ты сам себя.

– Это просто смешно, – прошептал он.

Джулия нахмурилась:

– Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Действительно, легко ли жить, зная свою родословную только наполовину? Тем более что Коул столько лет дразнил тебя, попрекая твоим происхождением, а мама наотрез отказывается говорить на эту тему. Ты надеялся найти ответ в этом доме?

Доминик отступил еще на шаг. Он был слишком ошеломлен, чтобы отпираться.

– Да, ты права. Я получил сведения, что у матери… что это произошло именно здесь, в Лэнсинг-Сквере. И я надеялся найти какие-нибудь документы, из которых можно было бы понять, кто же мой отец. – Он помолчал немного, потом добавил: – Я и не подозревал, что тебе известно, что я бастард.

Джулия криво усмехнулась:

– Должно быть, ты принимаешь меня за дурочку или за глухую. Скандалы, которые происходили у вас с Коулом, трудно было не услышать – стены дрожали. Я давно все знаю. – Она шагнула к брату и взяла его за руку. – Но я всегда любила тебя, Доминик, и сейчас люблю. И, разумеется, я считаю тебя братом.

Он невольно вздрогнул. Слова сестры пробились в самое его сердце, в ту его часть, которую он давно считал мертвой.

– Прости меня, Джулия. – Доминик шагнул к сестре и обнял ее. – Я не должен был называть тебя старой девой. И нехорошо было намекать, что между тобой и Адрианом могло происходить что-то неподобающее.

Она улыбнулась:

– Спасибо. Честно говоря, я сама не знаю, будет ли иметь продолжение та сцена, которая так рассердила тебя сегодня. – На лице ее появилось рассеянное выражение. – Адриан твердит, что всегда верил в любовь с первого взгляда, и он поклялся, что будет просить моей руки, как подобает честному человеку. Я не первый год выезжаю в свет, и опыт сделал меня более практичной. Но я убеждена, что никогда ни к одному мужчине не испытывала подобных чувств.

Доминику же вдруг вспомнилось то мгновение, когда он увидел Кэтрин впервые. Он определенно почувствовал тогда сильное влечение к своей будущей жене мгновенно. Это была похоть. Но и нечто большее. Что-то, чего он никогда не испытывал прежде.

Он снова вернулся к проблемам сестры:

– Ты заслуживаешь счастья, Джулия. И не важно, будет ли это «любовь с первого взгляда», в которую так верит Адриан, или чувство, которое разрастется со временем. И если ты найдешь свое счастье с моим лучшим другом, то я буду безумно рад. Ему я скажу то же самое. Скажу после того, как извинюсь перед ним сегодня вечером.

Джулия с нежностью взглянула на брата:

– Спасибо, Доминик. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Можно, я дам тебе один совет?

Он вздохнул:

– Если я скажу «нельзя», тебя это ведь не остановит?

Она весело рассмеялась:

– Вероятно, ты прав. Прошу тебя, не совершай ужасной ошибки, не исключай Кэтрин из своей жизни и не изгоняй ее из своего сердца только потому, что женился на ней, выполняя условия сделки. – Она склонила голову к плечу. – Я была бы последней дурочкой, если б не заметила, что ваш брак давно уже перестал быть сделкой. Ведь так?

Он открыл было рот, собираясь горячо отрицать это, но не смог найти слов. Не смог, потому что понимал: сказанное Джулией – чистейшая правда. Чувства, которые он испытывал к Кэтрин, изменились за последние несколько недель. Но он не знал, что это за чувства, не знал, что испытывает к жене теперь. Пожалуй, это было нечто большее, чем просто похоть, Но возможно ли для него нечто большее? Он так часто твердил себе, что нет, невозможно, и теперь ему трудно было посмотреть на все иначе.

– Да, наверное. – Он пожал плечами. – А впрочем, не знаю…

– Нет, знаешь, – возразила сестра. – Просто ты не хочешь это признать. – Она со вздохом повернулась к двери. – Я совершенно без сил, Доминик. День был ужасно долгим – для всех нас. Но подумай о том, что я сказала, хорошо? Я прекрасно помню, в каком аду тебе приходилось жить, когда ты был ребенком. И мне бы очень не хотелось, чтобы ты создал для себя новый ад. Подумай о том, что теперь ты наконец-то можешь стать по-настоящему счастливым. – Она грустно улыбнулась и добавила: – Спокойной ночи.