Семизвездное небо - Герай Фазли

- Дядя Айхан, я пришел с вами поскандалить, - еще издали возвестил Мардан, заставив Айхана вздрогнуть. - Не знаю, чья возьмет, но это совершенно необходимо.

Взглянув в его полные огня черные глаза, Айхану сделалось не по себе. "Пожалей меня, сынок. Как я могу скандалить с храбрецом, да еще имеющим такое чистое сердце? Недостаточно ли того, что я заронил сомнение, в твою хрустально чистую душу?"

- Почему ты молчишь, дядя Айхан? Поинтересуйся для начала, зачем я пришел скандалить?

- А чего спрашивать, бригадир? - тихо проговорил Айхан. - Все и так ясно...

- А раз так... пока мы одни... - он обернулся и посмотрел по сторонам, - не могли бы вы пояснить, что означали сказанные вами вчера слова? Я клянусь вам, что, кроме меня, никто об этом не узнает. Никто!.. Дядя Айхан!...

- Значит, получается, что смысл моих слов до тебя не дошел, не так ли? - медленно заговорил Айхан. - Я говорил слишком сложно? Или они были двусмысленными, и я пытался сбить вас с толку?

- Нет, вы говорили очень ясно и очень просто, но сбили всех с толку.

- Сбил с толку? Почему?

- Потому что от вас такое слышать мы не привыкли. Потому что никто не сомневается в вашем благородстве...

- Ах, вон оно что... - протянул Айхан с поддельным изумлением. Значит, до сих пор не сомневались, а вчера вдруг засомневались. Как сказал Насиб, "сдружился со злым ангелом". Ну, раз так, сынок, давай присядем вот здесь, у памятника, и продолжим наш разговор.

Он прошел вперед и повел Мардана за собой. Они сели друг против друга на зеленой лужайке.

- Послушай, Мардан! Что бы ты там ни говорил, но кое-что в толк взять я не могу. В чем ты меня обвиняешь? Я ведь не выступаю против героев и против того, чтобы все мы чтили их память. Сказать такое обо мне - солгать. Но кое о чем я хочу сказать прямо. Чтить память героев можно по-разному. Я ведь не говорил, что этого не нужно делать. Но тут есть один сложный момент, и я об этом часто думаю. Получается так, что мы как бы требуем от грядущих поколений, от тех людей, которые придут на землю после нас и которых мы еще не знаем, чтобы они поклонялись нам, превозносили нас за то, что мы делаем обычные дела, те дела, которые мы обязаны были сделать. Более того, если бы был жив сам Эльдар Абасов, я не сомневаюсь, он сам бы сказал: "Не ставьте памятника мне. Я всего лишь выполнил свой долг. Как сумел и как считал правильным".

- Лично я с вами не согласен, дядя Айхан. У нас тоже есть долги перед грядущими поколениями. Мы обязаны рассказать им о своих героях. Их дело согласиться с нами или не согласиться, признать или не признать. Этот памятник - очень важный памятник. Он - знак уважения и к Эльдару Абасову, и к нам ко всем.

- Хорошо, сынок, я не требую, чтобы ты во всем со мной соглашался. Главное - прислушайся, постарайся понять, что меня тревожит...

- Я все понимаю, дядя Айхан, - взволнованно прервал его Мардан.

- А если так, то пойми, что и я не против монументов. Я говорю еще и о другой памяти - внутренней. Пусть жил бы этот Эльдар Абасов в сердцах каждого, пусть поминали бы его добрым словом все те, кто знал его. Не в монументе главное, а в добрых делах. Сколько их может сделать каждый, еще живущий на земле. А те люди, которые сегодня так хлопочут по поводу монументов Эльдару Абасову, может быть, сделали бы правильнее, если бы больше времени и средств отдали бы делам сегодняшним - построили еще один дом, вырастили бы лучший урожай. И когда я вижу эти чрезмерные хлопоты по поводу монументов Эльдару Абасову, мне невольно приходит на ум: чего они хотят? Действительно ли сделать бессмертным героя или самих себя?

- Значит, вчера вы поэтому схлестнулись с председателем?

- И поэтому тоже.

Мардану не хотелось уходить

- Дядя Айхан!

- Что, сынок?

- Мне кажется, вы мне не все сказали...

Что ты имеешь в виду, сынок? Разве я похож на человека, который что-то скрывает?

- Нет, я о другом. Мне бы не хотелось, чтобы вы остались в одиночестве. - Хоть Мардан произнес эти слова смущенно, Айхан в душе порадовался его смелости. Это была абсолютная правда. Со вчерашнего дня он был совсем одинок. И, сознавая эту горькую истину, он все-таки спросил:

- Почему же в одиночестве, сынок?

Мардан покраснел и еще больше смутился.

- Дядя Айхан, я... вы знаете... как я вас люблю...

- Не нужно, сынок... Не нужно... Я все понимаю. Ты думаешь, вчера там, на совете аксакалов, я не подумал об этом? В этом нет ничего удивительного, я давно к этому привык. Во многих местах я бывал свидетелем подобных сцен. Всякий раз меня считали удивительным и даже странным человеком... - Он вдруг умолк, будто действительно открыл Мардану какой-то секрет, открыл незаметно для себя самого. "Кажется, я опять не владею собой, - принялся он укорять себя. - Нашел чем хвастать! Может, ты еще добавишь, что в истории бывало немало случаев, когда людей, не похожих на других, просто объявляли безумцами... Ты действительно болван, и Шахназ правильно говорила, что у тебя внутри скрывается дьявол..."

- Ну, о чем вы, дядя Айхан... Ведь вас не все поймут правильно. И мне не хотелось бы...

- Это ничего, что не все поймут, - смеясь, прервал его Айхан. - Ты же меня понимаешь... Это уже много.

Итак, он, кажется, сумел кое-что объяснить Мардану. Теперь очередь Шахназ.

* * *

Но Шахназ, как видно, на него обиделась. Вот уже третий день соседи не виделись, не разговаривали друг с другом. Ни один не хотел первым идти на примирение. Айхан знал, что он должен первым сделать шаг, просто поинтересоваться здоровьем своей приветливой соседки. Но он этого не делал, на него снова, как и тридцать лет назад, нашло упрямство, он опять желал услышать первое слово от Шахназ: "Доброе утро, сосед! Почему ты не приходишь?" После этих слов его чувства выплеснулись бы, как высвобожденный речной поток.

А Шахназ, ничего не знавшая об этих мечтах, старалась не показываться Айхану на глаза, ждала, чтобы все улеглось. И тогда можно будет обо всем спокойно поговорить. Но они оба знали, что долго так продолжаться не может. Эта отчужденность привела их к мысли, особенно Шахназ, что в ущелье Агчай есть один-единственный огонь, согревающий сердца их обоих.

И Шахназ решилась. Выйдя из школы и дойдя до сада Эльдара, она увидела бродившего среди деревьев Айхана и прямо направилась к нему.

- Добрый вечер, брат, который обиделся на свою сестру! - приветливо сказала она.

Айхан откровенно обрадовался ее приходу. Это не ускользнуло от Шахназ. Айхан, как всегда при ее появлении, попал в положение безоружного солдата.

- Добрый вечер, Шахназ-ханум, какими судьбами? - Глаза его сияли. - И потом, кто это вам сказал, что я на вас обиделся?

- Если бы не обиделся, поинтересовался хотя бы за эти несколько дней, как мои дела. А ты от меня прячешься. Так не пойдет, Айхан-гардаш!

- Это я от вас прячусь? Да откуда вы все это взяли?

- Да, прячешься. Сколько уже времени мы дружим, живем рядом, как брат и сестра, к сыну моему ты как к родному относишься, а от меня прячешься.

Поняв, из каких глубин поднялся этот поток, и представив себе его беспощадный конец, Айхан решил не сдаваться.

- Если мы не виделись несколько дней, это не значит, что я от вас прячусь, - попытался он пошутить.

- Вот видишь, как я права! Вот теперь, глядя мне в глаза, ты все-таки пытаешься спрятаться от меня. Хитришь!

- Шахназ-ханум!

- Хорошо, пусть будет по-твоему. Видно, так лучше. Я пришла к тебе по другому делу. У меня к тебе просьба.

- Пожалуйста! - Айхан облегченно вздохнул, поняв, что Шахназ больше не станет его допрашивать.

- У нас в школе испортилась радиоустановка. Механик, сколько ни бьется, не может исправить. Может, поможешь ему?

- Эльдар об этом знает?

- Не знаю. А что?

- Надо было сначала ему сказать, если он не справится, тогда я приду и сам исправлю.

- Эльдар?

- Да, Эльдар. Он теперь знает язык многих вещей, в том числе двигателей и установок.

- Что ж, проверим. У меня к тебе есть еще одна просьба, причем не только моя, всех ребят.

- Ну что ж, разве я могу не сделать того, о чем просят дети, не выполнить их просьбу...

- Мы хотим, чтобы ты помог нам в закладке парка...

Брови Айхана хмуро сдвинулись. Хотя Шахназ и понимала, в чем дело, но молчала, ожидая его ответа.

- Как быстро вы забыли о нашем разговоре на том собрании, Шахназ-ханум! А я не из тех, кто так поспешно меняет свои взгляды.

- Я так и думала.

- Тогда...

- Я убеждена, что ты не из тех, кто быстро отказывается от своих, слов. Но мне не верится, что те слова, которые были произнесены, были сказаны от души.

- Не верится? Но почему?

- Да просто потому, что такой человек, как ты, не может возражать против доброго дела.

Айхан молчал, и Шахназ показалось, что сейчас его мысли где-то очень далеко.

Через какое-то время Айхан спокойно сказал:

- Шахназ-ханум, почему вы вынуждаете меня, чтобы я, как попугай, твердил одно и то же? Ведь в тот вечер я ясно сказал, что у нас есть более важные заботы. Других слов не было произнесено