Я тебя у него украду - Лиза Бетт

упаковки и смочив диск начала обрабатывать новые игрушечки. Паша тем временем скормил дочери половину баночки, и она начала баловаться, видимо наелась.

Унесла игрушки в гостиную разложила на матрасик и вернулась на кухню, садясь за стол. Чай остыл, да и ладно.

– Давай уберу, – взяла из руки Паши пюрешку и ложку, дала салфетку, чтобы вытер ротик Карине.

Судя по характерному звуку, малышка решила покакать, и я вздохнула и поняла, что чай снова откладывается.

Помыла дочь, переодела в сухое и уложила на матрасик в гостиной. Та обрадовалась новым игрушкам и начала наперебой долбить по ним ладошками смеясь и дергая ножками, когда те пиликали.

Вздохнула, заметила на футболке пятно, пошла переодела ту и вернулась на кухню, где пил кофе Суворов.

– Ты не против, если я заброшу, пока не забыла?

Показала футболку, тот пожал плечами, и я забросила вещи в стирку. Обычно делаю это с вечера, но вчера меня не было дома. Машинка начала работать, и я устало опустилась на стул и взяла в руки напрочь остывший чай.

– Журавлёва, ты всегда так? – Паша с задумчивой улыбкой спросил, и я не поняла, о чем он. – Сделала сто дел, но не поела. Так каждый день проходит или сегодня просто аврал?

Хохотнула, поднимаясь из-за стола, и добавила в свою чашку кипятка.

– Сегодня попроще, потому что Каришу ты кормил. Обычно это делаю я.

Он с ужасом округлил глаза, а я кивнула.

– Декрет – это не курорт, хотя многие думают обратное. Я иногда даже поесть забываю, не то, что чай выпить. Бывает знаешь, дочь с рук не слезает, капризничает, и пока с ней возишься, уже вечер наступает, и ты понимаешь, что даже не позавтракала…

Паша окинул красноречивым взглядом выпирающие ключицы и мою футболку в обтяжку. Черт, я же сняла черную, а в этой светло-серой тело как второй кожей обтянуто. И грудь, конечно, тоже.

– Так же нельзя, – нахмурился, – ты так исхудала, что непонятно в чем душа держится.

Спасибо. Давно не получала таких «комплиментов»…

Ухмыльнулась горько, и Суворов поднялся и сполоснул свою чашку в раковине.

– Карина только через часа два спать захочет, так что можешь с ней еще поиграть.

Паша кивнул и развернулся спиной к кухонному гарнитуру, опираясь на тот своей идеальной задницей.

– Она красавица… На Дашку похожа, но губы, кажется, твои, да?

Так удивил этим замечанием, что я растерялась. Скрыла смущенную улыбку за чашкой чая и отпила, чувствуя, как щеки горят.

– Да, мне тоже так кажется… – ответила, прокашлявшись, и Суворов улыбнулся. И мне показалось что я впервые за все время увидела его искреннюю улыбку, чистую и открытую, от которой дух захватывает.

– Прости, я наговорил всякого… – замолчал, подбирая слова. – Просто в шоке был, думал, что все знали, что у меня дочь, кроме меня самого. И никто не сказал. Растерялся и повел себя как идиот. На тебе сорвал злость.

Чай вдруг потерял вкус, и я сглотнула и отодвинула чашку, а потом поднялась и прошла к раковине, чтобы ту сполоснуть.

– Тебя можно понять, – ответила, отгоняя непрошенную грусть. С Суворовым хамом мне было проще общаться, чем с Суворовым, принявшим что поступил неправильно.

– Ты приходила на вокзал, – его голос прозвучал совсем рядом над ухом, и я застыла, не в силах сделать вдох. – Почему?

Сильные руки опустились на столешницу по обе стороны от меня, и чашка выскользнула из моих рук и со стуком покатилась по раковине.

– Паш… – предостерегающе выдохнула, но аромат его геля для душа лишь стал отчетливее.

– Почему ты туда приходила? – повторил, чеканя каждое слово, и я поняла, что не ошиблась. Его губы над самым моим ухом.

– Хотела цепочку тебе передать, ты забыл… – голос отказал мне и даже на шепот едва тянул.

– Передать цепочку человеку, который тебя накануне силой взял?

От последней фразы кожа предательски покрылась мурашками, и я вспомнила тот проклятый день, когда он это сделал. И его грубость, и обреченность его ласк. И шепот на ухо…

Прикрыла глаза.

– Зачем ты пошла туда Журавлёва? – его руки сдвинулись, предплечья сжали талию, и я дрожащими пальцами ударила по барашку, чтобы выключить воду. Повисла звенящая тишина. – Ответь.

Попыталась выпрямиться, но вместо этого лишь уперлась плечами в мощную грудь Суворова, и поняла, что попала в ловушку. Он не спешил отстраняться, хоть я и попыталась его оттолкнуть плечом.

– Ир…

– Потому что ты в тот день назвал меня любимой, ясно? Я не запомнила каким ты был злым, каким язвительным, я запомнила только как ты это произнес, и хотела снова на тебя посмотреть и понять, почудилось мне или нет…

Выпалила, тяжело дыша, и Пашку вдруг сжал мою талию и развернул меня к себе лицом.

– Тогда почему он был здесь? – ткнул в сторону входной двери, а я не осталась в долгу.

– А почему у тебя она?

Замолчал, отступил, а я едва не рухнула на пол, когда его руки меня оставили.

– Не надо меня дразнить. Я не хочу играть роль твоей любовницы, Суворов. Если ты для этого устраиваешь все эти разборки, уясни, твоей я не стану. Я лучше одна проживу остаток жизни, чем буду на вторых ролях. И не надо вторгаться в мое личное пространство, я не кукла! Ты без пяти минут муж другой девушки, а ведешь себя так будто ее нет вовсе. Я не могу так больше, пожалуйста прекрати! – выдохнула обреченно и подняла на него глаза полные слез. – И, если я раньше и была в тебя влюблена, это не значит, что теперь буду ковром стелиться к твоим ногам. Хочешь видеться с дочерью – пожалуйста! Только не надо руки распускать и поливать меня последними словами! Я, между прочим, мать твоего ребенка, я родила ее! А что ты сделал чтобы заслужить право быть ее отцом?

Пашка растерянно моргнул, и отступил еще на шаг, а я физически ощутила, как осколки моего сердца падают на кафель и бьются. Суворов ни одной фразой не опроверг грядущую свадьбу и чувства к невесте.

Значит, Иваныч во всем был прав.

– Я думаю, на сегодня хватит. Если ты хочешь прийти завтра, предупреди, чтобы не столкнуться с Ваней снова.

– Ир…

– Уходи, Суворов, – решительно указала на дверь, и Пашка сглотнул и вышел из кухни, а потом и из квартиры. А я вяло проковыляла к дверям и закрылась на все замки. К черту весь мир.

У меня есть я и я моя дочь. Остальное временные трудности.

Глава 31

Всю дорогу до дома отца ехал как под гипнозом. Думал о том, что она сказала. Как одержимый повторял в уме одни и те же слова.

…И если я раньше и была в тебя влюблена, это не значит, что теперь буду ковром стелиться к твоим ногам…

Была влюблена.

Была.

Что же ты за непостижимая девушка Журавлёва?