Подземелье - Кирилл Партыка

Перевалили, а за ней падь. Мать честная! И пожара не было, а деревья сплошь голые стоят, засохшие, белые, как скелеты, кора с них отчего-то пооблезла. И ни травиночки под ними, ни кустика. Птицы не поют, насекомые не летают, даже мошка исчезла. И воздух мертвый какой-то. Будто на чужой планете оказались. Прямо страх взял. Двинули оттуда, аж сапоги нагрелись.

Нет, когда родитель начинал, все не так было. Обжился он, забогател маленько, женился на местной, на матери, значит. Фотографии сохранились, красивая была.

Говорят, после сватовства будущему муженьку пришлось с карабином от местных парней отбиваться. Ничего, не одолели. Крутой мужик был, не зря, видать, Подмосковье свое навеки покинул. Домяру вон какой отгрохал, до сих пор стоит, не покосился, и еще полвека не упадет. Огород разбил, баньку поставил, сараюшки, кухню летнюю. Все цело, на совесть потрудился. И ремонта большого не требуется, так кое-где гвоздь забить, да доску поменять.

А погреб братья уже без него копали, когда в город еще не переехали. Но не посрамили отцову сноровку. Погреб, что изба, хоть живи в нем, сухой, просторный, перекрытия бревенчатые. Что твое бомбоубежище, и ледник есть, и для картошки место, и для всякого другого продукта. Даже электричество подведено.

В начале войны отец на фронт ушел. Первенец без него родился, но мало прожил, простуда извела. Через год после отцова возвращения девочка появилась и тоже долго на свете не задержалась. Квелые какие-то дети у Головиных получались. Но подышал батя таежным воздухом годок-другой, опять на промысел повадился. Окреп на добрых харчах, мать его женьшенем, травками, пантовым настоем попользовала, и пошли у них парни крепкие, здоровые. Сперва Алексей, а через три года Виктор.

Росли, учились, потом работать начали, жили, как все, но, видать, по наследству им от папаши передалось с законом не ладить. То Алексея за браконьерство затаскали, то Виктора чуть за драку не упекли. Он водочку смолоду полюбил, а выпив, нрав приобретал буйный, задиристый. Вдобавок и силенкой Бог не обидел.

Одно да другое, не заладилось как-то в родных местах. Сначала старшой после армии в области осел, потом и младшего за собой переманил.

Отец вдруг занемог, да за полгода и сошел на нет. Рак, сказали, у него обнаружился. Да откуда бы раку взяться! Лекари такие попались. Хотели сыновья мать в город увезти, но не согласилась она. Известное дело, привыкла, чего ей там гарью дышать? Нет и нет, так и переупрямила.

Братья родных мест не забывали. Каждый год приезжали на охоту, на рыбалку, по грибы-ягоды, да и так, матери пособить. Старая совсем, а все на огороде ломается. Отпуска — это само собой, но и кроме отпусков находилось время.

Должности оба занимали не шибко ответственные, зато начальники, они тоже и мясцо, и икорку любят. Попроси только душевно — на сколько надо, на столько и отпустят. Получек больших, конечно, при таком подходе не огребешь, но одной получкой и не прокормишься. Особенно, когда времена смутные настали. В области многие знакомые в коммерцию ударились. Но это дело рисковое и братьям непривычное. Если с умом, тайга лучше всякой коммерции обогатит. Алексей уж третью машину поменял, на «Лэндкрузере» рассекает. У Виктора «Ниссан-универсал» пока, но тоже не бедствует. К тому же, наездами, оно и лучше. Взял свое и до свидания. Алексей большую дружбу с летчиками завел, так что нет проблем, как добычу вывезти. Головиным на борту всегда место найдется. Летчики рожки с маргарином тоже не сильно уважают. А живи братья в отцовском дому постоянно, гляди, в тюрьму б уже угодили.

Отперев массивную, обитую железом дверь погреба, братья перетащили вниз содержимое «ижаковской» коляски. Рыбу решили пороть завтра: ни черта с ней за ночь не сделается, нынче выловлена. Вытряхнули только на пол, на старый брезент, из мешков, пропитавшихся тяжелым тухлым смрадом рыбьей слизи. Виктор свалил кучей влажные ватники и одеяла, тоже насквозь провонявшие рыбной тухлятиной.

Хотел так до утра и оставить, но Алексей заворчал на него. Попреет все к чертовой матери, и погреб весь насквозь просмердит. Заставил младшего вынести зловоние это на улицу и пристроить под навесом, чтоб дождем еще больше не намочило.

— На такие ароматы все кошки с округи сбегутся, — недовольно буркнул Виктор, таща охапку наверх. Хотелось ему побыстрее вернуться в дом, к теплой печке и сытному ужину. К тому же и первачок выдыхался, а этого уж никак допустить было нельзя.

Алексей окинул взглядом погреб. Ей богу, с чувством глубокого удовлетворения, как говорится. Правда, тесновато здесь, не развернешься, но приятная это для глаза теснота: не от того, что копать поленились, а от того, что запасу всякого в избытке.

Блеклый свет лампочки «сорокопятки» отражался в выпуклых боках разнокалиберных банок с вареньями и соленьями, без счета наставленных на широких стенных полках.

С потолка свисали косы чеснока; словно бабьи ноги болтались старые капроновые чулки, набитые желтым ядреным луком; красовалась в своей загородке крупная, отборная картошка. За ящиками с тушенкой да сгущенкой хоронилась ведерная бутыль прозрачного самогона, да еще дюжина поллихровок, заткнутых пластмассовыми пробками, табунилась на неприметной полочке в укромном закутке. Там же, под полочкой маячил объемистый брезентовый мешок.

Да-а, мешочек… Вот его бы понадежнее укрыть, не дай Бог чужой глаз увидит.

Тюрьма! Лучше б и духу его здесь не было.

Знал Алексей: наполнен мешок аккуратными светло-желтыми, похожими на мыло, брикетами. В торце каждого «мыльного» куска имелась небольшое отверстие. Опасное во всех отношениях хранилось тут «мыло».

Недавно, перед самой путиной, стакнулся Витька пьянствовать с геологами.

Самогону перетаскал не меряно, мать уже браниться начала. Когда кончили пить, привез ночью на мотоцикле «подарочек». Алексей увидел — поперхнулся.

— На кой черт взрывчатку приволок?

— Дак ближе к ледоставу можно на озеро съездить, по белорыбицу. Глушить — не сетями полоскать.

— Какую к черту, белорыбицу? Этим бронепоезд можно взорвать! Ты ж в армии служил, понимать должен!

Алексей глянул: в том же мешке и запалы.

— Всю усадьбу, мать твою, на воздух поднять хочешь? А увидят — за это же срок корячится, будь здоров. Дурь перепойная! Вывезти подальше, да закопать!

Но младшой уперся. Если не рыбу глушить, поменять можно на что полезное.

Найдутся желающие. Под ногами, что ли, каждый день валяется? Да за тротил этот самогону сколько перепоено! Стал на своем и ни в какую. Алексей ругался, ругался, да плюнул. Может, и прав младшой, сгодится «мыло».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});