Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Кн. Щербатов. — Собственно, правительство уже вступило на почву отмены черты оседлости. Но на этом примере я вижу, как трудно для правительства идти дальше.

П. А. Харитонов по поводу 4-го пункта замечает, что об автономии Царства польского уже заявлено Горемыкиным, и отмена ограничений в правах (служба, дворянские организации) возможна. Но что разумеет блок под «пересмотром узаконений о польском землевладении»? Собственно, переход земли уже облегчен.

Он стал читать текст программы, пояснив, что текст этот сообщен ему уже ранее (очевидно, Крупенским). При словах «создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны», он остановился.

П. Н. Милюков обратил внимание Харитонова на то, что блок считает этот пункт основным и полагает, что от исполнения его зависит все остальное, упоминаемое в программе. Таким образом, и вопрос о «соглашении с законодательными учреждениями относительно выполнения программы» должен быть обсужден с правительством, пользующимся народным доверием.

П. А. Харитонов ответил, что выполнение этого пункта выходит за пределы компетенции кабинета. Очевидно, блок имеет в виду, что об этом его желании должно быть доведено до сведения верховной власти.

П. Н. Милюков и И. Н. Ефремов подтвердили, что именно так они и смотрят.

П. А. Харитонов заявил, что он доложит Совету министров об этом желании блока, и продолжал читать программу».

Это была первая и последняя встреча представителей «Прогрессивного блока» с членами правительства. Для блока она имела самые неожиданные последствия.

3 сентября дальнейшие заседания Думы были отложены до ноября. Из кабинета Горемыкина один за другим стали исчезать министры, вошедшие в него после летнего поражения на фронте (за исключением военного министра А. А. Поливанова), а за ними и министры прежнего состава, такие, как A.B. Кривошеин, тот самый, который убеждал царя не брать на себя обязанностей Верховного Главнокомандующего.

В начале октября с поста исполняющего обязанности министра внутренних дел был снят Н. Б. Щербатов и заменен крайне правым А. Н. Хвостовым. Этого умного и амбициозного молодого человека еще в 1911 году, до убийства Столыпина, заприметил Распутин, предложив его кандидатуру в качестве возможного заместителя министра или даже министра внутренних дел.

Тем самым соправительница царя, царица, дала понять всей нации, что отныне положен конец каким-либо колебаниям при защите многовековых принципов русского самодержавия.

Руководители «Прогрессивного блока» поняли, что все надежды на соглашение с короной рухнули. Что же предпринять дальше?

Этот вопрос и был поднят на следующем заседании блока 25 октября 1915 года. На нем, кроме членов блока, присутствовали князь Львов и М. В. Челноков, представлявшие Земский и Городской союзы, а также А. И. Гучков от Военно-промышленного комитета. Заседание состоялось сразу же после назначения Хвостова на пост министра внутренних дел.

Чтобы наиболее точно передать драматическую атмосферу этого, крайне важного, заседания, я снова процитирую заметки Милюкова. Первым выступил не входящий ни в одну партию либерал М. М. Федоров.

«М. М. Федоров. — Упадок настроения несомненен, но естественен. В широких кругах связывалась с депутацией[51] надежда, что это даст такой же результат, как предшествовавшие шаги. Неудача должна была вызвать реакцию. У большинства связывается с необходимостью действия… Уже пытались создать общественные течения, которые бы шли вразрез с большинством съездов. Выдвинули в торгово-промышленный комитет Татищева — лицо, близкое к жене Мих. Ал-ча,[52] вели беседу о современном положении… Он говорил с государем: там готовы идти до несозыва Думы: А. Ф. Горемыкин и Распутин. «Опасность династии грозит из армии». «Армия — теперь народ». (На вопрос, готов ли он стать наследником трона, М. А. ответил: «Да минует меня чаша! Конечно, если бы, к несчастью, это свершилось, я сочувствую английским порядкам. Не понимаю, почему царь не хочет быть спокоен».)

Шингарев. — Отказ в приеме депутации произвел впечатление, которое я предсказывал (в Москве я считал, что это средство — последнее). Разговоры кончены, должны начаться действия.

Меллер-Закомелъский. — Нельзя так легко относиться к настроению всей России. Это настроение не упадка, а политического маразма, потеря всякой надежды. Лучшие элементы сказали: для победы нужно то-то, монарх сделал обратное. Все заключают: значит, теперь не смена Горемыкина, а революция. Неужели тецерь, когда 15 губерний заняты неприятелем? Допустить, чтобы Г оремыкин заключил мир, нельзя. Как выступать? Все общественные элементы сделали последний выстрел. На том же пути дальше идти некуда. Нужно быть уверенными в успехе, чтобы решиться на выступление. Конфликт со всей Россией — надо делать в иной плоскости. Созывы съездов — уже испытанный путь: тут наша артиллерия расстреляна. Возможность явится, когда будет созвана Госуд. дума. Новое слово может явиться в наших палатах, съезды будут резервом для поддержания парламента. Надо оставить вопрос о дальнейшей тактике открытым до этого времени.

Милюков. — Не бояться левых: нас уважают, пока мы действенны. Надо созвать до Думы, остаться на месте, не спуститься ниже, подготовить материал для самооправдания. Менажировать[53] социальный элемент.

Гучков. — В каждой борьбе есть риск. Но его преувеличивают. Прострация есть, но есть и выигрыш — в выяснении положения. Все иллюзии исчезли, и все разногласия отпали. Разногласия в диагнозе нет. Почему кажется, что общественное мнение апатично. Оно достигло пределов отчаяния. Пациент признан moribundus.[54] Тут замерли, потому что предстоит акт великой важности. В выставленных лозунгах мы найдем небывалое единодушие и в тылу, и в армии. Я выставил бы боевой лозунг и шел бы на прямой конфликт с властью. Все равно обстоятельства к тому приведут. Молчание будет истолковано в смысле примирения. Мы никогда не присутствовали при кучке безответственных людей. Режим фаворитов, кудесников, шутов. Это новая нота, которая должна быть сказана. А это — разрыв мирных сношений с властью. Я готов бы ждать конца войны, если бы он был обеспечен — благоприятный. Но нас ведут к полному внешнему поражению и к внутреннему краху. Правительство — «пораженческое». Возымеют ли слова влияние? Может быть. Власть дряблая и гнилая. Там нет железных, сильных, убежденных людей, которые сознают свою слабость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});