Доминика и Бовалле - Джорджетт Хейер

— Мы с ним прелестно проводили время. Он очень смелый разбойник, а я таких люблю. Кроме того, — ее веер продолжал ритмично двигаться, — мне нравится его жизнерадостность. В общем, он настоящий мужчина. Мне будет жаль, если он не выпутается.

— Вам будет жаль! — возмутился Диего. — О, сеньора, может быть, вы подведете к нему мою кузину и скажете: «Благослови вас Боже, пират, возьмите мою племянницу»?

— С вашей стороны глупо задавать мне такой вопрос, — невозмутимо ответила его мать. — Я ему такой же враг, как и вы, но в отличие от вас, сын мой, я наделена даром уважать своих недругов. Вы можете себе на здоровье придумывать кошмары о колдовстве, но меня это не трогает. Я уверена, что этот человек рассмеялся бы, если бы мог вас услышать.

Он ухватился за эти слова.

— Да, сеньора, да! И вы станете меня уверять, что это не сам Сатана заставляет его смеяться? Вы будете уверять меня, что обыкновенный человек станет смеяться, как этот колдун, перед лицом смерти, когда вокруг него трупы? Перинату было что рассказать.

— Не сомневаюсь в этом, — согласилась донья Беатриса. — Слава Богу, мне не пришлось его слушать. Готова поклясться своей жизнью, что все чудеса, которые вы и подобные вам приписывают ему, — это чудеса мужества. Эль Бовалле захватывает галеон — вы кричите: колдовство! Он грабит город — снова колдовство! Он отправляется за романтическим приключением в Испанию — самое мерзкое волшебство! Ну что же, я скажу вам, что я думаю, а я не считаю себя дурой. Он англичанин, и поэтому слегка безумен; он влюбленный, и поэтому беспечен. А если он смеется, так это потому, что он из тех мужчин, которые будут смеяться, даже если им придется за это умереть. Вот и все его колдовство. — Она зевнула. — Я уверена, что он будет смеяться, когда его поведут на костер, чего, боюсь, ему не миновать. Вы утомляете меня, дон Диего, и заставляете сердиться на саму себя за то, что я произвела на свет дурака.

— Очень хорошо, сеньора, — раздраженно ответил ее сын. — Но вы увезете мою кузину в деревню?

— Разумеется, — сказала донья Беатриса.

— Немедленно, сеньора, со всей скоростью, на которую вы способны!

Она на мгновение подняла веки.

— Я уеду из Мадрида в Васконосу во вторник, как мы договорились, сын мой.

— Это безумие! — воскликнул он и прошелся по комнате.

Донья Беатриса прилегла на кушетку и раскинулась на ней весьма непринужденно.

— Вы так думаете? — кротко спросила она. — Возможно, я вижу дальше вас. Весь Мадрид знает, что я уезжаю в Васконосу во вторник. Как вы полагаете, что будет думать Мадрид, если я внезапно сорвусь с места? Единственное, что может заставить меня ускорить отъезд, — это прибытие Тобара. Умоляю, ступайте докучать своими страхами вашему отцу и избавьте меня от этого. — Она прикрыла глаза, видимо собираясь вздремнуть.

Диего остановился, задумался и наконец неохотно вымолвил:

— Я об этом не подумал.

— Конечно, — ответила донья Беатриса, даже не потрудившись открыть глаза. — Мне кажется, вы вообще не привыкли думать. Я бы хотела, чтобы вы меня покинули: вы мешаете моему отдыху без всяких видимых причин.

— Мне хочется надеяться, что вам не помешает большее несчастье, нежели мое присутствие, сеньора! — сказал он. — Вы предпочитаете насмехаться и считать себя мудрее, чем все мы, но вот что я вам скажу: я предупрежу отца, что если этот дьявол удерет из тюрьмы, за ним нужно немедленно послать королевскую стражу в Васко-носу!

— Непременно, — согласилась донья Беатриса. — Пойдите и предупредите его немедленно.

Глава 16

На следующее утро после этого странного ареста секретарь, неслыханно осмелевший от потрясающей новости, оторвал короля Филиппа от молитвы. Забыв о времени и месте, он выпалил своему господину, что Эль Бовалле арестован. Филипп никак не отреагировал на это сообщение и продолжал молиться.

Секретарь сделался пунцовым и отступил назад. Король Филипп закончил молиться и величавой походкой направился в кабинет.

Там он уселся за свой стол, поставил подагрическую ногу на обитую бархатом скамеечку и задумался над каким-то документом. На полях были старательно записаны примечания. Король Филипп отложил перо и поднял на секретаря глаза с нависшими веками.

Васкес, все еще взбудораженный, повторил свою новость.

— Сир, Эль Бовалле вчера вечером был схвачен в доме Новели.

Филипп с минуту поразмышлял над этими словами.

— Это невозможно, — наконец сказал он. — Объяснитесь.

Тогда история была рассказана полностью, правда, в несколько искаженном виде, однако и теперь она оставалась захватывающей. Васкес слышал от адмирала Перината, что шевалье де Гиз — не кто иной, как Эль Бовалле, ужасный пират. Шевалье схватили, и в приемной люди, которые умоляют его величество об аудиенции.

Филипп мигнул, но остался неподвижен.

— Шевалье де Гиз, — медленно произнес он. — Его бумаги были в порядке. — Король спокойно взглянул на Васкеса. — Он во всем признался?

— Нет, государь, думаю, что нет. Уверен, что он сразу же послал к французскому послу с просьбой о защите. Но дон Максия де Перинат…

Филипп взглянул на свои сложенные руки.

— Перинат — бездарность, — заявил он. — Тот, кто ошибся раз, может ошибиться снова. Эта история кажется мне глупой. Я хочу увидеть мсье де Ловиньера.

Минуту спустя неторопливо вошел французский посол и поклонился. У него было несколько обеспокоенное выражение лица, но он не спешил перейти к делу. Начав с любезностей, посол принялся затем распространяться на какую-то незначительную тему. Наконец Филипп остановил его:

— Вы пришли по какому-то срочному делу, сеньор. Расскажите мне о нем.

Посол снова поклонился.

— Я явился по делу о странном аресте шевалье де Гиза, сир, — сказал он и умолк, как бы не представляя, что говорить дальше.

Филипп слегка махнул рукой.

— Не спешите, сеньор, — любезно промолвил он. — Я понимаю, что вы встревожены. Вы можете мне полностью довериться.

Это было сказано, чтобы посол чувствовал себя непринужденно. Де Ловиньер, давно знавший Филиппа, наклонил голову с легкой иронической улыбкой. Его ирония осталась незамеченной.

— Сир, шевалье, как подданный Франции, послал ко мне, прося о защите, — сказал он напрямик. — Я действительно встревожен. Насколько я понял, его арестовали по подозрению в том, что он — ни больше ни меньше как сэр Николас Бовалле, морской разбойник. Моим первым порывом, сир, было рассмеяться над таким нелепым обвинением.

Филипп соединил кончики пальцев, наблюдая за послом.