Грехи прошлого - Диля Еникеева

Миф о незамужней писательнице-девственнице пришелся Семену Гордеевичу по вкусу - значит, ему не нужно делать ручку кренделем, сопровождая её на всевозможные светские тусовки, а в обозримом будущем не придется отвечать на вопросы журналистов, каково ему в роли мужа знаменитости.

Посему Семен Гордеевич вздохнул с облегчением, попутно сделав себе комплимент относительно своего недюжинного ума.

- Спой мне, - попросил Сергей. На этот раз он захватил свою гитару.

- Спою, - согласилась Алла. - Философская песня, - чуть дурачась, подражая бардам, предваряющим новую песню комментарием, произнесла она. Невеселый итог моей жизни и взаимоотношений с мужчинами.

Покрылись инеем года,

Сквозь пальцы утекли водой,

Я в них царицею была,

Но ложным оказался трон.

Я орхидеями цвела

и беспредельностью манила,

О берега свои разбила

все жизни, что неслись ко мне.

Пустым и тусклым был их свет.

Но вот лучом печальным

Явилась мне мечта

Давно ушедшая судьба,

Забытый ритм в моей крови,

Стучат внутри его шаги,

Иль сердца собственного стук,

Мне заглушают пустоту

Всех блеклых глаз

из прошлых лет,

Их чужих рук и холод тел37.

- И в самом деле невеселый итог... - тихо произнес Сергей. - А я совсем иначе представлял твою жизнь и отношения с мужчинами.

- Значит, я хорошая актриса.

Сказать в привычной дурашливой манере не получилось. Было грустно, и она ничего не могла с собой поделать.

- О чем ты думаешь? - спросил Сергей.

- О том, как сложатся наши отношения дальше.

- Замечательно сложатся.

- Да? Ты уже все заранее знаешь?

"Не забытая женщина снова подставит мне губы

В полутемном дворе, и слезинки слизну с её век", - пропел он. - Когда я это писал, верил, что так и будет.

- И даже то, что увидишь мои слезы? - Ее глаза и в самом деле повлажнели, но Алла не стала себя одергивать привычным: "Что-то я стала сентиментальной. Старею, что ли?"

Вместо ответа он коснулся губами её мокрых век.

...Циничная журналистская братия откровенно посмеивалась над доморощенным имиджем писательницы и делилась с коллегами своим мнением: это всего лишь декорации, а Изабелла Астралова - типичная конъюнктурщица, слепившая свой образ на манер новомодных колдунов и знахарей и совершенно не соответствует навязываемому ей имиджу. Правда, эти разговоры велись лишь в кулуарах и на широкую публику не выносились.

Валентина Вениаминовна не скупилась на гонорары лояльным журналистам, благо её благоверный в отсутствие супруги воспрянул духом и не покладая рук трудился на ниве собственного обогащения, не забывая откупаться от экс-подруги жизни. Семен Гордеевич Бобков был готов выделить ей ещё более щедрое содержание, лишь бы она не вздумала вернуться в родные пенаты.

Если в прессе появлялась "ругательная" статья, писательница устраивала в редакции газет-журналов жуткий скандал, обещая нанять команду киллеров для отстрела провинившихся журналистов.

Узнав об очередном "воспитательном" рейде, Яков Борисович пытался повлиять на нее, пеняя за неразумность подобного поведения и несоответствие имиджу "неземной", но вздорная мадам Бобкова топала ногами:

- Я не позволю этим мерзким писакам вытирать об меня ноги! Кто они и кто я!

"Они ушлые журналисты, сразу учуявшие, что тебя слепили из лоскутков, - думал литагент. - А ты - невежественная бездарность, стерва и истеричка, возомнившая себя писательницей".

Вслух он этого, конечно же, не произносил - попробовал бы! Тут же в его голову полетел бы самый тяжелый предмет из подвернувшихся под руку разъяренной работодательнице.

- Разумеется, вы правы, Валентина Вениаминовна, - соглашался Яков Борисович, мысленно чертыхаясь.

- Называйте меня Изабеллой, - заявила окончательно потерявшая чувство реальности экс-Бобкова. - А все писаки пусть знают, что я неприкосновенна!

Благодаря такой тактике кнута и пряника, журналисты стали дружно дудеть в нужную дуду, пресса изобиловала скрытой рекламой в виде восторженно-хвалебных статей, в которых попутно акцентировались важные для её имиджа аспекты, а миф о "чудаковатой девственнице" Астраловой все более упрочивался, обрастая все новыми подробностями и приобретая черты реальности.

- Не буду я киснуть. - Алла тряхнула головой. - Лучше спою тебе о нас.

Сергей снова взял гитару и быстро подобрал аккомпанемент, пока она пела:

Могла бы быть снегом

И под ноги падать тебе...

Волной разбиваться

О милые губы,

О ресниц темный плен

Слезою катиться

в пропасть вселенной

родных твоих черт...

Но я лишь

Безбрежная даль,

Иль просто

Ушедшего прошлого тень...

Вдруг свет твоих глаз

Согрел все внутри,

Он важен так стал

для меня,

Когда в темноте

не нужны фонари,

Когда рождена

вновь как дитя,

Когда навсегда

есть смысл бытия. 38

- Впервые за годы после нашей разлуки я счастлив.

- Я тоже.

...Воодушевленная своей растущей популярностью и мечтая о звездной славе, экс-мадам Бобкова после некоторых препирательств все же согласилась с имиджмейкером и литагентом, что ей не стоит посещать светские тусовки, дабы не выходить из образа, да и вообще желательно нигде не мелькать, полностью прекратить контакты с прежними знакомыми, побольше времени проводить в своем причудливо обустроенном жилище, а если захочется размяться, выезжать неприметно одетой, в темных очках, повязав голову платком, и совершать променад в уединенных аллеях, к примеру, Кусково или Архангельского.

Поначалу она кривилась - хочется же себя показать, на людей посмотреть! Неинтересно гулять в одиночестве, да к тому же, столь простенько одетой.

Яков Борисович успокоил её, что во-первых, все звезды, устав от славы, стремятся сохранить инкогнито, а во-вторых, это очередной рекламный трюк её прогулки будут увековечены лучшими фотографами и телеоператорами.

Благодаря стараниям Владимира Максимовича и его команды пиарщиков, в прессе стали появляться статьи о том, как писательница Астралова набирается вдохновения для создания очередного произведения. Материал иллюстрировался снимками, и её имидж обогатился новыми определениями: "затворница", "вечно одинокая", "мечтательница", "романтическая героиня", "скромница", "утонченная натура" и прочими в том же духе.

Ее известность, соответственно, росла, и писательница, в предвкушении звездной популярности, послушно следовала советам создателей её образа.

- Сереж, а кем работала Рита?

- Когда я поступил на журфак, Рита потянулась за мной, правда, второго образования не получила, но и не стремилась к этому. Вначале отвечала на письма читателей, потом стала сама писать - простенько, но многим нравилось.

- Мне кажется, Рита и журналистика несовместимы. Ты тоже выпадаешь из образа нахрапистого журналюги, сложившегося в моем представлении, но, очевидно, подкупаешь собеседников своим обаянием и человечностью. В тебе есть некая аура доброты, и сразу видно, что ты хороший человек. Даже облик располагает к откровенности, нет сомнений в твоей порядочности, потому интервьюируемый не опасается, что ты переврешь его слова или подашь материал под определенным углом, лишь бы тиснуть броскую статейку. Полагаю, твоя популярность и репутация классного мастера пера в немалой мере связаны с твоей особой аурой, обаянием и непохожестью на остальных собратьев по перу.

- Спасибо, Аленка... Лучшего комплимента я не слышал за всю жизнь.

- А это вовсе не комплимент, а правда.

- Тем более, спасибо, раз ты считаешь это правдой.

- А Риту я даже не могу представить с диктофоном, в роли интервьюерши.

И опять Алла вспомнила, что почти не замечала жену Сергея. На их курсе было немало девушек, ничем особенным не выделявшихся, но с ними она дружила. А Риту игнорировала нарочито, демонстративно, мол, знать не знаю, кто ты такая, просто тень, следующая за своим мужем, а потому недостойна моего внимания. И в этом тоже проявилась её неосознаваемая ревность и особое отношение к Сергею. Была бы к нему равнодушна, не брала бы в голову, на ком тот женился. Или приняла бы Риту, как и многих жен своих друзей, ведь Сергей бывал в их компании, его-то привечали. Отвергая его половину, тем самым она подчеркивала, что он сделал ошибочный выбор.

- Дай мне, пожалуйста, номер Ритиного рабочего телефона.

Он посмотрел на неё удивленно, но ничего не сказал и полез за своей записной книжкой. Переписав служебный телефон его покойной жены, Алла решила, что разговоры о погибшей можно временно отложить и заняться кое чем гораздо более приятным.

Утром следующего дня, пока Сергей брился в ванной, Алла осталась в спальне, позвонила в офис "Самаритянина" и сообщила номер служебного телефона Риты Мартовой.

Деловая Тамара тут же выяснила адрес газеты, в которой та работала, и сейчас сидела в раздумье, кому поручить туда съездить. Можно послать любую из "самаритянок", но они далеки от журналистики. А вдруг гибель Риты как-то связана с её профессией? К примеру, она затеяла журналистское расследование, получила информацию, которая не понравилась человеку, категорически не желающему, чтобы кто-то совал нос в его дела и, тем более, опубликовал эти факты, и от неё избавились. Заказные убийства в журналистской среде, хоть и редко, но все же бывают. Или же возникли какие-либо трения с коллегами. Трудно представить, что один труженик пера убьет другого из зависти, ревности или иных низменных мотивов, но если такое случается в любой среде, то почему не может произойти в редакции газеты?.. В этом случае тот, кто хорошо знает нравы журналистского мира, лучше сориентируется.