Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

– Тебе нужен перерыв?

Оливер покачал головой. Он выглядел так же, как и при последнем разговоре: дрожащие плечи, мертвенная бледность, судорожно сжатые кулаки.

– Все нормально.

– Ты зашел очень далеко.

– Может быть.

– Мы и правда можем прерваться.

– Я же сказал, все нормально. Я больше не ребенок.

Щелкнула дверная ручка. Вошел Ханнес. Вехтер взглянул на него:

– Это была..?

Ханнес покачал головой:

– Элли.

Он резко запрокинул голову назад, стряхнув пряди волос с лица, и сел. Положил на стол мобильник и пачку сигарет. От него веяло холодным табачным дымом. Оливер жадно посмотрел на пачку, но ничего не сказал.

– Давай поговорим о том же, что и вчера. Ты мне сказал, что вроде бы что-то помнишь.

– Разве я такое говорил?

– Говорил. О чем ты помнишь?

– Ни о чем. Это был всего лишь сон или что-то типа того.

– Ты не доверяешь своим воспоминаниям?

– Нет.

– Почему?

Оливер не ответил. Он мигал, словно картинка телевизора при плохом приеме. Вехтер медленно положил ладонь на его руку, чтобы удержать мальчика в реальности. Чтобы здесь остался хоть кто-то. Все что угодно, только бы он не уставился в пустоту. Нет, Вехтер на самом деле хотел оказаться в голове Оливера не на одну минуту.

– Если это был всего лишь сон, то просто расскажи мне о нем. Тогда его так в протокол и впишем.

Оливер с яростью выдернул ладонь из-под руки Вехтера, и тот вздрогнул.

– Это произошло, как в кино. Моментально.

– Что произошло?

– Я… Я был в доме. Вечером. Было темно, я не нашел выключатель.

– В чьем доме?

– В доме Розы. Я стоял перед дверью в ее квартиру. Но я не вошел, могу поклясться, что не вошел…

– Почему не вошел?

– Я не знаю. Я не знаю, произошло ли это на самом деле.

– Тогда клясться слишком легкомысленно.

Они ухватились за тонкую ниточку доверия и шли вдоль нее. В любую секунду она могла оборваться.

– И как было дальше?

– Я слышал голоса. Кто-то ссорился.

– И кому принадлежали эти голоса?

– Розе и…

Он провел рукой по своим светлым прядям, запустил в них пальцы, и вдруг послышался треск рвущихся волос.

Вехтер знал ответ и все же спросил:

– Чей голос ты слышал в квартире жертвы?

– Папин.

Он начал плакать, тихо, совсем как ребенок.

– Мы прервем допрос, – произнес Ханнес.

– Да, – согласился Вехтер. – Мы и так уже закончили.

Если бы они действительно закончили, то у прокуратуры уже был бы убийца, а мальчика оставили бы в покое. Но они этого сделать не могли. Пока еще не могли. И если мальчик был убийцей, для него все только начиналось. Пощади его Бог, если это действительно совершил он.

– Эй! – Он протянул мальчику платок. – На сегодня мы закончили. Ты хорошо го…

Слишком поздно он заметил этот взгляд.

Оливер плюнул ему в лицо.

Вехтер молчал, Ханнесу ничего другого не оставалось, как смотреть в окно. Дворники работали, но совершенно зря: мелкие ледяные кристаллы бились о лобовое стекло, не оставляя и следа. Ханнес некоторое время наблюдал за этой снежной бомбардировкой, потом проверил в телефоне свою электронную почту и снова уставился на снегопад.

– Ты действительно думаешь, что Оливер…

– Давай ты меня с этим пока оставишь в покое, – ответил Вехтер.

Уголки его рта угрюмо опустились. Ветер бил в машину потоком ледяных игл. Ханнес снова уткнулся в телефон, но новых сообщений не было, даже сигналов об экзотических приложениях.

– Сколько слов есть у инуитов для обозначения снега? – спросил Вехтер скорее себя самого.

Ханнес что-то набирал двумя пальцами.

– «Гугл» говорит: от нуля до ста.

– Ты всегда должен быть таким рассудительным?

– Ну ты же спросил, правда?

Ханнес потянулся и помассировал шею – в затылке словно иголки кололи. Он это почувствовал еще в душной комнате для допросов, и от его неловких попыток размяться стало только хуже. Ханнес даже не мог пожаловаться: он ведь был жив, по крайней мере.

– Что хотела Элли? – спросил Вехтер.

– Роза Беннингхофф навещала Паульссена незадолго до своей смерти.

– Теперь у нас есть доказательство, что они были знакомы.

– Но это же и так было ясно, правда? Просто результат усердной работы.

– Все, что мы делаем, – усердная работа. Вскоре после этого визита ее обнаружили мертвой, – произнес Вехтер. Здесь должна быть какая-то связь. Таких совпадений не бывает.

– А теперь давай серьезно: это дряхлый старик. Он выходит гулять с ходунками. Как, скажи на милость, ему физически удалось справиться…

– Я сейчас не хочу заранее ничего исключать. Я ищу решения, – сказал Вехтер. – Ему и Элли удалось обвести вокруг пальца. Предположим, что он не преступник, но у него может быть ключ к решению. Иначе почему незадолго до смерти Розы он вновь появился в ее жизни?

– Хм…

– Элли еще что-то хотела?

– Это все.

Ханнес умолчал о том, что он без спросу выложил Элли всю историю о дочке. К его удивлению, она не сказала: «Ничего страшного», или «Вот увидишь, завтра утром она появится у тебя на пороге», или еще какую-то чушь. Вместо этого она спросила:

– Я могу чем-то помочь?

– Чем тут поможешь? Нужно, чтобы кто-то из нас был дома. Йонна сама очень переживает из-за всей этой истории, упрекает себя в том, что оставила Лили одну. Мне необходим человек, который бы отпускал шутки по этому поводу, потому что ему наплевать на ситуацию.

– Мне не наплевать, Ханнес.

Ее слова оставили теплый след в его душе.

Вибрировал его телефон. Ханнес выключил звук, но и жужжание пугало его до смерти. Номер был незнакомый, междугородний код, который часто высвечивался дома на стационарном телефоне. Но никто не оставлял сообщения на автоответчике.

– Да.

– Это я. – Голос прозвучал так, словно тонул в зыбучих песках.

Мать Лили. На лице Ханнеса напряглись такие мышцы, о которых он давно позабыл.

– Аня! Куда ты пропала? Она у тебя?

– Кто у меня? О чем ты говоришь?

– Лили у тебя? Говори уже!

– С чего бы ей быть у меня? Я же отправила ее к тебе… – Ее голос сорвался. – Скажи немедленно: ты не знаешь, где она находится?

– Лили пропала.

– Как пропала?

– Она собрала вещи и сбежала.

– Ты серьезно? Я же положилась на тебя! Уже и на несколько дней тебя нельзя с ребенком оставить, чтобы ты все не запорол?

– Ничего я не зап…

– Будь добр, не ори на меня!

– Я не ору, – вздохнул Ханнес. – Несколько дней, ничего себе! Я должен был взять Лили на рождественские праздники, а сейчас середина января. Ей давно пора в школу…

– Господи, ты такой же зануда. Ты вообще не изменился.

– Мы уже пару недель пытаемся до тебя дозвониться. Ты ведь не можешь просто спихнуть на нас дочь…

– Я в больнице.

Ханнес ждал, что Аня продолжит, но слышал лишь ее дыхание.

– Почему в больнице? Давай, рассказывай…

– Я расскажу. Если ты перестанешь меня перебивать и не будешь орать.

– Это ты меня перебиваешь…

– Мы можем оставить все как есть. И я сейчас отключусь.

Вся энергия вытекла из него по капле. Ане снова удалось довести его до такого состояния, когда он чувствовал себя сваренным и выжатым.

– Говори.

– У меня нервное истощение. У меня больше нет сил. Я одиннадцать лет все тащила на себе, это было чересчур.

– Ты где?..

– Я не хочу об этом говорить.

Ханнес сжал зубы. Она снова это сделала.

– Мне так лучше. Лили слишком злится, чтобы переживать из-за меня, – сказала она.

– Аня… – Ханнес взъерошил волосы и попытался говорить как можно спокойнее. – Можно я тоже кое-что скажу?

– Да, тебе ведь никто не запрещает, правда?

Необходимо оставаться спокойным. Не вздыхать слишком громко: она это ненавидит.

– Лили думает, что больше тебе не нужна.

Повисла долгая пауза. Ханнес не знал, закончила ли Аня разговор. Он слышал лишь шипение, наверное, это было ее дыхание. Потом снова раздался голос, очень четко и очень близко:

– Если она объявится, то скажи ей, что я вернусь. Скоро. Что я ее люблю. Сейчас я не могу…

Щелчок.

Она прервала разговор.

Ханнес опустил телефон на колени. Части головоломки встали на свои места: исчезновение Ани, состояние Лили, в котором она попала к Ханнесу. Девочка без зимней куртки в чемодане, которая даже не знала, что картофель растет в земле. Как давно у Ани «больше нет сил»? Их уже не было, когда она вышвырнула Ханнеса из квартиры, когда она по праву выставила его вон? Или их не стало намного позже? И как долго Ханнес об этом ничего не знал, потому что ограждал от всякого дерьма новую семью? У него ведь была новая замечательная семья с миленькими белокурыми детишками.

Ему не следовало сдаваться. Аня была права. Он все запорол.

– Кто это? – спросил Вехтер.

Ханнес засунул телефон в карман куртки.

– Никто.

Просто женщина, на которой он все еще был женат.

– Приятного аппетита!

Голос Элли заставил Вехтера оторваться от письменного стола. Он ломал голову над отчетом для Целлера, но любая идея, за которую он хотел ухватиться, тут же смешивалась в голове с прочей мысленной кашей, растворялась и исчезала. Возможно, обед – это не такая уж плохая идея. Вехтер уже подумывал о кренделе и о маленьких булочках из кафетерия, которые продавщица презрительно называла «капкейками». Время еды – законный перерыв, и можно не думать, как дальше распутывать дело. Его команда ждала, когда Вехтер укажет направление расследования. Никто не высказывался по этому поводу, но комиссар чувствовал это ожидание, и оно тяготило его. Что он будет делать, если его единственный свидетель окажется неблагонадежным и в один миг все его построения накроются медным тазом? Он ввязался в это дерьмо. Он поставил на Оливера и проиграл. Может, так будет лучше всего: он напишет этот дурацкий отчет Целлеру. Тогда он сможет хоть что-то предъявить начальству. Там пока займутся бумажками Вехтера.